Читать книгу "Молотов. Тень вождя - Борис Соколов"

Если в связи с допущенной в административном механизме оплошностью или недоработкой от Сталина поступало ука-

зание “найти й наказать виновного”, то жертву следовало обнаружить немедленно, даже не занимаясь длительными расследованиями. Тем более беспощадно расправлялись с каждым, кто вызывал малейшее недовольство вождя. Вспоминается такой эпизод. Как-то Сталин отправил Рузвельту телеграмму, на которую ждал скорого ответа. Но прот шел день, второй, третий, а от американцев ничего не поступало. Молотов поручил мне выяснить, не задержалась ли телеграмма по пути. Отвечал за прохождение правительственных посланий начальник шифровального отдела Нар-коминдела, к которому я и обратился. Он навел справки и сообщил, что телеграмма без помех прошла к пункту, до которого простиралась наша ответственность. Дальше следили американцы, и, поскольку от них не поступало никакого сигнала, надо полагать, что все в порядке. Я все же предложил запросить американцев. Оказалось, что на их стороне произошла какая-то помеха, в связи с чем послание пришло в Вашингтон с двухдневным опозданием. Учитывая условия войны, когда всякое могло случиться, я пришел к выводу, что никакого ЧП не произошло. Так и доложил Молотову.

— Кто же виноват? — спросил он строго.

— По-видимому, никто, по крайней мере, на нашей стороне...

— То есть как это — никто не виноват? Что же я скажу товарищу Сталину? Он очень недоволен и распорядился найти и наказать виновных. А вы мне говорите, что виновных нет! Вы гнилой интеллигент!

Я стоял, опустив голову, не зная, что ответить.

— Что вы стоите как истукан! — раздраженно выкрикнул Молотов. — Позовите Вышинского!

Я пулей вылетел из кабинета.

Вышинский был т^огда первым заместителем наркома иностранных дел, но все мы помнили его как генерального прокурора, получившего зловещую славу во время политических процессов 30-х годов. Он-то найдет виновного, думал я, набирая по кремлевскому аппарату его номер».

С Вышинским Молотов дружно работал еще в период Великой Чистки, но вряд ли предполагал, что со временем Андрей Януарьевич сменит его во главе МИДа.

Поручив Вышинскому разобраться, Молотов уже спокойным тоном принялся втолковывать Бережкову:

— В каждом промахе обязательно кто-то виноват. Что из того, что всегда проверяли прохождение телеграмм только на нашей стороне! А кто завел такой порядок? Надо было проверять всю линию. Кто-то же этот несовершенный порядок установил? А вы говорите — нет виноватого...

Вскоре стало известно, что начальник шифровального отдела исключен из партии и снят с работы. По свидетельству Бережкова, «Молотов долго помнил этот инцидент. Заходя в нашу с Павловым комнату по какому-то делу, а это случалось нередко, он, видя мой приоткрытый сейф, шутливым тоном говорил:

— Ну вот, опять у этого гнилого интеллигента душа нараспашку, сейф не заперт, на столе разбросаны бумаги, входи и смотри. Ох уж эти мне русские интеллигенты!..»

Если проанализировать рассказ бывшего молотовского переводчика, то напрашивается вывод, что никакой самостоятельностью в проведении внешней политики Вячеслав Михайлович не обладал. Он мог лишь советовать Сталину предпринять тот или иной дипломатический шаг, но при этом больше всего боялся, что предложение, не дай бог, вызовет гнев вождя.

Свою роль в НКИДе Молотов видел в доведении до сотрудников сталинских директив и их реализации в ходе переговоров с иностранными партнерами. Он так понимал задачи дипломатии:

«В большинстве случаев послы — передатчики, что им ска-' жут, они только в этих пределах действуют. Я видел, когда мне приходилось действовать в качестве министра иностранных дел, особенно после Сталина, многие удивлялись, что я так самостоятельно веду себя, но я — самостоятельно только в пределах моих директив и стараюсь это подать в таком виде, будто бы обо всем мы договорились. Так дипломат и должен поступать».

Из этого признания подчиненная роль Молотова в осуществлении внешней политики видна особенно явно.

Очень точно роль Молотова в сталинской дипломатии охарактеризовал известный историк и журналист Леонид Млечин:

«Молотов не был дипломатом в традиционном понимании этого слова. Он не был дипломатом, который должен очаровывать партнеров на переговорах, завоевывать друзей и союзников. Этим занимался Сталин, прирожденный актер. У них со Сталиным программа переговоров была расписана наперед. Сталин его выпускал первым, и Молотов доводил партнера до белого каления своим упорством. Тот был в отчаянии, считал, что все сорвалось, а это была лишь разведка боем. После такой подготовки высокопоставленных гостей везли к Сталину... Во время бесед Сталина с иностранцами Молотов молчал, иногда Сталин обращался к нему, называя его «Вячеслав», предлагал высказаться. Тот неизменно отвечал, что Сталин сделает это лучше. Иностранцы фактически жаловались на Молотова. И добродушный Сталин вроде бы шел им на уступки».

В общем, старая игра в злого и доброго следователя.

Иногда говорят, что Молотов, дескать, был «гениальным менеджером — великим дипломатом». На самом деле и во внешней политике, как и во всем другом, Вячеслав Михайлович был всего лишь сталинским приказчиком. Он скорее изображал главу внешнеполитического ведомства, прекрасно сознавая, что реальным главой был Сталин. Молотов занимался, по сути, техническими вопросами — инструктировал послов, поручал своим сотрудникам готовить меморандумы, материалы для переговоров. А на переговорах с союзниками он демонстрировал поразительную жесткость — чтобы партнеры в полной мере оценили уступчивость и доброжелательность Сталина. Правда, когда действовать следовало быстро, как при заключении пакта Молотова — Риббентропа, или когда слабых партнеров, вроде министров государств Прибалтики, надо было принудить к капитуляции, игра в доброго и злого следователя отбрасывалась. Молотов в этих случаях лишь исполнял приказы Сталина, и они или вдвоем разрабатывали текст договора (как в случае с Риббентропом), или Молотов один вынуждал своих партнеров согласиться на ввод советских войск в Литву, Латвию и Эстонию.

4 мая 1941 годах Политбюро приняло постановление о назначении Сталина председателем Совнаркома, а Молотова — его заместителем по Совнаркому, Жданов стал заместителем Сталина как секретаря ЦК ВКП(б). Это

было сделано «в целях повышения координации работы советских и партийных организаций и безусловного обеспечения единства в их руководящей работе, а также для того, чтобы еще больше поднять авторитет советских органов в современной напряженной международной обстановке, требующей всемерного усиления работы советских органов в деле обороны страны».

На практике начавшаяся спустя всего полтора месяца война не позволила Жданову стать реальным заместителем Сталина в текущих партийных делах. Жданов всю войну почти безвылазно провел в осажденном Ленинграде, и в действительности ту роль, которую постановление от 4 мая 1941 года предназначало Жданову, всю войну и первые послевоенные месяцы выполнял Маленков.