Читать книгу "Кёсем-султан. Дорога к власти - Ширин Мелек"

Такую султаншу видеть рядом с сыном Кёсем не желала. Ни с одним из сыновей.

В общем, евнухи здесь не помогут. Скорее помешают: при виде мужчин (каких ни есть) девочки заробеют, закроются в своем мирке, откажутся показывать истинную свою сущность. Даром что мужчинами евнухов можно назвать с большой натяжкой – будущие обитательницы гарема слишком привыкли жить в мире, где мужчины главные, где женщинам нужно всегда уступать и быть покорными. Это неплохо для примерной жены крестьянина, да и для вельможи еще ничего, но для султанши вовсе не годится. Султанша твердо должна знать, когда прикинуться покорной, уступить мужской воле и желаниям, а когда настаивать на своем и идти до конца.

Для начала Кёсем отобрала около десятка девочек. А вниманием ее завладели две. Одна – яркая, резкая, похожая на экзотическую птицу, но не ту, которая клюет зерна с руки, а на такую, которая и сама не прочь поохотиться, подзакусить незадачливой ящеркой или мышью. Вторая – красавица, каких поискать, но красоты своей, похоже, стесняется: пропускает вперед других, старается укрыться в тени какой-нибудь колонны… Но в глазах сияет ум, причем ум незаурядный. Должно быть, именно такой Меджнун из бессмертной поэмы впервые увидал свою Лейли.

Хорошо бы этим двум девочкам подружиться…

О Аллах, да о чем она думает? Кёсем покачала головой и мысленно выругала себя. Не дело это – видеть в совершенно незнакомых девчонках Махфируз и Башар. Или же дело в том, что та, с ястребиными глазами, напоминает не столько Башар, сколько… саму Кёсем в молодости?

Все равно – не дело это.

Но отвязаться от ощущения странной близости с совершенно незнакомой юной красоткой оказалось почти невозможно.

Чтобы как-то отвлечься, Кёсем принялась расспрашивать избранниц об их прежней жизни. Начала специально не с тех двоих, а когда очередь дошла до них, даже отодвинулась слегка, всем видом показывая, что не выделяет их среди прочих. Красавица охотно поведала, что зовут ее Марика, что родом она из глухой сербской деревушки, что в семье с ней вместе было четверо детей, а она третья, и что еще двое ее братьев умерли во младенчестве… А вот та, с ястребиными глазами, явно осторожничала. Назвала имя матери; слегка запнулась, говоря об отце. Отделывалась общими фразами, слова тщательно подбирала. Интересно, почему? Не желает, чтобы кто-то еще разделил с ней воспоминания, которые она считает своими? Или что-то нечисто с ее родословной?

Знатного рода она не была: манеры плохие, читать и писать не умеет или же умеет кое-как… Не Башар, одним словом. Так в чем же дело?

По завершении беседы Кёсем обвела взглядом всех своих избранниц и спокойно сказала:

– Вот что вы должны крепко-накрепко запомнить. Здесь и сейчас вы вспоминали о прошлом в последний раз, теперь его для вас нет. Вы – чистый лист, и то, что будет написано в вашей повести, зависит только от вас самих. Те девочки, о которых вы мне только что рассказали… их больше нет. Кто есть, спросите вы? Я отвечу: новые девушки, родившиеся и расцветшие здесь. Тебя отныне зовут Нилюфер, тебя – Джайлан, тебя – Гюлай…

Имя для красавицы Кёсем выбрала сразу. Такая девушка способна осчастливить своей любовью какого угодно мужчину, даже самого пресыщенного. Так пускай же она зовется Мейлишах, что означает «страсть» или же «желание».

А вот со второй девушкой все оказалось куда сложнее. Назвать ее Башар, в память о подруге детства? Но она не победительница, такие, как и сама Кёсем, скорее отступят перед преградой и посмотрят, можно ли ее каким-нибудь образом обойти. Дать собственное детское имя? Но в гареме его помнят слишком многие. Не забыли еще – в гареме вообще много чего не забывают, хотя память об иных вещах и подобна песку, струящемуся сквозь пальцы. Но если назвать девочку Махпейкер, то многие решат: вот она, любимица Кёсем-султан! И жизнь этой девочки тогда не будет стоить и медной монеты.

– …А с тобой пока подождем. Не бойся, многим имя дается не сразу.

Девочка едва заметно вздрогнула. И одновременно с ней тоже едва заметно – от Кёсем это не скрылось, она специально следила, – вздрогнула еще одна девочка, та единственная гедиклис из числа ранее принятых в младший гарем, которой она приказала сегодня прийти сюда. Больше ни одной гедиклис тут не было. Только претендентки.

Да, имя не всегда дается сразу. С другой стороны… Первая жена Пророка – мир ему! – женщина, во все времена уважаемая, и очень многие получали это имя…

– Ты будешь Хадидже, – сухо сообщила Кёсем, посмотрев на новенькую.

Та снова вздрогнула, но, тут же овладев собой, поклонилась. И не позволила себе кусать губы до тех пор, пока Кёсем не отвернулась от нее. Зеркальце – отличная вещь, в него многое можно увидеть: и неуверенную улыбку Мейлишах (кажется, все обошлось, можно расслабиться!), и смятение новонареченных Джайлан с Гюлай, и прищуренные глаза юной Хадидже, которая словно бы решала для себя в этот момент, как ей жить дальше.

А потом Кёсем отпустила их всех величественным, но милостивым мановением руки. Всех, кроме стоящей у дальней стены гедиклис. Ту, наоборот, подозвала.

Девчонка подошла, затрепетав, хотя Кёсем знала, что была она не робкого десятка. Даже чуть слишком.

– Ты тоже будешь Хадидже, – произнесла Кёсем, глядя не на нее, а в сторону, иначе в глазах могли блеснуть слезы. – Не в честь старшей супруги Пророка, а… знаешь, в честь кого?

– Да, госпожа! – прошептала та, гибко склоняясь ниц.

– Бывают близнецы по крови. А вы будете по имени…

– Да, госпожа.

– Будьте… Будьте как сестры… Постарайтесь быть…

И отослала гедиклис – теперь вторую Хадидже! – таким же движением руки. Потому что останься та здесь еще на миг, ей бы все-таки довелось увидеть в глазах всесильной султанши слезы.

* * *

«Жизнь – ужасная штука, дорогая. Жизнь приносит только боль», – говорила Паломе мамочка, когда отца не было дома. А в день его смерти мама надела лучшее платье. Хорошо, что оно было еще и черным.

Кроме того, мамочка говорила: «Будь ласкова, мужчинам нравится ласка. Не противься. Тебе все равно сделают больно, так прими эту боль, чтобы не получить еще больше проблем».

Сама мамочка так и поступала. Девочка, которую раньше звали Палома Катарина Антония, была в этом убеждена. Мамочка всегда знала, как поступить, чтобы остаться на плаву и сберечь дом.

Но зачем же, зачем мамочка отдала ее этим ужасным мужчинам?

«Так будет лучше для тебя, дорогая. Поверь».

Палома верила. Хотела верить. Но сейчас ее доверие трескалось, как идет трещинами тонкий лед, стоит неосторожному путнику ступить на него.

Теперь она, значит, Хадидже… Странное имя. Но в этой стране все странное, а ей надо как-то выжить, как-то преуспеть.

Как-то. Возможно, так, как учила мамочка.

Женщина, что дала Хадидже имя, красива. Почти так же красива, как мамочка, а власти у нее столько, что голова кругом идет. В гареме болтали, будто бы она единственная, кого слушается султан Мустафа. И еще что-то про султана, Хадидже толком не поняла, что эти мужчины с тонкими голосами и жиденькими бороденками имеют в виду. Нужно как следует выучить язык, тогда она станет понимать все.