Читать книгу "Небо повсюду - Дженди Нельсон"

Я складываю остальные тетрадки на первую, рядом с ящиком, и проделываю то же с соседней стопкой. Закрываю коробку и придвигаю новую. В этом ящике еще несколько школьных блокнотов и дневники, которые я не стану читать. Я пробегаю пальцами по стопке и кладу тетради одну за другой в коробку. На самом дне ящика я нахожу раскрытый блокнот. Все страницы исписаны ужасным почерком Бейли: строчки покрывают лист сверху донизу, кое-что перечеркнуто. Чувствуя укол вины, я беру тетрадь в руки. Моя вина сначала превращается в удивление, а потом перерастает в страх.

Все надписи – это сочетание маминого имени с другими именами и предметами. Есть целый раздел с именем «Пейдж» и разными штуками, связанными с Джоном Ленноном, моим тезкой. Мы считали, что он был ее любимым музыкантом. Мы почти ничего не знаем о маме. Будто она ушла и унесла с собой все следы своей жизни, оставив только историю. Бабушка если и говорит о ней, то только про то, как она любит путешествовать. Дядя Биг ничуть не лучше.

– В пять лет… – рассказывала нам бабуля раз за разом, для пущей убедительности подняв вверх пятерню, – в пять лет ваша мама выскользнула из своей кроватки. Я нашла ее среди ночи в самом центре города, она шагала со своим маленьким рюкзачком и походной тростью. Сказала, что отправилась на поиски приключений. В пять лет, девочки, подумать только!

Вот и все, что у нас от нее осталось. Есть еще, правда, коробка с мамиными вещами, которую мы хранили в Убежище. Там в основном ее книги, которые мы находили на полках внизу. Все они подписаны ее именем – «Оливер Твист», «На дороге», «Сиддхартха», собрание стихотворений Уильяма Блейка и несколько любовных романов в мягкой обложке (последнее привело нас, книжных эстетов, в великое замешательство). Ни в одной из книг нет ни пометок на полях, ни загнутых страниц. Есть у нас в запасе и несколько школьных альбомов, но тоже чистых, без надписей от друзей. Также в коробке лежит «Радость приготовления» с обложкой, заляпанной какой-то едой. Бабуля как-то обмолвилась, что мама на кухне творит чудеса и, возможно, в дороге зарабатывает своей готовкой.

Но по большей части коробка заполнена картами. Много-много карт: дорожные, топографические, карты Кловера, Калифорнии, карты сорока девяти других штатов, разных стран, континентов. Есть там и атласы, все зачитанные, как моя копия «Грозового перевала». Карты и атласы раскрывают нам характер мамы: девочка, которую призывает мир. Когда мы с Бейли были младше, то часами просиживали над атласами, придумывая мамины маршруты и приключения.

Я листаю записную книжку Бейли. Страница за страницей: Пейдж-Леннон-Уокер, Пейдж-Леннон-Йоко, Пейдж-Леннон-Имеджин, Пейдж-Дакота-Оно и так далее и тому подобное. Иногда под сочетаниями имен появляются подписи. Например, под «Пейдж-Дакота» стоит адрес в Нортгемптоне, штат Массачусетс. Но адрес этот зачеркнут, и поверх него накорябано: «Слишком молодая».

Я в шоке. Мы с Бейли тысячу раз безуспешно искали маму в Интернете и иногда вбивали в поисковики псевдонимы, которые придумывали для нее, но никогда это занятие не принимало таких масштабов, не становилось таким методичным, никогда мы не искали ее с такой настойчивостью, так продуманно. Блокнот исписан почти полностью. Бейли, видимо, занималась поисками каждую свободную минуту, все время, пока меня не было в комнате (потому что я не припомню, чтобы она в моем присутствии долго сидела за компьютером). Правда, теперь, если подумать, я вспоминаю, что перед смертью она часто стояла перед Полумамой, пристально вглядываясь в нее, будто ожидая, когда та заговорит с ней.

Я открываю первую страницу. Двадцать седьмое февраля – меньше чем за два месяца до ее смерти. Как она умудрилась столько сделать за два месяца? Неудивительно, что ей понадобилась помощь святого Антония. Жалко, что она так и не попросила меня помочь ей.

Я кладу блокнот обратно в ящик, иду к кровати, снова достаю кларнет и играю мелодию Джо.

Мне хочется снова вернуться в тот летний день. И я хочу, чтобы моя сестра была там со мной.

(Написано на обложке «Грозового перевала», в комнате Пенни)

Глава 23

(Написано на обрывке газеты, найденном под крыльцом дома Уокеров)

Когда следующим утром я спускаюсь на кухню, бабуля жарит сосиски у плиты, плечи у нее поникли, словно нахмуренные брови. Дядя Биг сгорбился над своим кофе за столом. За их спинами утренний туман заслоняет вид из окна, и кажется, что дом парит внутри облака. Стоя в дверях, я наполняюсь тем испуганным пустым чувством, которое охватывает меня при виде заброшенных домов, у которых меж ступеней растут сорняки, со стен осыпается поблекшая краска, а окна разбиты и заколочены.

– Где Джо? – спрашивает Биг.

Я понимаю, почему всеобщее отчаяние так очевидно сегодня утром: Джо не пришел.

– В заключении, – отвечаю я.

Биг с ухмылкой поднимает взгляд:

– Что это он такое натворил?

И тут же на кухне воцаряется хорошее настроение. Надо же! Я думала, что Джо только мой спасательный круг.

– Взял из отцовского погреба бутылку вина стоимостью в четыре сотни долларов и распил ее с девочкой по имени Джон Леннон.

Бабуля с Бигом дружно охают и восклицают:

– Четыре сотни долларов?!

– Он и понятия не имел, – сообщаю я.

– Ленни, мне не нравится, что ты пьешь. – Бабуля взмахивает лопаткой; сосиски у нее за спиной скворчат и плюются маслом.

– Да я и не пью. Почти. Не переживай.

– Черт возьми, Ленни. Хорошее было вино? – Лицо дяди Бига выражает живейший интерес.

– Не знаю. Я раньше не пила вино. Наверное, хорошее. – Я наливаю себе кофе, жидкий, словно чай. Скучаю по смоле, которую варил Джо.

– Черт побери, – повторяет дядя, прихлебывает кофе и корчит недовольную гримасу. Похоже, он тоже предпочитает варево Джо. – Думаю, что больше и не будешь. С такими-то завышенными стандартами.

Интересно, придет ли Джо на первую летнюю репетицию (я решила пойти).

И вдруг – о, сюрприз! Он входит собственной персоной, с шоколадными круассанами, мертвыми жуками для дяди и улыбкой размером с Бога для меня.

– Привет! – говорю я.

– Они тебя выпустили, – радуется дядя. – Превосходно. Ты пришел на свидание с супругой или приговор отменили?

– Биг! – осаживает его бабуля. – Я бы попросила…

Джо смеется:

– Отменили. Мой отец – очень романтическая личность, это его лучшая и худшая черта. Поэтому, когда я объяснил ему, что чувствую…

Джо смотрит на меня, пунцовеет, и я, конечно, сама превращаюсь в помидор. Законом наверняка запрещено испытывать такие чувства, когда твоя сестра мертва.