Читать книгу "Коварство без любви - Лариса Соболева"

– Значит, он хотел вернуться к Лене, – задумчиво произнесла Карина, глядя в сторону. – Но не повинился, а выдвинул обвинения, соврал про беременность и что вы будете жить вместе. Не понимаю, зачем? Странно...

– Я не все вам рассказала... – робко подала голос Аннушка.

– Что еще? – насторожилась Карина, беря в рот сигарету. Нет, в ближайшее время бросить курить не удастся.

– Когда это случилось, то есть на следующий день после их смерти, ко мне в общежитие приехал Подсолнух. Он сказал... сказал, что...

– Говори, что сказал этот мерзавец, – приказала Карина, так как девушку душили слезы, а раз Подсолнух приезжал к Анне, значит, замыслил какую-то пакость.

– Сказал, что видел, как я подходила к реквизиторскому столу и брала бокал... Бокал и кувшин Лена Ушакова вынесла потом на сцену, они выпили напиток...

– Что?!! А ты подходила к столу? Бокал брала?

– Да, – призналась Анна. – Я налила в бокал напитка из кувшина и запила таблетку, у меня болела голова, затем поставила бокал на место, и все. Но... дело в том, что...

– В чем еще дело? – нетерпеливо спросила Карина.

– Он встретил меня в тот день, когда Виталий ушел...

– Из тебя слова клещами вытягивать надо. Кто встретил?

– Подсолнух. Я плакала на улице, он подошел и поинтересовался, почему я плачу.

– Погоди, а как он оказался у общежития? Что он там делал?

– Возле общежития живут Нонна и Гриша Башмаковы, он часто к ним приезжает. Понимаете, я сглупила и рассказала ему, что Виталий ушел от меня к жене. А вчера он сказал, что следствие очень заинтересует этот факт, так как у меня был мотив...

– Какой мотив?

– Убить Ушаковых. Из ревности. И он уверен, что именно я подсыпала яд, но пообещал, что никому не скажет об этом, если я буду вести себя разумно. А я не подсыпала...

«Хорошенький поворотик», – отметила про себя Карина. Ревность – это действительно мотив для неуравновешенной личности, но Анну нельзя назвать такой. И в то же время опыт подсказывал: люди часто бывают непредсказуемы. Но Подсолнух ее шантажировал, что же ему нужно?

– В чем заключается твоя разумность? – после длинной паузы спросила Карина.

– Не объяснил. Лишь намекнул, чтобы я внимательно ловила каждое слово Юлиана Швеца, а потом докладывала ему.

– Угу, значит, Сеня затеял интригу против Юлика. Два паука в одной банке не уживутся. Но ведь Подсолнух вроде бы дружит с Юликом.

– И я так думала. Карина Глебовна, что же мне делать? Я не сыпала яд, клянусь.

Карина пристально, прищурив глаза, изучала Аннушку. Внешность обманчива, о, как обманчива. Эта девочка не постеснялась однажды пойти на подлость, связавшись с Виталиком. В сущности, всякое случается, сама по себе связь возможна, раз уж их переклинило, но не в тот момент, когда Ленку замучили суды и гонения. Анна попросту успешно добивала ее. В этом и была подлость, по мнению Карины. Но отравительница... не убедительно.

– Что же мне делать? – повторила Анна, глядя на нее с надеждой.

– Рассказать все следователю.

– Нет! – отрицательно замотала головой Анна. – Я стану подозреваемой. Нет!

– Это глупо. Надо рассказать, там не дураки работают.

– Пожалуйста, умоляю вас, не говорите. Я боюсь.

– Анна, подумай, во что это может вылиться. Тебя еще кто-нибудь мог заметить у стола, ты такой вариант не проворачивала?

– Но я тоже видела! – воскликнула отчаянно Анна.

– И что же ты видела? – заинтересованно прищурилась Карина.

– В антракте на сцене никого не было, а я не пошла в гримерку, потому что не могла находиться там с Еленой Ушаковой. Вы, наверное, не поверите, но... мне было стыдно... В общем, я стояла за задником, вернее, сидела на батарее. Вдруг услышала осторожные шаги, выглянула из-за задника. Швец остановился у стола. Что он там делал, я не заметила, но... он увидел меня, испугался или смутился – не знаю, пробормотал что-то под нос и ушел со сцены через выход, который ведет в зрительный зал.

– Так... Интересно. Ты хоть понимаешь, что у Юлика более веский мотив убить Ушакова? Если только представить Виталика рядом с Мессалиной, где будет Юлик?

– А Лену? Зачем ему убивать и ее?

– А ведь такая мысль у меня сегодня уже мелькала, – Карина говорила как бы сама с собой. Следующая фраза предназначалась Анне: – Ты должна все рассказать следователю. И как можно быстрее.

– Нет, – уже менее категорично сказала Аннушка.

– Аня, – впервые за их долгую беседу Карина обратилась к ней мягко, – в театре убили троих человек. Ты вдумайся в это слово: убили! Убийцу следует искать среди тех, кто работает в театре, кто подходил к столу...

– Вы думаете, это Швец? – пролепетала девушка, задрожав. До нее постепенно доходило, что Юлик захочет убрать свидетельницу.

– Я не могу называть кого-то конкретно. Но даже тебя нельзя исключить... Поэтому, если ты не виновата, иди к следователю. Анна, не следователя бойся...

– Хорошо, я подумаю. Карина Глебовна, вы не могли бы дать мне денег на похороны? В театре собирают, но этого будет мало. А я отдам. Не сразу, в течение года.

– Иди и думай, о чем я тебя предупредила, – встала Карина. – А похороны... Давай сделаем так. Я сегодня же переговорю в клубе, надеюсь убедить всех и собрать деньги. А ты все счета принеси мне. Прикинь, сколько будет людей, закажи поминки в кафе. И этот счет принесешь. А теперь иди.

– Спасибо, – поблагодарила Аннушка. – Огромное вам спасибо... Я никогда не забуду... До свидания...

Карина осталась одна. Сумерки заполнили кабинет, а она думала, курила. Значит, двое точно подходили к столу, а Подсолнух шантажировал Анну. Подсолнух определенно имеет свой интерес в этой смертельной истории. А вот какой – неизвестно.

– Нет, я с такой загадкой не справлюсь. Если Анна в ближайшие дни не пойдет к следователю, я сама расскажу... как же его? Степан! Да, расскажу Степану.

2

Под покровом темноты из двенадцатиэтажки вышли довольная Яна, недовольный Степа и сонный Костя, который, вдохнув свежего воздуха, томно застонал. Сели в машину к Толику. Заречный бросил сверток Косте и приказал:

– Переодевайся.

Развернув сверток, Костя ахнул:

– В это?!! Да эти шмотки воняют, как... как...

– На чердаке валялись, – сказал Толик. – Заплесневели малость.

– Надевай, – буркнул Степа.

Костя брезгливо напялил на себя старую рубашку, драный свитер, брюки в каких-то разводах. Сверху надел пальто с каракулевым воротником, в довершение взгромоздил шапку-ушанку из меха неизвестного животного. Наотрез отказался снять носки и надеть ботинки на босые ноги. Когда Костя оповестил, что готов, Яна, взглянув на него, залилась смехом.