Читать книгу "Убийство городов - Александр Проханов"

В толпе, среди икон и хоругвей, он заметил странного знаменосца. На голове его был вязаный, с георгиевской лентой, чепец. Лицо красное, словно ошпарено. Глаза голубые, с лопнувшими сосудиками. Губы мокрые, ярко-розовые, приоткрытые, словно человек, не переставая смеялся. Одет он был в разноцветные, одна на другую, рубахи и кофты, был похож на лоскутную бабу, которую ставят на чайник. В руках он держал шест, на котором развевались цветные ленты и позванивали бубенцы. Встряхивал шестом, пританцовывал, кружил на месте, напоминая шамана или африканского жреца. Все, что происходило на площади, волновало его. Он воздевал свой шест. Ему не мешали, видно, он был неизменным участником подобных военных торжеств.

Теперь со сцены вещал батюшка в черном подряснике, поверх которого был надет военный жилет. Из карманов торчали автоматные магазины. Борода у батюшки съехала на сторону, словно ее смел ветер. Из-под военного картуза виднелась тугая косица. На груди сиял крест.

– Братья и сестры, спросим себя, чего хотим мы, оставившие свои очаги, рабочие места, служение в учреждениях и даже в храмах. Мы толком не ответим, но все сойдемся на том, что хотим жить в стране, где все поступают по совести. А что есть совесть? Это звучащий в душе голос Божий. Значит, мы хотим жить в стране, построенной по закону Божьему. А закон Божий есть божественная справедливость, которая соединяет человека с человеком, человека с народом, народ с государством, а государство с Господом Богом. Из Новороссии свет Православия хлынул когда-то по всей Руси и превратил Россию в Святую Русь. Отсюда, от нас, пошла православная империя, и теперь от нас она вновь возродится. Но нет империи без императора, и здесь, в Новороссии, уже присутствует среди нас будущий Государь Император. Может, он танкист, а может, артиллерист, а может, комбат. Сейчас он не виден, но скоро откроется. И когда нас станут спрашивать, за что воюем, мы твердо ответим: «За Веру, Царя и Отечество!»

Площадь ликовала. Страстно волновались красные знамена с серпом и молотом. Колыхалась хоругвь со Спасом. Плескалось георгиевское полотнище. Звенели бубенцы на шесте шамана. Все были едины, нераздельны и неразлучны. И Рябинин был принят в это восхитительное братство.

На сцену поставили ящики, в которых лежали автоматы. Говорил комбат Козерог в пиратской косынке, с красочным «стечкиным» на бедре.

– Граждане свободного Донбасса! Сегодня, на этой праздничной площади, мы отмечаем рождение батальона «Марс». В нашу вольную донецкую степь бандеровские поджигатели принесли черный огонь войны. Они хотят превратить в пепел наши города, наши заводы и шахты, нашу свободу! Но мы отвечаем встречным огнем, алым огнем Победы! И этот праведный огонь Победы батальон «Марс» понесет по всей Украине, до Киева и до Львова! Не все из нас пройдут парадом по Крещатику, но имена героев золотом засверкают на монументе Свободы, который мы воздвигнем на Саур Могиле, рядом с монументом Великой Победы! Бойцы батальона, сегодня, на этой площади, вы получаете в свои руки оружие! Перед лицом ваших братьев клянитесь, что не выпустите из рук автомат, даже если в сердце вам вопьется пуля врага! Оружие, которое вы получаете, свято! В нем не остыло тепло тех рук, что водружали над Берлином знамя Победы!

Козерог отдал честь, приложив к косынке заостренную ладонь. На трибуну стали подниматься новобранцы, и комбат передавал каждому автомат, перед этим целуя оружие. Новобранец принимал из рук командира «калашников», произносил «Служу Донбассу» и возвращался в строй.

Когда Рябинин поднялся на помост и комбат поцеловал ствол и протянул ему автомат, Рябинин, окруженный ликующей толпой, родными лицами, плещущими знаменами, испытал мгновенный восторг. В сердце хлынул свет. Он обожал своего командира. Обожал людей с прекрасными одухотворенными лицами. Обожал эту землю, которую пришел защищать и на которую, быть может, упадет, не выпуская оружия.

Автомат был близко у глаз. Его ствол утратил воронение, а цевье и ложе были белесыми от прикосновений чьих-то горячих и страстных рук. Рябинин прижал к губам автомат, поцеловал его теплую сталь. Слышал, как площадь восхищенно откликается на его поцелуй.

Вернулся в строй. Видел, как чеченец Адам стиснул автомат, и в его зеленых глазах плясало солнце.

Он слушал ораторов, воображая, как опишет в книге этот красочный митинг.

По площади вдруг пронесся ропот. Люди обращали лица к небу, указывали куда-то в синюю высь.

– Прилетел, сучий глаз! Значит, будут бомбить, – произнес ополченец в каске, поднимая вверх обмотанную бинтом руку.

– Это паук. Значит, гаубицу наводит. А если летучая мышь, то авиацию. – Второй ополченец в казачьей папахе с красным верхом задрал к небу седую бородку.

Рябинин стал смотреть туда, куда смотрела вся площадь. Высоко, похожий на паучка, реял беспилотник. Его плотное темное тельце, окруженное лапками, покачивалось и пульсировало. Медленно перемещалось над площадью.

– Мочить его! Бей ему в глаз!

Ударила автоматная очередь. Другая, третья. В небо полетели бледные трассеры, колючие росчерки. Автоматные стволы тянулись вверх, грохотали. Острые пунктиры мчались к беспилотнику, гасли на солнце.

Чеченец Адам подбросил ствол, раскрыв у прорези сверкающее зеленое око, и выпустил долбящую очередь.

Рябинин прицелился в скользящего паучка и ударил с веселой торопливостью, чувствуя, как рвется в руках автомат, как пули уносятся ввысь, сливаясь с вихрем других очередей.

Паучок, покачиваясь, уклонялся от пуль, а потом вильнул и скрылся за крышей пышного, с колоннами здания. Ему вслед летели гаснущие, опоздавшие трассы.

Рябинин опустил автомат, в котором замирали биения. Между ним и оружием установилась тайная связь. Они принадлежали друг другу. Автомат был его, Рябинина. А он, Рябинин, был его, автомата.

Митинг завершился. Толпа, колыхая знаменами, уплывала с площади. Новобранцы грузились в «КамАз». Рябинин видел, как светилось лицо осетина Мераба, ласкающего автомат. Как страстно оглядывал ствол и приклад серб Драгош. Как Аурелио прижимал к груди подержанный «калашников».

Раздался высокий шипящий свист, и страшно, трескуче грохнуло. На фасаде, среди колонн, взбухла стена, из нее полыхнул огонь, вырвался дым, и вслед за дымом стали рушиться камни, лепнина, и открылась дыра, в которой что-то дымно мерцало.

Толпа истошно взвыла, взревела, со стоном и криками побежала, будто ее сметал свистящий вихрь. Люди падали, роняли знамена. По их спинам бежали, топтали.

Рябинин испытал ужас, слепое безумие. Ему показалось, что треснула огромная кость, и земля вместе с людьми и домами проваливается. Порывался перепрыгнуть борт грузовика и бежать.

Снова шипящий свист и страшный удар в отдаленный угол площади. Брызнул огонь, черные ошметки асфальта. Сизый дым повалил из земли, как из адской пробоины.

– Беспилотник навел артиллерию! – произнес ополченец в казачьей папахе. – Тикать отседова!

Рябинин знал, что эти удары предназначались ему. Чудовище, что сегодня ночью дохнуло из подбитого грузовика, а сейчас вонзило клык в лепнину фасада, – это чудовище не хотело его убить. А только показало, что он на примете. Что его разглядел беспилотник. И теперь любой его шаг, любая мысль известна чудовищу, и оно распоряжается его жизнью и смертью.