Читать книгу "Воспоминания командира батареи. Дивизионная артиллерия в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945 - Иван Новохацкий"

Чтобы как-то решить вопрос снабжения частей боеприпасами, выходило население многих сел. Выстраивались цепочкой от села до села и с утра до позднего вечера из рук в руки передавали снаряды, мины, гранаты, зачастую под дождем, а то и в снежную бурю, иногда под обстрелом и бомбежкой. Но основное снабжение осуществлялось транспортной колонной, которой я руководил. В нее входило несколько сот лошадей и большое количество повозок. Часть лошадей использовалась как вьючный транспорт.

Размещалась колонна на окраине города Шпола в колхозных конюшнях, сохранившихся с довоенного времени. Здесь же с лошадьми располагались и все ездовые.

Лошадь требует к себе постоянного внимания, ее надо вовремя накормить, напоить, почистить, починить сбрую, повозку, а то и подлечить. Надо и корм где-то добывать. Выдавали немного овса, но этого было мало. В общем, забот хватало.

У меня были помощники, в том числе ветеринарный врач лейтенант Шемендюк. Разместились мы в ближайшей от конюшни избе. Впервые за два года войны довелось ночевать в теплой избе и даже на кровати, без верхней одежды и обуви. Недолго продолжалась эта идиллия.

Глава 8.
С боями к Днестру. Освобождение Молдавии

Корсунь-Шевченковская битва закончилась, и, хотя стояла сильная распутица, наш фронт пришел в движение. На нашем участке фронта наступление началось в ночь с 8 на 9 марта. Надо было не дать противнику закрепиться, зарыться в землю. И хотя сил и боеприпасов у нас было мало, надо было не упустить момент, пока противник деморализован недавним разгромом.

Наступать ночью очень трудно, тем более в такую распутицу, но надо было в сложившихся условиях максимально использовать элемент внезапности. К тому же немцы очень не любили воевать ночью и поэтому часто обвиняли нас в том, что мы воюем не по правилам. Кто был на фронте, тот знает, что в вопросах быта немцы были педантичны: раз ночь, значит, надо отдыхать, если время подошло принимать пищу, значит, в войне перерыв на обед или завтрак. Они обзывали нас азиатами, так как мы нередко ловили их на этом педантизме: надо отдыхать или принимать пищу, а мы атакуем. Так было и на этот раз.

Наша 1-я гвардейская воздушно-десантная дивизия совместно с другими частями 53-й армии перешла в наступление. Ночной атакой оборона противника была прорвана, и утром мы вошли в села Скотарево и Толмач. Так началась наступательная операция, получившая название Уманско-Батошанская — по названию городов, входивших в полосу действий наших войск.

Я хорошо помню короткий бой за село Скотарево. К нам на встречу из села пробрались двое мужчин.

Они показали, где в селе находятся немцы, некоторые их огневые точки, помогли нам точнее сориентироваться. Батальон, с которым действовала наша батарея, двигался на левом фланге полка, по левой, возвышенной окраине села, и нам хорошо был виден бой. Село вскоре полностью было освобождено от противника. Задерживаться нам было некогда, надо было не дать неприятелю оторваться и занять оборону.

После войны в 1980 году совет ветеранов нашей дивизии организовал встречу в тех местах. Были мы и в селе Скотареве, а также в селах Капитановка, Тишковка, Писаревка и других. Население очень тепло нас встречало, вместе мы шли на братские могилы наших однополчан, где проводились волнующие траурные митинги.

В обороне противника образовались большие бреши, не занятые войсками противника. Мы использовали эту возможность, развивая безостановочное наступление. Погода стояла хорошая, теплая, солнечная. За две недели мы продвинулись на 120 километров.

Однажды подходим к какому-то селу. Расположено оно внизу, вдоль небольшой речки. Колонна нашей батареи начала спуск к селу по косогору. Вдруг кто-то из разведчиков закричал: «В селе немецкие танки!»

Внимательно смотрю в бинокль. Действительно, по селу движется немецкий танк, а от него разбегаются наши солдаты, вошедшие в село. Быстро подаю команду: «Батарея к бою!» Орудия развертываются для стрельбы прямой наводкой. Командиры орудий подают команды для стрельбы.

Вдруг видим, как от села в нашу сторону бегут несколько солдат и отчаянно машут руками. Стрелять опасно, можно задеть своих. К тому же танк противника не предпринимает никаких действий против нашей батареи, хотя она стоит на открытом месте и хорошо видна из села. Наконец, солдаты подбежали и, запыхавшись, говорят, чтобы мы не стреляли, так как в танке наши солдаты и они на нем катаются. Вначале ничего не понял и только потом узнал, что немцы почему-то бросили исправный танк, даже заправленный горючим. Нашлись умельцы, кто может управлять танком, и наши пехотинцы решили покататься. Еще немного, и эта затея могла кончиться печально.

Даю команду «отбой», и батарея, снявшись с позиции, вновь колонной движется вперед. Проходим село, поднимаемся на противоположный косогор. Стемнело, надо делать привал на ночь. Неподалеку стог соломы, и рядом глубокий овраг, густо поросший колючим терном. Располагаемся на ночлег. Солдаты голодные, кухни нет, она одна на дивизион, и когда будет — трудно сказать. Подзываю командира отделения разведки, даю ему деньги и посылаю в село купить что-нибудь съестное. Проходит час, второй, а моих разведчиков с сержантом все еще нет. Стало уже совсем темно, когда они появились, сопровождая огромного вола с метровыми рогами. Другого ничего не нашли и увели вола, лежавшего на улице. Решили вола застрелить и в котелках сварить мясо. Даю пистолет командиру отделения разведки Сотникову. Вола поставили на краю оврага. Командир орудия, здоровенный сержант Доценко, держит скотину за рога, а Сотников целится волу в лоб. Звучит выстрел, после чего вол так мотнул рогами, что Доценко полетел в овраг.

Вол задрал хвост и дал стрекача от боли. Сотников успел ухватить его за хвост и помчался за ним. Из пистолета стреляет животному в зад — в ответ струя крови и кала в лицо и на одежду Сотникова, еще выстрел — и снова такой же результат. Вол продолжает бежать в горячке что есть духу. Все это проходило в кромешной тьме, и не видно было, где Сотников с волом и что там происходит.

Наконец в темноте нашли мертвое животное, а недалеко от него и Сотников, который чертыхался и ругался на чем свет стоит. Если бы его в этот момент увидел кто-нибудь посторонний, то наверняка бы перепугался насмерть: облитый кровью, измазанный воловьим жидким калом, вываленный в соломе и грязи — результат поединка с флегматичным на вид волом. Посмеялись, конечно, от души. Солдаты стали обдирать шкуру вола, делить его на части, по котелкам и ведрам, и вскоре запылали костры и запахло мясом. Часа через два от вола остались шкура, метровые рога да копыта.

С трудом отмыли Сотникова, потом до самого конца войны нередко балагурили солдаты на эту тему, подговаривая Сотникова на очередную скотину. Чтобы добраться до Доценко, пришлось прорубать в овраге просеку в колючем терне, а затем сержанта отправили в санчасть — на нем не было живого места, весь ободран колючками.

Как потом выяснилось, Сотников целился волу в лоб, а попал в нижнюю губу. Тот, конечно, отреагировал соответствующим образом.

Не встречая серьезного сопротивления противника, наши войска продолжали наступление, с большим трудом преодолевая весеннее бездорожье. Грязь налипала пудовыми кусками на обувь, на колеса пушек и повозок. Лошади выбивались из сил, вытаскивая пушки из грязи, а ей не было конца. Люди, помогая лошадям, тоже буквально падали от усталости. Но наступать надо, иначе потом придется прорывать оборону противника.