Читать книгу "Почти идеальные люди. Вся правда о жизни в «Скандинавском раю» - Майкл Бут"

Я впервые посетил Исландию вскоре после краха – мне было интересно, как живет страна на грани полного банкротства. «Когда рухнули эти три банка, это было как гром среди ясного неба, – рассказывал мне профессор антропологии Университета Исландии Гисли Палссон. – Но все каким-то образом продолжало функционировать – и социальные службы, и даже банки. В первые недели царила полная неопределенность: не будет ли дефицита продовольствия? Очень опасались массовых беспорядков. Было страшновато. В Рейкьявике значительно выросла преступность. В домах стали устанавливать сигнализацию. Кто-то поджег парламент и побил в нем окна. Людей захлестывал гнев. Это было похоже на всеобщую депрессию – многие просто не видели выхода, теряя свои машины, работу и дома. Я знаю тех, кто находился в ужасном состоянии. Я сам должен пару миллионов, и на меня это сильно давит».

В январе 2009 года произошла так называемая революция столовых приборов: две тысячи демонстрантов собрались у парламента, гремя кухонной посудой и забрасывая его банками skyr (более прозаическое применение этой исландской разновидности йогурта – набить желудок перед традиционной попойкой в пятницу вечером). В этот день исландская полиция применила слезоточивый газ впервые с 1949 года, когда происходили массовые протесты против вступления страны в НАТО. Правая коалиция, находившаяся у власти с 1940-х годов, была изгнана: 26 января премьер-министр Гейр Хорде объявил об отставке правительства. Хорде, обвинявший во всем «глобальную финансовую бурю», в итоге уступил власть коалиции Социал-демократического Альянса под руководством шестидесятивосьмилетней Йоханны Сигурдардоттир – бывшей стюардессы, матери двоих детей и бабушки шестерых внуков. Она стала первой в мире главой правительства – открытой бисексуалкой.

Дальнейшие акции протеста привели к замене главы центрального банка, в прошлом премьера, Давида Оддссона норвежским экономистом Свеном Харальдом Ойгардом. Сигурдардоттир объявила о 30-процентном сокращении государственных расходов, подняла налоги и попыталась продать по дешевке несколько посольских зданий.

Похоже, что кризис был преступлением без преступников. Представший перед уголовным судом Landsdomur по обвинению в халатности Хорде стал первым политическим лидером мирового уровня, призванным к ответу за то, что произошло в 2008 году. За свою роль в разоривших Исландию широкомасштабных финансовых махинациях он мог получить до двух лет тюрьмы, но был признан невиновным.

Президент Оулавюр Рагнар Гримссон остается, как это ни удивительно, на своем посту: в 2012 году он был переизбран на новый срок. Своей неувядаемой популярностью Гримссон, возможно, обязан тому, что налагал вето на все попытки исландского парламента рассчитаться с иностранными кредиторами.

Рейкьявик был похож на дом, где накануне отгремела грандиозная вечеринка. Я же чувствовал себя человеком, который застал хозяев за вытряхиванием пепельниц в мусорные мешки и сбором в кучку бесхозных предметов нижнего белья. Те, с кем я говорил, выглядели усталыми, ошарашенными, раздраженными, а то и вовсе пришибленными.

Когда-то этот город славился своими замечательными видами на фьорд и горы на горизонте, но сейчас их закрыли офисные и жилые высотки, выросшие вдоль побережья. Новенькие, красивые и необитаемые здания напоминали стопку футляров от драгоценностей, только что унесенных грабителями. Краны на стройплощадках Рейкьявика были неподвижны, за исключением тех, что возводили экстравагантный концертный зал Harpa, – его начали строить на пике исландского экономического самолюбования. Меня заверили, что оставить его недостроенным стоило бы намного дороже.

Зато милая дама в туристическом бюро рассказала мне, что благодаря рухнувшей кроне возросло количество приезжих, тогда как практически во всем мире туризм резко упал. Исландия всегда считалась одной из самых дорогих стран (журнал The Economist называл ее самым дорогим туристическим направлением), но при курсе 200 крон за фунт она стала если не совсем дешевой (исландцам по-прежнему приходится импортировать все, кроме электричества и рыбы), то как минимум сопоставимой с Лондоном. «Рейк», как называют знаменитый загул по барам по пятницам и субботам, стал намного дешевле – пинта пива стоила примерно 600 крон. Видимо, поэтому подавляющее большинство посетителей баров и ресторанов в центре Рейкьявика составляли иностранцы.

Были и другие признаки, что недавно что-то пошло не так. Прогуливаясь по Лаугавегюр, главной торговой улице города, я увидел в витрине футболку с надписью «Brown is the Colour of Poo» («Коричневый – цвет какашки») с фотографией тогдашнего британского премьера Гордона Брауна (Gordon Brown). Он стал объектом ненависти местных жителей, после того как предложил объявить Исландию террористическим государством и заморозить ее иностранные активы. («Шлюхи вы процентные, и больше никто!» – проворчал в мой адрес один исландец.)

В свой первый день я пообедал, сидя между чилийской парой и французом, в ресторанчике Saegrefinn («Хозяин морей») – небольшой рыбацкой хижине, приткнувшейся меж портовых складов. Мы сгрудились вокруг общих столов, поставленных на голубые бочки из-под рыбы, уткнувшись в миски с горячим Humarsupa (суп из лангустинов – один из шедевров исландской кулинарии). Другим знаменитым исландским деликатесом является hakarl (хакарль).

Я не прочь еще раз отведать humarsupa, но буду сражаться до последнего, чтобы в мой организм снова не попал хакарль. Известно, что мясо акул, выловленных в этих краях, в свежем виде ядовито. Но вместо того чтобы отказаться от употребления акул в пищу, эти ребята придумали закапывать их в землю на срок от полутора до четырех лет, пока они не догниют до съедобного (в очень и очень сомнительном смысле этого слова) состояния. Это и есть хакарль.

Я впервые ел его в баре в центре Рейкьявика. Привыкшая к просьбе туристов «просто попробовать» официантка принесла мне два маленьких, размером с сахарный кубик, кусочка сероватого, неаппетитного на вид мяса в запечатанной баночке. «Не бойтесь, он не такой невкусный, как кажется по запаху, – улыбнулась она. – К запаху надо просто привыкнуть, это самое трудное».

Она лгала. Действительно, когда она открывала баночку, раздавшийся оттуда запах был просто омерзителен – благоухание лестницы многоярусной парковки жарким летним днем с яркими нотками мочи и рвотных масс. Но это было не самое ужасное. Много, много хуже оказался нестерпимый вкус рыбной блевотины. Я решил, что название «хакарль» – звукоподражание. Такой звук должен издавать человек, который это ест.

На этом фоне продегустированные мной в Рейкьявике суси из кита, кайра и копченый буревестник показались довольно вкусными. Но хакарль заставил меня задуматься об исландцах. Что же это за люди, если, окруженные со всех сторон величайшими запасами свежей рыбы и льдом, на котором ее можно хранить, они вместо этого едят протухшую ядовитую акулу? Похоже, что это демонстративное проявление их выдающейся упертости.

Я стал изучать историю страны. Чтение оказалось довольно коротким, но мрачным.

Древняя Исландия была территорией беззакония, населенной беглыми норвежскими изгоями и их шотландскими и ирландскими сожительницами. Человеческие жертвоприношения ради задабривания ужасных сил, бушевавших под тощими землями острова, случались не так редко. У них не было ни короля, ни армии, ни исполнительной власти – лишь горстка обычаев, в основном касавшихся актуальной проблемы кровосмешения. В XIII веке уставшие от невозможности себя контролировать исландцы попросили вмешаться норвежцев. Тамошнему королю Олафу кое-как удалось обратить их в христианскую веру, хотя в лучшем случае они лишь вяло участвовали в ритуалах.