Читать книгу ""Снег", укротивший "Тайфун" - Анатолий Терещенко"

Следует заметить, что все позиции, перечисленные в документе, нашли свое подтверждение в последующей политике японского правительства и практической деятельности командования вооруженных сил Японии. Все они форсировали подготовку планов операций в Юго-Восточной Азии и на Тихом океане.

Генеральный штаб Японии полагал, что «восточный блицкриг» возможен только в том случае, если Красная Армия сократит количество своих дивизий на Дальнем Востоке наполовину. Для японцев советские войска на востоке оставались грозной силой. Одно дело – внезапный удар по обескровленному противнику, другое – по хорошо подготовленной и технически оснащенной военной группировке. Обещание Берлина захватить Москву через три недели лопнуло, как мыльный пузырь.

Вместе с тем японская разведка располагала устрашающими данными по сосредоточению советской авиации, которая могла превратить несколькими воздушными атаками в руины города Японии. Агентурные данные были таковы: Советы располагают на Дальнем Востоке 60 тяжелыми бомбардировщиками, 450 истребителями, 60 штурмовиками, 80 бомбардировщиками дальнего действия, 330 легкими бомбардировщиками и 200 самолетами морской авиации. Это была сила, которой стоило бояться!

В один из документов японского генштаба 28 августа 1941 года была внесена явно не радужная запись:

«Даже Гитлер ошибается в оценке Советского Союза. Поэтому что уж говорить о нашем разведывательном управлении. Война Германии продолжится до конца года…

Каково же будущее империи? Перспективы мрачные. Поистине будущее не угадаешь…»

А его не надо угадывать, надо строить хорошо и продуманно настоящее. Будущее нельзя предвидеть, его можно только изобрести. Знать прошлое с его ошибками, грехами, просчетами достаточно неприятно, но знать еще и будущее, построенное настоящим на болячках прошлого, было бы просто невыносимо.

Американское изречение гласит: любое дело можно делать тремя способами – правильно, неправильно и по-армейски. Японцы внешнюю политику делали по-армейски. Вот почему 3 сентября на заседании правительства и императорской ставки участники совещания решили действовать третьим вариантом:

«Поскольку Япония не сможет развернуть крупномасштабные операции на севере до февраля, необходимо в это время быстро осуществить операции на юге».

Стране восходящего солнца крайне не хватало сырья – крови войны: нефти, угля, руды, хлопка и прочего. А ведь запросы росли с каждым днем…

* * *

Затяжные бои группы армий «Центр» при подходе к Москве с частями Красной Армии сломали не только план блицкрига, но и замысел «молниеносной войны» против СССР. В Токио решили не рисковать – военные приготовления против СССР были отложены до весны 1942 года. К такому решению японцев подтолкнула и операция советской разведки «Снег», вовремя задуманная и прекрасно проведенная органами государственной безопасности СССР.

Несмотря на то что Гитлер торопил войска, требовал атаковать части и подразделения Красной Армии там, где только можно и нельзя, Москва от него постепенно удалялась. Зимой 1941 года Гитлер уже был согласен с наступлением на советскую столицу.

Однако, как писал автор многих публикаций о нацистском вожде Иоахим К. Фест, будучи ослепленным непрекращающейся чередой своих триумфов и избалован воинским счастьем, Гитлер полагал, что сможет одновременно добиться и далеко идущих целей не только на севере, но и в первую очередь на юге. Но он словно позабыл о своем старом главном правиле – всякий раз концентрировать все силы на одном участке – и разводил войска все дальше и дальше друг от друга.

Фельдмаршал фон Бок 2 октября 1941 года сообщил о широкомасштабном наступлении на Москву. На следующий день фюрер собрал общественность в берлинском Дворце спорта и разразился феерией заурядного хвастовства. Гитлер обругал противников его новой наступательной идеи «демократическими нулями», «олухами», «зверями и бестиями». Он открыто объявил, что «этот противник (под Москвой. – Авт.) уже сломлен и никогда больше не поднимется».

Но уже 4 октября зарядили холодные осенние дожди. Липкая кашица из глиноземной грязи на дорогах и в полях сковала войска вермахта – механизированные и танковые. Пехота, как известно, без брони воевать не может.

Но о конце «Тайфуна» будет рассказано ниже.

Японцы еще в сентябре почувствовали речевые слабости фюрера и их отличие от реальности на фронтах. Не случайно японский посол Осима в Берлине довел до руководства Третьего рейха такую информацию:

«В это время года военные действия против Советского Союза можно предпринять лишь в небольших масштабах. Вероятно, будет не слишком трудно занять северную (русскую) часть острова Сахалин. Ввиду того что советские войска понесли большие потери в боях с немецкими войсками, их, вероятно, также можно оттеснить от границы. Однако нападение на Владивосток, а также любое продвижение в направлении озера Байкал в это время года невозможно, и придется из-за сложившихся обстоятельств отложить до весны».

Текст заявления японца попал в руки Иоахима фон Риббентропа, только что возвратившегося от Гитлера. Но он успел только пробежать глазами документ, как зазвонил прямой телефон.

– Слушаю, мой фюрер, – вздрогнул глава внешнеполитического ведомства, всегда боявшийся подобных звонков.

– Что там с Японией? Когда они откроют дальневосточный фронт?

– Тянут, мой фюрер!

– Значит, плохи ваши дипломаты. Надо заставить, надо срочно заставить, чтобы по Красной Армии Япония ударила на востоке – это нам большая помощь в борьбе не только за Москву. Вы это понимаете?

– Так точно, мой фюрер.

– Надо сделать все возможное, чтобы они развернули свое войско на север. На юге азиаты могут наткнуться на американцев. Ни нам, ни тем более им такая война невыгодна. Нельзя их ссорить. Надо все сделать, чтобы Кван-тунская армия вместе с 6-й армией ударили по Советам, – справедливо говорил Гитлер, понимающий, что в противном случае могут потечь с востока на запад хорошо вооруженные, с запасом сил и здоровья советские воинские части.

– Постараемся переубедить японского посла.

– Делайте же, черт побери, но только напористей!

Вдруг в трубке что-то щелкнуло, и голос Гитлера потух. Риббентроп обрадовался скоротечности диалога, не предвещавшего ровной и спокойной беседы. Он к ней просто не был готов. Риббентроп никогда не радовался подобным звонкам, так как по природе был тугодумом, а поэтому быстро сконцентрироваться для нужного ответа не мог.

Министр иностранных дел рейха любил тщательно готовиться к диспутам, беседам, диалогам и запланированным звонкам исключительно в тиши своего роскошного кабинета.

Грубым, невоспитанным и невежественным его назовет Ганс Франк.

Как ненавистнику славянства и еврейства, ему было присвоено эсэсовское звание обергруппенфюрер (генерал) СС. Это он советовал венгерскому регенту Хорти, чтобы тот «довел до конца» антиеврейские погромы в Венгрии, требуя ускорить депортацию еврейского населения: