Читать книгу "Кодекс надежды - Наталья Александрова"

Вскоре все монахи и послушники, свободные от неотложных дел, собрались в монастырской церкви.

Брат Ансельм начал двадцать второй псалом, пропел первую строку, и остальные монахи дружно подхватили. Звонкие голоса сплелись в сложный узор хорала и поднялись к церковному куполу.

Брат Никодим почувствовал удивительную легкость и радость, которые всегда возникали у него при пении псалмов. Он чувствовал, как его голос вливается в общую гармонию, чувствовал, как искренняя вера наполняет все его сердце…

Вдруг раздался громкий крик, и на середину церкви выбежал молоденький послушник. Лицо его было перекошено, глаза округлились от ужаса.

– Смерть! – выкрикнул он, задыхаясь, и схватился за грудь. – Смерть и ужас!

Отец настоятель поднялся во весь свой рост, подошел к послушнику и схватил его за плечо:

– Надеюсь, у тебя была серьезная причина, чтобы помешать богослужению!

– Смерть… – повторил послушник и разразился безудержными рыданиями.

Сейчас брат Никодим разглядел, что он совсем еще юн, едва ли хоть раз брил бороду.

– Говори толком, что случилось? – отец настоятель смягчил свой голос.

– Брат библиотекарь… – пролепетал послушник, преодолев рыдания. – Он мертв… он умер… он убит…

– Убит?! – переспросил отец настоятель и быстро огляделся, словно проверяя, нет ли рядом посторонних, не подслушивает ли кто-то их разговор. – Веди нас!

Послушник вытер глаза, подобрал край рясы и быстро пошел из церкви в сторону жилого здания.

Отец настоятель шел за ним большими шагами, прочие монахи поспешали следом, перешептываясь.

Коридор, который соединял монастырскую церковь с восточным крылом монастыря, где размещались скрипторий и библиотека, был еще совсем темен. Кто-то из монахов озаботился взять в церкви канделябр с тремя свечами, и теперь колеблющийся свет этих свечей озарял путь взволнованным братьям.

Вслед за послушником монахи, тихо переговариваясь, вошли в скрипторий.

В окнах, выходящих на восток, уже розовели первые лучи восходящего солнца, но в самом зале было еще довольно темно. Дверь, ведущая из скриптория в библиотеку, была широко распахнута, что само по себе вызывало беспокойство: брат библиотекарь никогда не оставлял ее открытой.

Послушник вошел в эту дверь и замедлил шаги. Теперь он шел, с трудом переставляя ноги, как будто к ним были привязаны мельничные жернова.

За дверью начиналась крутая винтовая лестница, по которой сам брат библиотекарь и его помощники несколько раз в день поднимались в хранилище, чтобы принести в скрипторий очередной манускрипт или вернуть его на место.

На лестнице было куда темнее, чем в скриптории.

Послушник остановился, пропустив вперед брата с канделябром, и все продолжили восхождение. Наконец лестница кончилась, и монахи столпились на пороге библиотеки.

И тут раздался вздох ужаса, исторгнутый одновременно десятком людей.

Брат Никодим, который шел позади, шагнул вперед, чтобы разглядеть, что так напугало братьев.

Прямо напротив входа в книгохранилище было большое стрельчатое окно, забранное стеклом в частом свинцовом переплете. Окно это выходило на восток, и в дневное время через него проникало вполне достаточно света, чтобы в библиотеке можно было работать. Но сейчас окно было почти целиком закрыто чем-то массивным, что брат Никодим не сразу смог разглядеть, поскольку этот предмет находился против света.

Когда же глаза его привыкли к такому освещению, он ахнул, как прочие братья, и попятился.

На окне висел брат библиотекарь, раскинув руки в широких рукавах, похожих на крылья огромной летучей мыши. Одежда его была в темной крови, голова вывернута под неестественным углом, рот широко открыт, будто в немом крике, и из него свисало что-то красное. Приглядевшись, брат Никодим с ужасом увидел, что это язык несчастного библиотекаря.

Глаза его были выколоты и смотрели на вошедших двумя черными провалами.

В этот самый миг взошло солнце, и первые лучи его, проникнув в стрельчатое окно, окружили мертвого библиотекаря золотой сияющей короной.

– Он распят! – вполголоса проговорил кто-то из монахов и перекрестился.

– Распят, распят! – пробежало по испуганной толпе ужасное слово, словно ветер по траве.

И вслед за этим прозвучало еще одно слово.

– Дьявол! – воскликнул старый брат Даниил и выступил вперед, опираясь на свой посох. – Дьяволовы козни! Говорил я, что в нашем монастыре запахло адскими миазмами!

На этот раз слова престарелого переписчика упали на благодатную почву.

– Дьявол… дьявол… – зашептали монахи, истово крестясь. – Только он мог сотворить такое ужасное дело!

– Дьяволовы козни! – твердил брат Даниил.

Всем и впрямь показалось, что в библиотеке отчетливо запахло серой.

Тогда на середину комнаты вышел отец настоятель и возгласил своим мощным голосом:

– Всем покинуть библиотеку! Останутся только брат Амвросий и брат Рудольф! Прочим вернуться в кельи!

Решительный голос настоятеля возымел действие.

Монахи опустили глаза и один за другим покинули библиотеку. Однако, когда брат Никодим хотел выйти вслед за остальными, отец настоятель окликнул его:

– Брат Никодим, останься!

Ляля шла по длинному унылому коридору, сверяясь с повесткой. Вот он, пятнадцатый кабинет. Потертая табличка на двери указывала, что в кабинете сидит следователь Крачкин В. В.

Ляля вздохнула, выпрямила спину, нацепила на лицо безразличное выражение и постучала в дверь.

– Можно?

– Подождите в коридоре! – послышался из кабинета ворчливый скрипучий голос.

Голос Ляле не понравился, она отошла в сторонку и села на неудобный шаткий стул, что стоял напротив кабинета. Стул был металлический, такие стулья ставят обычно на открытых станциях метро, они не боятся сырости. Здесь же сырости не было, зато невыносимо дуло из приоткрытого окна.

Сегодня с утра была отвратительная погода, которая очень соответствовала Лялиному настроению – на небе совсем низко висели свинцовые тучи, задувал сильный холодный ветер, так что деревья качались и листья неслись по улице и попадали под ноги.

Ляля надела флисовку с капюшоном, но какой-то козел на джипе проехал рядом по луже, и она не успела отскочить. Сейчас она сняла мокрую флисовку, но проходящий мимо пузатый мужик в полицейской форме очень неодобрительно покосился на ее татуировки. Тут Ляля спохватилась, что вчера совсем забыла нарисовать свежую на месте той, что смылась, и теперь вид совсем подозрительный.

Она снова надела куртку, но спина тотчас заледенела, Ляля поежилась и попыталась передвинуть стул, но вся конструкция из трех стульев была, похоже, привинчена к полу. Вот интересно, для чего? Чтобы не украли или чтобы не использовали в качестве оружия ближнего боя?