Читать книгу "Гунны. Грозные воины степей - Эдвард А. Томпсон"

На следующий день Приск пошел отнести подарки жене Аттилы, Креке, которая была матерью Эллака. Таким образом, ему представилась возможность осмотреть территорию внутри ограды, на которой находилось несколько строений. Стоявшие у двери варвары впустили Приска в дом. Историк застал гуннскую царицу лежащей на мягком ложе. Ее окружало множество служанок, сидевших на коврах, устилавших пол. Они вышивали разноцветные узоры на тканях, которые накидывались поверх одежд гуннов. Свидание было коротким. Приск приблизился, поприветствовал Креку, вручил подарки и вышел. Он решил подождать во дворе Онегесия, который опять совещался с Аттилой, чтобы узнать, стоит ли Максимину оставаться, или надо отправляться домой, а заодно осмотреться вокруг. Никто его не трогал, поскольку он был уже известен охранникам Аттилы. Вдруг Приск увидел, как оживились толпившиеся во дворе гунны. Поднявшийся шум возвестил о появлении Аттилы. Гунн вышел вместе с Онегесием и окинул взглядом стоявших перед ним людей. Многие стали подходить к нему, чтобы он разрешил их споры. Приск отметил высокомерный вид и презрительный взгляд, с какими Аттила выслушивал жалобщиков и вершил правосудие. Затем он повернулся и вошел во дворец. Приск узнал, что Аттила пошел принимать посольства варварских народов, приехавших в селение.

Приск остался в надежде дождаться Онегесия и коротал время, разговаривая с послами Западной Римской империи. Они поинтересовались, отпустили ли гунны посольство Максимина или приказали остаться. Приск ответил, что ждет Онегесия, чтобы задать этот вопрос. Дальше разговор перешел на характер Аттилы. Посол западных римлян Ромул, человек, к высказываниям которого Приск относился с большим уважением, заявил, что в силу обретенного могущества Аттила стал столь самонадеянным, что не терпит справедливых речей, если не признает их выгодными для себя. Никогда никому из прежних владык Скифии или даже других стран не удавалось столько совершить в короткое время. Стремясь достигнуть еще большего, увеличить и без того огромные владения, Аттила теперь нападет на Иран. Кто-то из римлян, прервав Ромула, спросил, каким путем Аттила может отправиться в Иран. Ромул напомнил историю Васиха и Курсиха, чтобы показать, что гунны вполне способны вторгнуться в эту страну. Аттила, по мнению Ромула, вполне может пройти тем же маршрутом, и ему не составит особого труда покорить Иран. Приск выразил надежду, что, если Аттила пойдет против Сасанидского Ирана, то римляне получат некоторую передышку, на что Константиол, один из западных римлян, сказал, что если Аттила подчинит Иран, то Римскую империю ждет мрачное будущее. Как бы после покорения Ирана Аттила не превратился во врага римлян. Тогда Аттила уже не потерпит, чтобы римляне сохраняли независимость. Он открыто посчитает их своими рабами и предъявит более тяжкие и невыносимые требования. Аттила считает, что сам бог дал знамение усиления его могущества, открыв Аресов меч[67], который считался священным и чтился скифскими царями, как посвященный владыке войн, но еще в древние времена исчез, а затем был вновь найден с помощью коровы.

Наконец появился Онегесий. Римляне подошли к нему, чтобы задать интересующие их вопросы. Но сначала Онегесий поговорил с гуннами, окружившими его, и только потом, повернувшись к Приску, поручил ему узнать у Максимина, кого из людей консульского достоинства римляне пришлют в качестве послов к Аттиле. Посовещавшись с Максимином, Приск вернулся и сообщил Онегесию, что римское правительство хотело бы, чтобы Онегесий приехал в Константинополь для решения всех спорных вопросов, а если это не получится, то император пришлет того посла, которого выберут гунны. Онегесий, очевидно, понял, что эта уступка имеет чрезвычайно важное значение. Он попросил Приска позвать Максимина и, как только посол пришел, отвел его к Аттиле. Приск не присутствовал на беседе посла с Аттилой, но, вернувшись, Максимин сказал, что Аттила желает, чтобы послом был либо Ном, либо Анатолий, либо Сенатор; других он не примет. Только с кем-то из этих троих он будет вести переговоры, и особо подчеркнул, что если римляне не выполнят его пожелание, то придется разрешить недоразумения силой оружия. Все это Максимин рассказал Приску по пути к шатру. Вскоре к ним зашел Татул, отец Ореста, который передал приказ Аттилы: вечером Максимин и Приск должны присутствовать на обеде.

В назначенное время, в девять часов вечера, Максимин и Приск явились на обед вместе с послами от Западной Римской империи и остановились на пороге зала во дворце Аттилы. Согласно обычаю, гунны поднесли им кубки с вином. Пригубив из кубков, римляне заняли отведенные им места за обеденным столом. Когда все расселись, Приск получил возможность осмотреть зал. По обеим сторонам у стен стояли стулья, на которых сидели гунны и гости. В центре, напротив входной двери, на ложе восседал Аттила. За спиной Аттилы стояло еще одно ложе, но на нем никто не сидел, и Приск так и не смог понять, для кого оно было предназначено. За спиной Аттилы на возвышении, к которому вели несколько ступеней, находилась постель гуннского короля, отделенная от комнаты вышитыми льняными занавесками. Аттила действительно спал в обеденном зале, хотя некоторые ученые подвергают этот факт сомнению.

Почетное место по правую руку от Аттилы занимал Онегесий. Это, несомненно, указывает на то, что после Аттилы Онегесий был самым влиятельным человеком. Слева от Аттилы второе по значимости почетное место занимал знатный гунн по имени Берих. Римляне сидели за Берихом. Сыновья Аттилы сидели перед отцом, глядя в пол из уважения и страха перед ним. Наконец, когда все расселись, появился виночерпий и вручил Аттиле кубок с вином. Он взял кубок и выпил за Бериха. Удостоенный чести Берих сразу поднялся с места; согласно традиции, он мог сесть только после того, как, пригубив или выпив вино, Аттила отдавал кубок виночерпию. У каждого присутствующего на обеде был свой виночерпий, входивший по порядку после выхода виночерпия Аттилы. После того как почести удостоились все гости, Аттила почтил римлян таким же образом. После окончания этой церемонии виночерпии вышли, и перед каждыми тремя-четырьмя гостями поставили столы; таким образом, каждый имел возможность брать себе положенные на блюда кушанья, не вставая с места. Слуги внесли и расставили на столах хлеб, мясо, всевозможные лакомства, лежавшие на круглых серебряных блюдах, трофеи из разграбленных римских городов. Римляне отметили богатое угощение и красивую сервировку, однако сам Аттила ел с деревянной тарелки и только мясо. Вино он пил из деревянного кубка, в то время как его приверженцы пили из золотых и серебряных чаш. Одежда Аттилы, очень скромная, отличалась от одежды других гуннов только чистотой; ни висевший у Аттилы сбоку меч, ни перевязи варварской обуви, ни узда его коня не были украшены, как у других гуннов, золотом, драгоценными камнями или какими-то еще украшениями. Когда все было съедено, все встали, и никто не садился до тех пор, пока каждый гость не выпил кубок вина за здоровья Аттилы. Вот как Приск описывает то, что происходило дальше.

«При наступлении вечера были зажжены факелы, и два варвара, выступив на середину перед Аттилой, запели сочиненные ими песни, в которых воспевали его победы и военные доблести. Участники пира смотрели на них, и одни восхищались песнями, другие, вспоминая о войнах, ободрялись духом, иные, у которых телесная сила ослабела от времени и дух нуждался в спокойствии, проливали слезы. После пения выступил какой-то поврежденный рассудком гунн и начал молоть всевозможный вздор, которым всех рассмешил».