Читать книгу "Гольф с моджахедами - Валериан Скворцов"

— Он голосует тоже за жириновцев, не знаете?

Ефима Шлайна предали, вот что значил её вопрос.

А предать могли только в конторе, ибо в этом мире Шлайн и Шемякин не существовали и не могли существовать вместе во времени и пространстве и не имели то служебного и профессионального права. Знать обо мне в связи со Шлайном полагалось лишь его начальству и строго под кодовым обозначением, неизвестным даже мне самому. При этом начальство не имело на меня никаких выходов и зацепок, кроме, видимо, единственной. Моего «Форда». Безалаберный Ефим, я замечал, зевал контрольные «хвосты» контрразведчиков. Одним таким хвостом на контакте с Ефимом, скорее всего, и огладили мою машину. А как иначе? Выходили-то на нее, не на меня.

Способность соображать возвращалась.

— Вы эф-эс-бэ? — спросил я.

Ну, хорошо, я прикончу мадам Зорро и матерщинника Курбатова, увидевших меня, и — что дальше? Служебное расследование в отношении Шлайна, открытие уголовного преследования в отношении Шемякина… Вот бы эту парочку унесло ветром!

— Слава всем святым и нищим, — сказала мадам Зорро. — Дошло…

До меня, успокоившегося, теперь быстро доходило следом и кое-что еще: они не уверены, что я — это я, и берут разговорами, как говорят по фене, на понт. «Форд» замазан доверенностью. Его владелец — не я. Записку под дворником клочком бумаги подменил тоже не я, ума хватило на осторожность… Мелковатую, но она их тоже путала. Их — кого? Не эф-эс-бэ, конечно, уж больно жлобоваты и опереточны.

Мадам Зорро, пусть и начальник, в данный момент лишь птичка, под перышками которой — микрофон. Некто поважнее её и Курпатова, то ли постоянно пьяного, то ли дурака от рождения, слушает в данный момент и вникает в мои слова, внимательно рассматривает и уже взвешивает решение что со мной делать?

Арифметическая задачка решалась.

Парочка в «Москвиче» и парочка мадам Зорро плюс Курпатов появились по одному делу. Первая хотя и знала, где перехватывать Шемякина и как он выглядит, шла на сближение и держалась, я бы сказал, дипломатично. Вторая действует наобум, выламывается, лезет нахрапом, пугает пистолетом и городит про Махачкалу и Кавказ, имея в качестве зацепки дурацкий трюк с несуществующей вмятиной на «Форде». То есть, выстраивает ко мне ход, отдающий провинциальным дилетанством… Неужели все-таки московское управление эф-эс-бэ? Столица ведь тоже субъект федерации, провинция, как и другие…

В сумме выходило следующее.

Ефим Шлайн запиской, полученной в «Москвиче», предписывал скакать в Прагу. Специально ведь указал: тамошнему Тыбурцию звонить на месте…

Почему нужно скакать, и пришли объяснять эти представители охранного «бомонда», оставившие записочку на «Форде», — мадам Зорро и мсье Курпатов. А я наивно приволокся к ним по присущей мне алчности. Торопился заработать, клюнув на дешевку и наплевав на записку Ефима ценой в мою, а может быть, и его жизнь.

Вычисляя это, я продолжал валять Ваньку, будто не нагляделся раньше вволю с шестого этажа на просторную, насквозь просматриваемую сверху площадку, посредине которой меня тормозила мадам Зорро. Я явно испытывал судьбу под прицелом человека, возможно и по имени Сергей, который слушал в наушнике мой лепет и теперь решал: стрелять или нет?

Меня выставляли на убой, потому что, вне сомнения, я остался, по неизвестной мне причине, последней, политической надеждой Ефима Шлайна.

Я за кончик потащил на себя зонт, пропустил его под мышкой, и женщина Зорро, дернувшись за ручкой, упала, как говорится, в мои объятия. Приподняв мартышку, чтобы прикрыть ею свою голову от семиэтажки, я прислонился спиной к «Опелю». И вовремя.

Выламываясь под крутого, Курпатов выскочил из сарая и открыл огонь по-македонски, с двух рук, истребив несколько фар и ветровых стекол. Бил не прицельно. Осколки разлетелись во все стороны… Подошвы у него скользили, он не рассчитал, что, выпустив из-под резиновой занавески теплый воздух, окажется на морозце в клубах пара, к тому же не адаптировавшись к темноте после освещенного сарая. Приказ вмешаться ему отправил по связи просто дурак.

Идиота Курпатова я успокил из «Глока», тремя выстрелами срезав полчерепа.

Жуткая боль обожгла щеку. Мартышка рвала её зубами до кости и пальцами одной руки, выскользнувшей из захвата, подбиралась, сминая мой нос, к глазным яблокам. Я уже упирался «Глоком» в крестец женщины Зорро, когда её гладко причесанная головка, с которой свалилась шляпа, лопнула, будто передутый воздушный шарик. Красно-серого цвета. Во всяком случае, такого цвета оказались ошметки её мозга на боковом стекле «Опеля». Машинально, уже распластавшись на грязном льду между трупом и автомобилем, я стер с подбородка нечто липучее, отдававшее цинковым запахом. Наверное, все те же ошметки.

Дурак прикончил и мадам Зорро. Вместо меня. Вот уж, действительно, театр абсурда…

Боб Шпиган, незабвенный мэтр, любил Ионеско. И выставил на конкурсе постеров для буфетной Алексеевских курсов изречение классика драматургии, гласившее, что люди любят убийц, а жертвам сочувствуют только из признательности за предоставленную возможность их грохнуть…

Жизнь учила понимать творчество великого румына. Дурак со снайперкой располагал меня к себе все больше. Я жаждал воздать ему почести.

Просунувшись между машинами к проезду, я присел на корточки, чтобы определиться с путями отхода, и увидел, как по автомобильным крышам и бортам побежали отражения проблесковых сполохов милицейской мигалки. На стоянку въезжал зеленый УАЗ, высвечиваемый прожектором над воротами. Я услышал хлопки дверей и срывающийся торопливый голос, которым говорил старший наряда, прижимая рот к черному полену рации:

— Где? Вторая линия, темный «Опель»? Что? Да, возьмем… Да, возьмем. Сделаем!

Убивать, значит, не собирались. Хотели, скажем так, провести переговоры. И повесить на меня убийство. После чего, пока суд да дело пока российские суд и дело, — тормознуть на год-полтора в СИЗО… Если бы расчеты снайпера не были именно таковы, он не ухлопал бы женщину Зорро. Он стрелял именно в Зорро, попал в неё преднамеренно, а не случайно, не потому, что я ею прикрывался…

Однако лучше порасспросить об этом самого снайпера, когда я до него доберусь. А я решил добраться. Иначе охота на меня затянется навечно.

По моим прикидкам, снайпер на семиэтажке сейчас, отложив винтовку, приникал к биноклю ночного видения — прочесывал темные углы стоянки. Затем по рации выведет опергруппу на захват, обозначив подходы с нескольких сторон. Третий, мол, искомый, ещё живой, с полными штанишками ждет встречи там-то и там-то.

Власти, если это власти, сами вынуждали меня нарушить суверенитет Японии, в общем ничего плохого моей персоне не сделавшей.

Я перекатился через следующий проезд в тень джипа «Чероки», прополз, обдирая пуговицы у пальто, за мусорный контейнер. Выждал и повторил маневр в сторону осевшей на спущенных шинах «Волги».

О, Господи! Оказывается, я волок за собой зонтик Зорро. Но отшвыривать передумал. Он мог сгодиться в ближайшем будущем.