Читать книгу "Вокруг трона Ивана Грозного - Геннадий Ананьев"

— Тебе помощник, ты и выбирай, головой ручаясь за свой выбор.

— Не сомневайся, мой государь, в преданности дворянина Богдана Бельского. А учить его уму-разуму я стану без всякой поблажки.

Вот так рядом с Малютой Скуратовым появился Богдан Бельский. Как тень его. Пока только на пиры содомские он не приглашался, зато в пыточных находился почти безвылазно. До тошноты одурь брала первое время, но постепенно стал привыкать и даже возвышать себя в своих глазах, наслаждаясь властью над обречёнными, вроде бы их судьбы в его руках.

Правда, их судьба решена государем по навету Малюты, Богдану остаётся выбить нужное признание, в этом его главная задача, в этом его преданность. Однако можно многие годы проводить в пыточных, умело выбивая нужные царю признания, и государь не обратит на тебя особого внимания. Нужен из ряда вон выходящий случай, умело использованный, чтобы твоё усердие было замечено и вознаграждено.

Малюта Скуратов подбадривал племянника.

— Мне тоже важно особое внимание к тебе царя Ивана. Но будем ждать случая, а может, изобразим его с великой пользой для себя.

И случай пол года спустя представился. Да какой!

Очередной выезд на охоту. На сей раз — травить медведя. Его место обитания углядели псари, и теперь стая собак, натренированных на схватку с медведем, носится впереди в поиске следов жертвы.

Тихо в лесу. Иван Грозный нетерпелив. Обращается к Малюте Скуратову, который ехал рядом, вроде бы с упрёком:

— Что это? Неужто медведя спугнули прежде времени?

— Не думаю. Грязной — добросовестный исполнитель.

— Вот-вот — исполнитель. Не более того.

Сердито засопел государь, но не надолго: издали донёсся остервенелый лай волкодава, догнавшего по следу медведя. И почти сразу к первому псу подоспел второй, затем третий, четвёртый, и вот уже лай и визг стаи стал слышен отчётливо — Иван Грозный, подобрав поводья, прижал шенкеля к бокам своего борзого любимца, и тот сразу же взял в галоп.

Пришпорили коней и Малюта с Богданом, который по совету дяди держался в шаге за ним и царём. Опричники тоже поспешили следом. Они воронием крылом обтекли своего государя, стараясь от него не отставать.

Но куда там: Иван Грозный дал волю своему аргамаку, ибо предвкушал волнующее зрелище, желал увидеть, как будет вертеться медведь, отшвыривая лапищами своими кидающихся на него остервенелых, подстёгиваемых криками псарей, волкодавов, которых не останавливают потери в их рядах. Долго идёт неравная схватка, пока одна из собак не изловчится и не вцепится клыкастой пастью медведю в загривок; и вот тогда наступает самое волнующее: чтобы раздавить вцепившегося пса, медведь упадёт на спину, и это станет началом его конца. Облепят волкодавы медведя и начнут терзать, пока не испустит он дух.

Иван Грозный понукал коня, дабы не опоздать на злобный пир его псарни, чтобы вместе с псарями подбадривать собак, и без того вошедших в раж. Конь его послушно пластал, и не только стража, но даже Богдан Бельский всё более отставал; только Малюта Скуратов висел на хвосте царёва аргамака — новый вороной был не хуже коня Ивана Грозного.

Перелесок. Обочь тропы — густой ёрник. Не свернуть ни вправо, ни влево. Опричники ещё больше отстали, вынужденные вытягиваться в цепочку, Иван же Грозный, чуя по лаю и визгу, что дело до главного ещё не дошло, всё же шпорил коня, опасаясь припоздниться. За перелеском — пойменная поляна. Рукой подать до Сходни, откуда всё явственней слышен злобный лай. Вот и конец узкой тропы — ёрник отступил, позволив вольно раскинуться белоствольным берёзам — простор, скачи теперь ещё прытче. Но что это?! Всадники?! У всех опричников вороные кони, а у этих — различной масти.

Тревожные вопросы, однако, не успели остановить Ивана Грозного — конь вынес его на поляну, и царь оказался лицом к лицу с полусотней всадников в кольчугах, с мечами на поясах, с притороченными к сёдлам сагайдаками и полными стрел колчанами.

Осадил Грозный своего коня, и тот послушно встал как вкопанный. Не напрасно же стремянные учили царёва коня останавливаться с полного галопа на брошенной на земь попоне. Малюта едва не наткнулся на белого в яблоках скакуна, но изловчился всё же, отвернул и встал между полусотней и царём, загородив его собой. Ладонь на рукоятке меча, а мысли вихрем:

«А что, если рванёт полусотня?!»

Изрубит тогда и царя, и его самого. Вот — Богдан рядом. Уже легче. Крикнуть бы царю, чтобы скакал обратно, к своим приотставшим телохранителям, но разве сделаешь это? Не любит Иван Грозный, когда им пытаются повелевать. Опалит непременно, стоит только угрозе миновать.

Стоят Бельские против полусотни и ждут напряжённо, что предпримут непрошеные гости.

Царь наконец крутнул коня и — в перелесок. А оттуда уже выпластывают на своих вороных опричники, стремительно окружают полусотню. А всадники в недоумении, отчего такой переполох?

Малюта Скуратов кинул спешно Богдану Бельскому:

— Разоружить и — в Москву. В Кремль. В пыточную. Допрос учиним вместе с тобой.

Иван Грозный, собиравшийся после охоты ехать в Кремль, передумал. Укрылся в Александровской слободе под крылом своего полка, а Малюте Скуратову приказал:

— Раз повелел задержанных отправить в Москву, сам тоже туда. Дознайся, по чьей крамоле на меня покушение? Поспеши.

— Богдан Бельский глаз с них не спускает. Ни с кем они не смогут встретиться до моего приезда. Мы с ним и начнём сыск.

— С Богом.

Развязаны руки у Малюты. Выходит, ни о чём ином царь не подумал, кроме как о заговоре. Более того, считает, должно быть, что крамола угнездилась в Москве. Оттого и спрятал себя в Слободе, укрылся за крепкими стенами. Тут стоит крепко подумать, чтобы угодить властелину.

Задержанных отправили под стражей в Кремль затемно. Богдан Бельский сообщает Малюте, когда тот прибыл в Кремль, о чём узнал у них дорогой.

— Новгородцы они. С челобитной к царю.

— Отчего же словно к сече изготовились?

— Дорога, мол, длинная, не попасть бы впросак. Да и погони опасались. Важное у них слово. К царю самоличное.

— Ишь ты — самоличное... Ты, Богдан, вот что: в пыточную собери только тех, кто безъязычен. А после того — вот этих, — кивок в сторону уже спешившихся и понуро ожидавших своей участи новгородцев, — поодиночке станем пытать. Писцов тоже не нужно. Запомним сами. А доложим, что найдём стоящим.

Ясней ясного Богдану: задумал что-то тайное Малюта, а может, давно подготовленное? Представил, как станут корчиться в муках, вполне возможно, и в самом деле безвинные челобитчики, но ни слова не молвил поперёк. Такое он позволял себе в первые недели службы в Александровской слободе, когда Малюта поручал ему приводить на пытку и казнь князей, бояр, жён и детей их, вероятно, действительно виновных в крамоле против царя, но кроме того, слуг их верных, без всякого сомнения безвинных, если только не считать за вину их преданность господам, за что, по мнению малоопытного Богдана, не казнить нужно, а миловать.