Читать книгу "Петр III - Николай Павленко"

Портрет императрицы Елизаветы Петровны. Гелиогравюра Григория Николаевича Скамони, исполненная с гравюры Евграфа Чемисова (1761 г.). Русские деятели в портретах

Собрания 1–5 / изд. редакциии исторического журнала «Русская старина». СПб.: Типография М. М. Стасюлевича, В. С. Балашева, 1886–1891. С. 33

Современников удивило содержание манифеста и клятвенного обещания — в них ни слова не было сказано об императорской семье: наследнике Павле Петровича и супруге Екатерине Алексеевне. Это умолчание дало повод для придворных и вельмож строить всякие догадки об их далеко не безоблачном будущем.

Собравшиеся отправились в придворную церковь, в которой новгородский архиепископ Дмитрий Сеченов произнес поздравительную речь. В ней тоже присутствующие услышали лишь упоминание о супруге и сыне. Зато витий не скупился на слова радости по случаю восшествия на престол Петра III: «Воскресили прародительский престол твой, еще в 1742 году тебе в наследие врученный и присягою утвержденный, в странах Европы и Азии проповеданный. Успевай и царствуй; прими государство твое в крепкое защищение; защити матерь свою Христову церковь, в ней же духом Святым рожден еси; заступи обидимые; устраши злых; возлюби добрых; управляй своими очими и руками великое сие служение».

На восшествие Петра III на престол откликнулся и М. В. Ломоносов. Отметим, что обязанность пиита того времени состояла в сочинении похвальных од по случаю разнообразных торжеств. Ода дала основание Екатерине II заподозрить Ломоносова в симпатии к Петру III и вызвала ее прохладное отношение к ученому. Однако Михаил Васильевич воздержался от чрезмерных похвал в адрес императора, как было принято в сочинениях подобного жанра. Судите сами:

Европа — ныне восхищена, Внимая — смотрит на восток И ожидает — изумленно, Какой определит ей рок. То — видит зрак твой пред полками Подобный Марсу меж врагами; То — представляет общий пир, Отрады ради утомленных Избавы ради разоренных Тобою обновленный мир… Германия… По собственной крови плывет Во время смутно, неспособно, Конца своих не видит бед; На Форос сил своих взирает, К тебе дорогу направляет, Тебе себя в покров отдать В согласие желает стройном В твоем пристанище спокойном Оливы ветви целовать. Тогда на славнейших победах Как общий ускоришь покой Пребудешь знатнейший в соседах Прославлен миром и войной. Тогда в трудах тебе любезных, Российским областям полезных, Все время будешь провождать, И каждый день златаго веку, Коль долго можно человеку, Благодеяньями венчать.

Комплиментов в адрес императора в оде Ломоносова куда меньше, чем в сочинениях других одописцев, будто состязавшихся друг с другом, кто из них больше напишет хвалебных строк. Один из них писал:

Ты выше смертных человек; В толь дни не многие державы, Достигнул ты толикой славы, Какой достигнуть льзя во век. Ты в первый день монаршей власти, Когда наследный скиптр приял, Достиг до вышний смерти на части, И уже великим в свете стал.

Усердие одописцев превзошло все ожидания — Петр III в первый же день вступления на престол был объявлен Великим.

Другой одописец призывал Петра III продолжить дело Петра Великого:

Подобно тебе (т. е. Богу) всех боле Петра ты здраво сохрани И нам в блаженной вечно доле, Продли его несчетно дни, Что был весь свет чрез то свидетель, Сколь в нем ты любишь добродетель.

За словом архиепископа Д. В. Волков прочел присягу, принятую присутствовавшими, а Н. Ю. Трубецкой принял присягу от лейб-кампании и полков, стоявших на площади перед дворцом, которые трижды прокричали «виват». Петр Федорович завершил первый день своего царствования торжественным ужином, на котором присутствовали тридцать три «кавалера» и сорок одна из «знатнейших дамских персон».

В эти дни столичная элита участвовала в двух церемониях противоположного назначения: торжественно радостной и кратковременной по случаю восшествия на престол Петра III и траурной по случаю подготовки к погребению скончавшейся императрицы. Между прочим, она перед смертью прощалась с наследником, умоляла его жить в мире и любви с супругой, и советуя не возвращать из ссылки Бестужева-Рюмина.

Похороны Елизаветы Петровны отличались необычайной пышностью, удивившей современников и до сих пор не объясненной: то ли тайные намерения скончавшейся тетушки лишить наследства племянника были ему неизвестны, то ли он считал своим долгом отблагодарить покойницу, которой, он великолепно знал, обязан был троном, то ли, наконец, радостью по случаю получения скипетра, а вместе с ним и власти неограниченного монарха.

В первый же день царствования произошли обычные для этого дня церемонии. В один из последующих дней накануне нового года уши Петра Федоровича вновь ласкала речь президента Синода Дмитрия Сеченова: «Здравствуй, наш новый дражайший государь! Обновляйся новым здравием, новым счастием, новыми над врагами победами, а при сем возопием: благословен Господь, благословивший! Венец, венец места благости».

Не все, однако, разделяли чувство радости по случаю восшествия на престол Петра Федоровича: многие из тех, кто его знал и кому был известен его неуравновешенный характер и слабоволие, с тревогой ожидали неприятных для себя новшеств от императора. Опасения, однако, оказались напрасными. Истекло лишь три недели царствования нового императора, как в истории России произошло важное событие, зарегистрированное камер-фурьерским журналом за 1762 г.: 17 января император «изволил высочайший иметь выход в Правительствующий Сенат» и объявил сенаторам о своем намерении освободить дворян от обязательной службы. Это намерение вызвало у присутствовавших неподдельный восторг, и генерал-прокурор Сената А. И. Глебов на другой день предложил Сенату от имени благодарного дворянства воздвинуть императору статую из золота. Узнав об этом, Петр заявил: «Сенат может дать золоту лучшее назначение, а я своим царствованием надеюсь воздвигнуть более долговечный памятник в сердцах моих подданных». За этой фразой следует ее оценка упоминаемого нами в предисловии автора книги о Петре III А. С. Мыльникова, с которой невозможно не согласиться: «Достойные и умные слова, на которые отважился мало кто из людей, облеченных неограниченной властью!»

Манифест по неизвестным нам причинам был обнародован только спустя месяц, 18 февраля 1762 г.

В его преамбуле дана оценка указам Петра I об обязанности дворян служить и учиться. Эти обязанности, сказано в манифесте, «в начале частью казались тягостными и несностными для дворянства», но потом они убедилось в их полезности: «истреблена грубость в нерадеянии пользе общей, переменилось невежество в здравый рассудок, полезное знание и прилежность к службе умножило в военном слое искусных и храбрых генералов, в гражданских и политических делах поставили сведущих и годных людей к делу». В результате «благородные мысли вкоренили в сердцах всех истинных в России патриотов беспредельную к нам верность и любовь, великое усердие и отменную к службе нашей верность, а потому и не находим мы той необходимости в рассуждении к службе, какая до сего времени потребность была».