Читать книгу "Нежная душа. Сиротка - Мари-Бернадетт Дюпюи"

Эрмин встала, не помня себя от радости. Воспоминания о годах, прожитых рядом с сестрой-хозяйкой монастырской школы в Валь-Жальбере, теснились у нее в голове.

— Сестра Викторианна! Можно, я вас поцелую? — спросила она, давая волю своей радости. — Я так счастлива видеть вас!

— Ну, один раз можно, моя крошка! Конечно, иди, я тебя обниму!

— Мы попрощались с вами в декабре 1929-го, три года назад, — сказала молодая женщина. — Я думала, вы в Шикутими…

— Я предпочла приехать работать сюда, хочу быть полезной. Мне шестьдесят четыре, но я все еще в состоянии чистить овощи и месить тесто для хлеба. А ты, я смотрю, вышла замуж! И кто эта юная мадемуазель? Я уже где-то видела ее очаровательную мордашку!

— Это Шарлотта Лапуант, — быстро ответила Эрмин. — Ее взяла на воспитание моя мать. Ах да, когда вы уезжали, я еще не встретилась с мамой. Нам о многом надо поговорить, сестра Викторианна!

— Предполагаю, ты была в этом поезде, — отрезала пожилая монахиня. — На ночь я устрою вас в своей комнате, потому что мы старые знакомые. А пока мне придется потрудиться: сегодня нужно подать добрую сотню тарелок.

— Я могу вам помочь, сестра, — тотчас же предложила девочка.

— Не откажусь! Придется подавать еду в три приема, а обычно хватает одного. Боже, у меня же нет столько посуды! А ведь ее нужно сразу мыть, чтобы никто не заразился!

Эрмин со счастливым видом слушала монахиню. Она наконец поверила, что перед ней не фантом из прошлого, а живой, реальный друг. Молодая женщина узнавала каждый жест монахини, каждую гримаску, пусть та и утратила толику своей энергии. Освободив уголок стола, Эрмин перепеленала сына.

— Как ты назвала этого ангелочка? — спросила сестра Викторианна с улыбкой. — Какой он у тебя пухленький и подвижный!

— Он носит имя своего деда, Жослина. Отца я никогда не увижу, но мне удалось украсить цветами его могилу на берегу реки Перибонки.

— А папа этого очаровательного малыша — кто-то из жителей Валь-Жальбера?

— Нет! Его отца зовут Клеман Дельбо. Сейчас он работает на большой лесопилке, обслуживающей бумажную фабрику в Ривербенде.

Шарлотта тем временем расставляла на подносах фарфоровые суповые тарелки. Девочка заметила, что Эрмин не стала называть индейские имена своих мужа и сына. Это показалось ей странным. Спустя мгновение молодая женщина пояснила радостным тоном:

— Сестра Викторианна была сестрой-хозяйкой в монастырской школе. Я многим ей обязана. Она научила меня готовить, шить, вышивать. Я так плакала в тот день, когда мы расстались! И представьте себе, сестра, в день вашего отъезда я познакомилась с Шарлоттой. Она пришла на праздник, который организовали в честь вашего отъезда. Вас в то время было четверо. Мать-настоятельница порекомендовала мне спеть «Прощальную песню», и я, с согласия господина мэра, вместо «Не говори “прощай”, мой брат, не говори “прощай!”» спела «Не говори “прощай”, сестра!».

— И мне хотелось плакать, — вспомнила монахиня. — Господь Бог щедр, Эрмин, раз он позволил мне еще раз тебя увидеть. Ты совсем не изменилась. У тебя все такие же красивые голубые глаза и белокурые волосы. Но ты стала красить губы, плутовка! И что ты делала одна в поезде? Куда ты ехала?

Молодая женщина предпочла сказать правду. Рядом с сестрой Викторианной она словно вернулась в детство, почувствовала себя девочкой-подростком, для которой соврать означало согрешить.

— Я хотела пройти прослушивание в театре Капитолий в Квебеке по совету одного импресарио, который слышал меня в церкви в Шамборе. Он специалист в своем деле.

— Вот оно что! — отозвалась монахиня. — Но ведь теперь у тебя есть семья. Или ты, несмотря на это, все равно хочешь петь на сцене?

— Я и сама пока не знаю, — сказала Эрмин. — Мне нужно уложить Мукки, а его коляска осталась возле поезда.

— Мукки? — изумленно повторила сестра Викторианна. — В молодости мне довелось лечить индейцев. Это их имя, оно означает «ребенок». Какая муха тебя укусила, что ты так назвала дитя?

— Мой муж — добрый католик, но его мать — индианка монтанье. Я не хочу полностью отказываться от их языка.

Кто-то вошел в кухню, положив конец разговору, к несказанной радости Эрмин. Это был доброжелательный мальчик, сын человека, чьи сани привезли Эрмин к санаторию. Перед собой он толкал коляску, рядом шла хрупкая Бадетта.

— Вот вы где, мадам! Не скоро я вас нашел! Я привез вашу коляску. Она была полна снега, но я его вытряхнул. Теперь она чистая!

— Спасибо огромное! — воскликнула молодая женщина. — Это очень любезно с вашей стороны. Мне пришлось бы без нее плохо!

До этого мальчик видел Эрмин только в темноте. Теперь же он глядел на нее во все глаза и думал, какая же она красивая.

— Теперь я спокойна, зная, что у вас все в порядке, — добавила Бадетта. — Я заволновалась, когда потеряла вас из виду. Сестра, я немного помогла вам с размещением пассажиров поезда. Столы мы разделили проходом — ваши больные смогут поужинать в обществе всех тех, кому повезло найти здесь пристанище. Доктор счел, что это вполне безопасно, да и обитателям санатория будет веселее.

Эрмин быстрым взглядом окинула кухню. Увидев кирпичи, предназначавшиеся для обогрева постелей, она взяла один и сунула в печь. Постельные принадлежности Мукки показались ей слишком влажными.

«Я уложу его спать укутанным в одеяло, — подумала она. — Если я подниму откидной верх коляски, он сможет отдохнуть. А когда придет время, я его укачаю».

Она приберегла для себя столько упреков, что могла бы много часов заниматься только своим сыном. Шарлотта, уже освоившаяся в просторной кухне, с удовольствием готовила ложки и тарелки — считала их и пересчитывала.

— Сестра Викторианна очень хорошая, — шепотом сказала девочка Эрмин.

— Да, но с характером. Какое совпадение! Я и подумать не могла, что с нами случится такое. Но, моя крошка, надо стойко переносить неприятности. Здесь тепло, и мы будем спать под крышей и с полными желудками.

— Нам повезло, — согласилась девочка.

Бадетта тем временем разговаривала с монахиней. Она не преминула заметить, что хорошо знает это медицинское учреждение, потому что сама в нем когда-то жила.

— Мне нравилось в Лак-Эдуаре, сестра. А потом я обосновалась в Квебеке и стала независимой журналисткой. Заработков мне вполне хватает, и все же лучшие мои воспоминания связаны с этим санаторием. Воздух здесь такой чистый, а от вида на озеро просто дух захватывает! Пансионеры были в основном представителями среднего класса. Что-нибудь изменилось?

— Мне нет дела до социального положения больного, мадам, — отчеканила монахиня. — Для меня и остального персонала все они — несчастные люди, о которых нужно заботиться и временами обращаться как с малыми детьми. Некоторых мучат сильные боли. В прошлом месяце один пациент умер после долгой агонии. Здесь живут даже дети, увы!