Читать книгу "Гагара - Надежда Васильева"

– Дерьмо он, понимаешь?

– Понымаю, – кивнул Званэк. – Дэрмо нэ надо трогать. Оно вонает.

– Это точно! – согласился Митька.

Ему вдруг так захотелось увидеть деда, что на глаза навернулись слёзы. Он закрутил головой, чтобы этого не заметил Званэк.

– Не пойду в гостиницу! Не хочу отца видеть.

– Пойдом ко мнэ! – с радостью предложил Званэк.

Митька вздохнул. А что? Это выход.

А навстречу уже спешили отец с Бегемотом. Оба взмокшие, распаренные, будто из бани.

– Ты, Дмитрий, меня прости, – по-детски прижал Бегемот свой двойной подбородок к потной грудине. – Ну пошляк я, пошляк! Это твой отец правильно сказал. Но и ты хорош, петух! Давай мировую! – и протянул Митьке свою мясистую руку.

Митька сопел. Такого поворота дел он вовсе не ожидал и готов к нему не был.

– Прости его, сын. Я ведь тоже ему за тебя вмазал.

Бегемот потер рукой шею. Потом вдруг принялся бить себя кулаками по толстым щекам, по бритой голове, пискляво приговаривая:

– Бейте меня! Бейте! У меня голова толстая – выдержит.

Ну что с ним будешь делать? Митькина физиономия невольно расплылась в усмешке. Вроде бы нехотя, но все-таки ударил Бегемота по руке. Лады, значит.

– Я к тэбе завтра зайду, – пообещал Званэк. – Мнэ сэйчас в одно мэсто сбегать надо.

И испарился. Только его и видели. А Митька, повиснув на руках отца и Бегемота, запрыгал на одной ноге в сторону гостиницы.

Тет-а-тет

Митька покачивался на скамейке под навесом и с тоской смотрел на лягушатник. Купаться ему было нельзя. Порезанная стеклом ступня заживала плохо. Наступать на ногу он еще не мог и потому сумел добраться только до этой скамейки. Отец ушел с Бегемотом на море. А Митьке всучил брошюру кроссвордов, на которые Митьке было, если честно, глубоко начхать. Ни известной французской певицы из четырех букв, ни знаменитого рок-ансамбля из восьми и уж тем более струнного инструмента из пяти букв он не знал и знать не хотел. Душа опять изнывала тоской по деду и деревне.

Дед, наверное, проверяет раколовки. Вода в их озере настолько прозрачная и светлая, что дно видно даже на трехметровой глубине. Раков в озере водилось много. Иногда попадалось и до двухсот штук. Дед на веранде вываливал их из корзины, и Митька проводил с раками эксперименты. Если засунуть в клешню рака спичку, он зажмет ее так сильно, что она может висеть на клешне хоть полдня. А еще раки очень смешно щелкают шейками об пол. Для чего они это делают, Митька не знал, но наблюдать за всем этим было забавно.

У деда на берегу озера был свой собственный ветряк. Если вдруг в ненастную погоду в деревне отключалось электричество, дед врубал свое автономное энергоснабжение. «Худо-бедно», как любил говорить дед, а впотьмах не сидели. В деревне была настоящая жизнь.

А здесь, на курорте, все казалось Митьке игрушечным. И эти шезлонги, и пластиковые стульчики, и бассейн для детей, который пустовал без дела, потому как даже маленьким детям интереснее походить по настоящему песку, побросать в морские волны настоящие камушки. И даже колесо обозрения не шло ни в какое сравнение с лабазом, который был построен дедом на четырех, росших близко друг к другу соснах.

Сосны были ровными и высокими. Дед рассказывал, что именно из такой древесины строят корабли. Ни одного сучка на стволе до самой кроны. Лабаз был построен клёво. Каркас был прикреплен к стволам стяжками. Ольховые жерди нижней и верхней площадок были устланы еловым лапником. С крыши лабаза лапник свисал живым козырьком и защищал от непогоды. Даже в дождливый день здесь было сухо. С трех сторон нижняя площадка была огорожена перильцами из ольховых колышков. В сильный ветер деревья раскачивались, и лабаз превращался в настоящую колыбель. Построен лабаз был в охотничьих целях, на тот случай, когда к деревне подходило стадо диких кабанов. Кабаны наносили немалый вред картофельным полям. С лабаза открывалась такая панорама, что дух захватывало.

Чаще всего Митька забирался на лабаз с Ванькой Рушновым. Хоть и младше на два года, но парнем тот был толковым и с хорошей фантазией. Иногда они представляли себя за штурвалом вертолета, а иногда – на борту большого корабля. С лабаза хорошо было видно даже Онежское озеро. Митька нацеливал в сторону озера дедов бинокль и, войдя в роль капитана, отдавал Ваньке четкие команды. «Есть, капитан!» – послушно внимал Ванька, охотно поддерживая игру. Однако последнее время все чаще на лабаз Митька лазил один. В мечтах его уносило так далеко, что Ваньке уже вряд ли было за ним поспеть. Хотелось понаблюдать за облаками, за работой дятла, который стучал где-то очень близко, да и вообще просто побыть одному, подумать. Эх! Показать бы этот лабаз Рите.

– Дима!

Послышалось, что ли? Митька закрутил головой, а сердце забилось так часто и гулко, словно кто молоточком застучал по бетонному краю бассейна. Он бы узнал Ритин голос из тысячи. И она была одна!

– Мне твой папа сказал, что у тебя проблема с ногой и ты не можешь ходить. Я нам мороженое купила, вкусное, с орехами. Угощайся.

– Спасибо. Присаживайся. – Митька подвинулся.

Какое-то время молча ели эскимо. Митька молил, чтобы мороженое не очень быстро кончалось, потому что не знал, о чем вести разговор. Но мороженое таяло на глазах и уже даже текло по пальцам. Приходилось их облизывать.

– Ты что такой скучный? Тебе здесь совсем не нравится?

– Не-а! – покачал головой Митька. – Здесь все какое-то ненастоящее. Как в театре. Я к такому не привык.

– А где тебе нравится?

– В деревне, у деда.

– Я никогда не была в деревне. Как там? Расскажи.

И Митьку понесло. Никогда еще не заливался таким соловьем. Рассказал про корову Зорьку, что пасется с колокольчиком на шее и к сумеркам сама приходит домой; про Шарика, который подвывает бабушке, когда та запевает русскую народную песню; про кота Степана, который научен кивать, когда ему задаешь вопрос: «Есть хочешь?» Но это всё были только цветочки, которые преподносились Рите с легким юмором. Потом в Митькином голосе появились серьезные нотки. Разговор свернул на лабаз, остров Откровения, чудеса святой воды, которая лечит бородавки.

– Как я хочу все это увидеть!

Глаза у Риты горели таким восторгом, что у Митьки вырвалось:

– А ты приезжай! Обязательно тебя туда отвезу. У меня дед с бабулей мировые! – И Митька с чувством качнул ногой скамейку.

Крашеные цепи сначала недовольно заскрипели, потом разошлись, замурлыкали, и мир блаженно закачался в серых Ритиных глазах.

Самая счастливая ночь

Однажды после ужина женщина-аниматор объявила в микрофон, что сегодня будет праздноваться день именинника. Всех, кто родился в июле, пригласили на площадку, где играл оркестр. Среди них была и Рита. Ведущая вручила всем именинникам подарки и попросила их под музыку станцевать танец маленьких утят. Рита танцевала очень красиво. Она была в легком брючном костюме серебряного цвета, в распущенных волосах – серебристая лента. Митька не мог глаз от нее оторвать. И кажется, это заметил отец. На его холеном лице промелькнула усмешка. Ну и пусть! Пусть гримасничает! Сам-то как на женщин смотрит! Особенно вон на ту, рыжую, с пышным, наполовину оголенным бюстом, что сидит от них через два стола. Каждый вечер от отца несет запахом туалетной воды. И тут уж необязательно быть Шерлоком Холмсом, чтобы угадать, кто душится такими духами.