Читать книгу "Бунин и Набоков. История соперничества - Максим Д. Шраер"

Набоковы переехали с французской Ривьеры в Париж в октябре 1938 года и прожили до середины февраля 1939 года в прекрасной части 16-го аррондисмана по адресу: рю де Сайгон, 8[248] – рядом со станцией метро «Аржантин» – на полпути между Этуаль и Булонским лесом. Из Парижа Бунин продолжал получать злоречивые отчеты о Набокове. В этом смысле очень характерны реакции Бориса и Веры Зайцевых, в которых эстетическое неприятие смешано с этнорелигиозными предрассудками против евреев и их родных и близких. Так 12 ноября 1938 года Зайцев пишет Бунину:

Ну а Сирин? Вера на ночь читала этого Вальса в ярости . А я и читать на стану, с меня довольно его рассказа в «Р з» и опять «Дара» . Я нашел себе писателя по вкусу, апостол Павел. Этот писал действительно замечательно. Это тебе не Сирин[249].

А еще через месяц, в письме Бунину от 11 декабря 1938 года, Зайцев развивает тезис о «разделительной черте» Набокова:

Сестра моя Надя недавно заявила мне тихим своим и покорным голосом: «Не нравится мне Сирин. Кривляка». Сирин читал . Говорят, читал хорошо (я не был). В общем, он провел собою такую линию, «разделительную черту»: евреи все от него в восторге – «прухно» внутреннее их пленяет. Русские (а уж особенно православные) его не любят. «Русский аристократизм для Израиля». На том и порешим[251].

Несмотря на собственные счеты с Набоковым, Бунин до конца жизни не принял зайцевский тезис нетерпимости.

В ноябре 1938 года Набоков преподнес Бунину экземпляр только что вышедшего «Приглашения на казнь» со сдержанной надписью:

.

Дорогому Ивану Алексеевичу

Бунину

с самым лучшим приветом

от автора

XI-38[252]

Бунин не сделал ни одной пометки на полях романа.

Весной-летом 1939 года Бунин и Набоков обменялись несколькими письмами. Хотя Бунин провел январь и большую часть февраля 1939 года в Париже, занимаясь издательскими делами, писатели не виделись, о чем мы узнаем из письма Набокова:

.

Дорогой Иван Алексеевич,

мне не везет. Все это время хотел к вам зайти, но мешали тысячи забот, а теперь когда собрался, вас уже не застал в Париже.

Послал ли вам Каплан мою книжку?[253] Распорядился я об этом сразу после ее выхода.

Очень жалею, что вы уехали, не повидавшись со мной, крепко жму вашу руку, лечу зубы у Каминской[254], жена кланяется.

Ваш В. Набоков[255]

До начала Второй мировой войны оставалось всего несколько месяцев. Набоков занимался отчаянным поиском профессорского места, надеясь вывезти семью из Франции. Вначале взгляд Набокова был обращен на Англию, где он побывал дважды весной и летом 1939 года, совмещая поиски преподавательского места и выступления. В апреле 1939 года в Лондоне Набоков не только выступал с чтением русскоязычных произведений (5 апреля в «Русском доме» Евгения и Надежды Саблиных в Лондоне), но и читал главы из рукописи своего первого англоязычного романа The Real Life of Sebastian Knight («Настоящая жизнь Себастьяна Найта») в доме друзей Глеба Струве – Алана и Анджелики Хэррис. В Париж он вернулся в конце апреля. В самом конце марта 1939 года, за неделю до отъезда в Лондон, Набоков пишет Бунину из Парижа, где с середины февраля по конец апреля 1939 года Набоковы жили в меблированных номерах на рю ле Моруа все в том же 16-м аррондисмане. После этого Набоковы вновь переехали, на этот раз в мрачную квартирку по адресу рю Буало, 59[256]:

.

Hotel Royal-Versailles 31, r Le Marois Paris XVI

Дорогой Иван Алексеевич,

спасибо за вашу милую открытку[257]. Собираетесь ли вы сюда? Впрочем, знаю, как сейчас дивно хорошо на юге, какие ползут цветы, какие запахи, – очень меня тянет туда, – но вместо этого еду на несколько дней в Англию давать вечер у Саблиных[258].

У меня к вам просьба. Чем гаже мои дела, тем упорнее пытаюсь добиться места лектора по русским предметам в каком-нибудь американском или английском университете. Люди знающие сказали мне, что прежде всего необходимы «testimonials», т. е. референции от знаменитых людей, чьи имена производили бы должное впечатление на англо-саксонских ректоров. Я избрал трех жертв: вас, Ростовцева и Бердяева[259]. Прилагаю копию того, что прислал мне Ростовцев; надеюсь, что вы не откажетесь выдать мне референцию в таком же духе, причем для меня было бы очень существенно, чтобы озаглавлено было так же, как у него (т. е. годилось бы для любого университета), а также, чтобы упомянуто было о специальных изысканиях в области истории русской литературы, языка и мысли, которыми я много лет занимался. Писать можно по-английски или по-французски, как вам удобнее.