Читать книгу "Вторая Нина - Лидия Чарская"

Столовая была освещена потайным ручным фонариком. Перед самыми дверями стоял Доуров с дымящимся револьвером в руке, рядом с ним Николай и великанша, оба, — вооруженные кинжалами. Несколько поодаль находилась бабушка, вся — олицетворенное бесстрашие и гнев. Очевидно, они выследили бедного Керима, когда он пробирался в башню, и устроили ему ловушку.

Страх за моего бесстрашного избавителя, отчаяние, гнев на этих людей, устроивших на Керима облаву, как на дикого зверя, — все это разом закипело в моей душе.

— Вы ранены, Керим! О Боже, вы ранены! — прошептала я, опустившись на колени перед упавшим беком, с ужасом глядя на огромную лужу крови у его ног.

Доуров, очевидно, всадил весь заряд в колени, желая преградить врагу отступление.

Керим не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Лицо его белое, как мел, было искажено нечеловеческим страданием и злостью. Огромные горящие, как уголья, глаза не сдавались, грозя гибелью своему победителю-врагу. Но рука тщетно пыталась вырвать кинжал из-за пояса. Силы покинули его.

Прежде, нежели я успела, увидев рану, понять положение несчастного, Доуров уже очутился подле Керима.

— Ага! Наконец-то попался в мои руки, разбойник! — с мстительным торжеством прошипел он, замахиваясь кинжалом.

С поразительной ясностью запечатлелась в моей памяти эта картина — поверженный Керим, а над ним ненавистный Доуров с кинжалом в поднятой руке. И тут же я вспомнила, где видела ее. Тетка Лейла-Фатьма показала мне в своем темном окне нечто подобное полтора месяца тому назад — в лезгинском ауле. Лейла-Фатьма — колдунья. Ее гаданье сбылось…

Но если Лейла-Фатьма — колдунья, я — не глупое дитя, чтобы позволить заколоть своего беззащитного друга.

— Опомнитесь, Доуров!.. Или вы окажетесь настолько подлы, что будете бить лежачего?! — воскликнула я, отводя его руку.

Доуров вспыхнул до корней волос, хотел ответить что-то, но удержался и, молча опустив оружие, заткнул его за пояс.

— Вы правы, княжна, — миролюбиво сказал он с отвратительной улыбочкой, — вы правы! Не следует пачкать рук об этого негодяя. Слишком большая честь для него — пасть от кинжала русского офицера. Его ждет виселица, и он стоит ее.

— Молчите! — закричала я вне себя от бешенства, — вы… вы сами…

Я не закончила.

Доуров снова с перекошенным от злости лицом подскочил к Кериму и, выхватив из-за пояса казацкую нагайку, пригрозил:

— Еще одно дерзкое слово, Нина, и я исполосую кнутом этого бездельника. Клянусь вам!.. А теперь связать его! — приказал он Николаю и великанше, указывая на бессильно распростертого врага.

Те бросились к раненому и — при помощи Доурова — связали. Затем стащили Керима в небольшую каморку и заперли его там на ключ.

Доуров подошел ко мне и уже не прежним вкрадчивым голосом, а жестко и сурово сказал:

— Извольте идти в вашу комнату, княжна, и постарайтесь отдохнуть и выспаться до утра. На заре мы выезжаем…

Не знаю, что стало со мной, но я не возражала, не сопротивлялась. Вид беспомощного окровавленного Керима произвел на меня ужасное, ошеломляющее впечатление. К тому же, я теперь была беззащитна и находилась во власти своего врага…

Все было кончено… Моя участь решилась.

* * *

Я засыпала, просыпалась и снова засыпала, но это был не сон, не отдых, а какой-то тягучий и мучительный кошмар. Окровавленный Керим неотступно стоял перед моими глазами. Несколько раз я порывалась вскочить и бежать к нему, освободить его — в тот же миг сильные руки Мариам, дежурившей у моей постели, укладывали меня обратно в кровать. В бессильном отчаянии я стонала от мысли, что ничем не могу помочь ни себе, ни Кериму. Эта была ужасная ночь…

Утром Мариам одела меня, причесала, приколола шляпу, опустила на лицо креповую вуаль и свела вниз, в столовую, где ждали меня бабушка и Доуров.

Я не ответила на любезное приветствие этого человека и, как бы не замечая его, обратилась к бабушке.

— Помните, княгиня, вы являетесь ответчицей за меня и за того несчастного, который заперт в вашем замке, — напомнила я сурово.

Она промолчала, словно не слышала моих слов, и как ни в чем не бывало подвинула мне завтрак.

Но я с гневом оттолкнула его от себя.

— Никогда больше я не съем ни кусочка под вашей кровлей.

— И не придется, так как ты уезжаешь сию минуту, — усмехнулась она.

Уезжаю сию минуту!..

Да, она права, эта бессердечная старуха. К сожалению, права. Все решено: я уезжаю с ненавистным человеком в ненавистную Гурию, где находится его поместье. Уезжаю сию минуту…

Он подал руку и вывел меня на крыльцо.

Да, положительно это не сон, и я уезжаю. Перед старым, покосившимся от времени крыльцом замка стоит дорожная коляска, в которую уложили мои чемоданы и сундучки, присланные из Гори. На козлах сидит старый Николай. Доуров подсаживает меня в коляску. Мариам открывает ворота. Ворота скрипят на ржавых петлях… Бабушка говорит что-то, чего я не понимаю… Впрочем, бабушка обращается не ко мне — Доуров ей отвечает:

— Да, да, вернусь, княгиня, лишь только отвезу к матери княжну.

Он любезно прикладывает руку к козырьку фуражки. Коляска трогается, и мы выезжаем из ворот замка, где я видела столько горя…

Все кончено. Я пленница. Возврата нет. Нет! Нет! Нет!..

Дорога вьется вдоль извилистого берега Терека. Я молчу. Мой спутник молчит тоже.

Наконец, он первым прерывает молчание:

— Я не зверь, княжна Нина! Напрасно вы думаете обо мне так дурно.

— Я ненавижу вас! — к сожалению, мне не удается справиться с волнением, и голос мой предательски дрожит.

— Благодарю вас. И все-таки вы едете к нам — к моей матери, к моим сестрам, чтобы стать в конце концов Ниной Доуровой. Так суждено свыше. Такова судьба!

В ответ я только стискиваю зубы и сплетаю пальцы так, что хрустят суставы.

— Что вы хотите сделать с Керимом? Зачем собираетесь вернуться в замок бабушки? — спрашиваю я через минуту.

— Очень понятно, зачем. Чтобы взять Керима, отвезти его в Тифлис и сдать властям. Надо взять казаков на обратном пути. Одному, пожалуй, не справиться с разбойником.

— Но вы не причините ему никакого вреда, Доуров? — стараюсь я взять независимый тон.

— А это будет зависеть от вас, милая княжна: если вы будете повиноваться мне и моей матери, если будете любезны с нами, — даю вам честное слово, вашего разбойника не тронут и пальцем и доставят тифлисским властям целым и невредимым. Если же… — и его глаза договорили то, о чем так красноречиво промолчал этот гнусный человек.

Он смеет еще издеваться надо мной, он!.. О! Этого я не допущу!