Читать книгу "Берзарин - Василий Скоробогатов"

После той речи Молотова у Сталина была с ним встреча.

— Ну как мое выступление? — поинтересовался у своего шефа его первый заместитель.

— Убедительно, проникновенно. Хвалю тебя, Вячеслав, — ответил Сталин. — Но меня очень волнует один вопрос. Хочу услышать твое мнение. Кто будет отстаивать в Берлине наши интересы?

— Одно из нейтральных государств. Думаю, что договоримся.

— А у меня, Вячеслав, уже есть предложение. Давай сделаем предложение… Японии!

Вячеслав Михайлович улыбнулся понимающе:

— Мудрость Редьярда Киплинга: «Запад есть Запад, Восток есть Восток…» Предложение поддерживаю обеими руками.

Японцев же это предложение шокировало. Они пообещали дать ответ через три месяца. Мы, конечно, ждать не стали. И обратились к Швеции.

В Берлине инициатива Сталина тоже породила страх. Неужели сломается ось «Рим — Берлин — Токио»? Об этом есть запись в «Военном дневнике» генерал-полковника Франца Гальдера. Читаем: «12.00 (22 июня 1941 г.). Поступили сведения о том, что русские восстановили свою международную радиосвязь, прерванную сегодня утром. Они обратились к Японии с просьбой представлять интересы России по вопросам политических и экономических отношений между Россией и Германией и ведут оживленные переговоры с германским Министерством иностранных дел»[30].

В предыдущей главе я уже сообщал читателям, что в то время служил в Красной армии на Дальнем Востоке, в Хабаровске. Из-за разницы в часовых поясах весть о начале войны пришла к нам во второй половине дня. В воскресенье мы обычно убирали двор и казармы, после обеда объявлялся «тихий час». И потому начало войны я «проспал». А вот мой приятель, Степа Родионов, спать не лег, а ушел в Ленинскую комнату, чтобы почитать, и услышал по радио голос Молотова, прибежал в казарму, разбудил меня: «Вставай, война!» Голос его дрожал от волнения. Через пару минут я уже слушал речь Вячеслава Михайловича. В Ленинской комнате набилось много людей. Мы выслушали всю программу передач. Ночью мало кто из нас смог уснуть. А утром после завтрака мы пошли на плац. Там готовился митинг. Политрук подошел ко мне, шепнул: «Тебе дадут слово». Действительно, после нескольких выступлений назвали мою фамилию. Я сказал что-то патриотическое… Помню свою фразу: «Нынче солнце встало над землей кровавым шаром».

Потекли тревожные дни. Тогда же нам стало известно, что президиум Верховного Совета СССР принял указы «О мобилизации военнообязанных…», «Об объявлении в отдельных местностях военного положения…».

Мы со Степой Родионовым, оценивая ситуацию, бросились в крайность, решили написать и передать по команде рапорт с просьбой направить нас в действующую армию добровольцами. Передали рапорт в свой штаб и отправили письмо в Москву. Наш комиссар, которому попало в руки наше послание, вызвал нас для беседы. Сказал, что мы поступили опрометчиво.

— Вы же военнослужащие, курсанты. Ваши судьбы будут решаться так, как это потребуется для пользы дела, — сказал он нам.

Мы пытались объяснить наш поступок:

— Мы пробуем свои силы в журналистике, в литературе. Побывав на фронте, напишем пьесу «Два товарища».

— Не торопитесь, дорогие мои. Закончите учебу, там видно будет. И пьесу вы, в конце концов, сочинить успеете.

На том и остановились. А письмо, отправленное в Москву, вернулось в Хабаровск. Дала нам ответ райкомовская девушка.

На фронт рвались многие. Никто не уклонялся. Позже узнали, что в действующей армии оказались сыновья прославленных военачальников — М. В. Фрунзе, В. И. Чапаева, А. Я. Пархоменко и др. В костер войны были 1акже вовлечены сыновья А. И. Микояна, Н. С. Хрущева, сын революционерки Долорес Ибаррури и др. Леонид Хрущев — летчик, оказался в немецком плену. О его судьбе в печати циркулировали порочащие его имя сведения. Но Тверской суд города Москвы в 2006 году вынес вердикт, по которому Леонид Хрущев признан пропавшим без вести во время боевого вылета 11 марта 1943 года. Его жену, Сизову, ссыльную, я встречал в 1961 году в Караганде.

О сыновьях И. В. Сталина, Якове и Василии, сначала никаких разговоров нигде не было. Слухи, сплетни — опасны, их вождь не любил. Такие «разговорчики» добром не кончались. А уже позже просочилось в народ кое-что из личной жизни вождя. Узнали, например, что его старший сын, офицер Яков Джугашвили, 22 июня 1941 года разговаривал с отцом. Яков служил в должности командира батареи в Белоруссии, в Витебске, в 14-м гаубичном полку 14-й бронетанковой дивизии. Он позвонил по телефону из Витебска Иосифу Виссарионовичу и сказал, что вместе со своей воинской частью отправляется на фронт. Сталин ответил:

— Иди и сражайся!

Василий Сталин, выпускник Качинского авиационного училища, начал войну под Сталинградом, командуя 32-м гвардейским полком, затем — 3-й гвардейской дивизией. В ходе боев под Берлином Василий Сталин возглавлял 286-ю истребительную дивизию. За успешные действия награжден дважды орденами Красного Знамени, орденом Александра Невского и орденом Суворова I степени, польским Крестом Грюнвальда. К имени Якова Джугашвили в этом повествовании я еще вернусь. А пока буду говорить о дне 22 июня…

На западных рубежах весь личный состав вооруженных сил страны, в том числе 27-й армии, с получением сообщения о фашистской агрессии был поднят по тревоге. Все инструкции на этот счет имелись. 27-я стала действовать по схемам чрезвычайного положения. Генерал Берзарин вышел на связь с военным округом. Командующий Ф. М. Кузнецов сказал генералу:

— Вам уже известно, но повторяю: немцы безо всякого предупреждения нанесли удар по пограничникам и передовым частям войск прикрытия. Бомбят города. Объявить тревогу, сообщить частям.

Берзарин распорядился:

— Всем подразделениям, частям и соединениям двадцать седьмой предлагаю немедля, в срочном порядке вывести личный состав и матчасть из населенных пунктов, разместить людей и технику в окрестных лесах, сооружать разного рода укрытия, наладить связь, организовать противовоздушную оборону, устанавливать контакт с органами снабжения…

Вторые сутки боев, положение наших войск ухудшается.

Начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Гальдер в воскресенье 22 июня 1941 года приступает к «ежедневным записям» — начинает вести служебный дневник. Он делал записи и раньше, однако сейчас он отражает в них, как развертываются военные действия в России. Фюрер на совещании в Бергхофе 31 июля 1940 года изрек: «Чем скорее мы разобьем Россию, тем лучше. Операция будет иметь смысл в том случае, если мы одним стремительным ударом разгромим всё государство целиком».

Судя по записям Гальдера, немецкий Генштаб приблизительно знал, какие силы в России противостоят Германии. Но не вникал в детали. И только на 14-й день войны, 5 июля 1941 года, Гальдер перечисляет русские армии, вступившие в бой. По его мнению, армий десять. В их числе 27-я армия. Армия генерала Н. Э. Берзарина! Берзарин? Да, тот самый, «друг» японцев, ученик маршала Блюхера. Может, против него выставить элитный корпус «Чернобурая лиса» («Зильберфукс»)? Но этот корпус уже воюет под Мурманском.