Читать книгу "Белая горячка. Delirium Tremens - Михаил Липскеров"

Так что план был выполнен наличными силами. В процессе выполнения Мэн четыре раза чуть не погиб. Один раз его смыло со скалы в Тихий океан, откуда он еле вымылся на пляж. Второй раз он свалился с семидесятиметрового водопада, и его жизнь спасли простые березки, которые смягчили падение. После этого Мэн почувствовал прилив любви к русской природе, оказавшейся на территории бывшей Японии только для того, чтобы спасти Мэну жизнь. В третий раз они с Рабочим попали под тайфун «Нэнси» и ночь простояли по горло в воде, которая шла по ним, грозя подняться выше и унести их тела в Охотское море. Но к утру «Нэнси» расслабилась, и они выбрались к Охотскому морю своими ногами. А в четвертый раз Мэн с тем же Рабочим на узкой тропе по-над обрывом в океан столкнулись с медведем. Ни они, ни медведь не имели возможности развернуться и разойтись по-хорошему, поэтому медведь встал на задние лапы и с ревом попер на них. Мэн вытащил из кармана наган и стал стрелять в медведя в упор. Но тот оказался нечувствительным к нагану. Мэн уже был готов исполнить ярмарочный номер «борьба медведя с евреем», как вдруг у его уха раздался оглушительный грохот. Медведь грязно выругался и полетел вниз. Где над ним столкнулись свинцовые воды Великого Тихого океана, мать его так. Оказывается, Рабочий, пока Мэн расстреливал Медведя из нагана, положил на плечо Мэна карабин и три раза шарахнул в бурого бандюгана. Тот такой подлянки не ожидал и… стеною встал девятый вал, все золото унес. После окончания тропы Мэн и Рабочий долго гадили, сидя на отмели Великого Тихого.

И каждый из членов партии имел за сезон по паре-тройке таких приключений. Так что никаких семей, сдачи груза, предварительных докладов и прочей рутинной советчины. Кабак, и только кабак.

Заросшие бородами, в х/б, покрытыми дерматиновыми заплатами, в резиновых болотных сапогах, покрытых резиновыми же заплатами, они сидели в центральном зале кабака. Местная публика с почтением смотрела на них. «Геологи вернулись!» Они заказали пять бутылок чеченского коньяка, десять немыслимо дорогих салатов из помидоров с огурцами и по мясной кости из супа. Официантка даже не стала заикаться, что последнего блюда нет в меню. Она не первый год работала здесь и знала, что суп придется варить. Не для самого супа, а для мясных костей. А за помидорами и огурцами придется посылать на базар к корейцам.

– А пока, – приказал Начальник, – коньяка и хлеба.

Через минуту на столе стояли пять бутылок того, что называлось коньяком, и плетенка, доверху наполненная свежим хлебом. Все молча намазали хлеб горчицей, посыпали перцем и солью. Младший техник редкой национальности ульч разлил коньяк по фужерам. Население ресторана с интересом наблюдало за процессом. Непосредственные участники зрелища чокнулись и молча выпили. Потом разом понюхали бутерброды. Раскрыли рты от жара. И пока рты были раскрыты, Младший техник расплескал коньяк по второму заезду. Чтобы остудить горящие рты. И тут бутерброды были использованы без ущерба для здоровья. А потом закурили в ожидании салата и костей из супа. Окружающие с удовлетворением отметили, что все идет как по маслу, и продолжили свое естественное ресторанное существование.

Тут принесли вожделенный салат. Обнаружилось, что коньяка больше нет. Начальник посмотрел на подчиненных. Все кивнули головой.

– Пять бутылок коньяка, – сказал Начальник, и, хотя официантка уже отошла, коньяк каким-то образом объявился.

Опять Младший техник редкой национальности ульч разлил. Но! Уже по рюмкам. Ведь все же были, в конце концов, цивилизованными людьми с четырьмя высшими и одним средним специальным (у Младшего техника редкой национальности ульч), и не дело цивилизованным людям жрать коньяк из фужеров. И тут немного пришли в себя. Итуруп отвалился с тел, как использованная змеиная шкура. Огляделись по сторонам. А так как все, кроме Начальника, были людьми молодыми, не имевшими женщин все семь месяцев поля, то у всех возникла эрекция. Кроме Младшего техника редкой национальности ульч, потому что у него, очевидно, по этнической самобытности член всегда был эрегированным. Длиной в двадцать один сантиметр. При общей длине ульча в сто сорок восемь сантиметров. (Эти параметры были зарегистрированы в один из редких дней, когда все итээровцы встретились на базе партии.) Мэн загляделся на одну чувиху, которая сначала сидела за столиком в компании двух других чувих, пила вино «Рошу-де-десерт» и чего-то ждала. Пока ее не пригласил на танец какой-то чувак При галстуке. Мэн ей подмигнул. Чувиха через плечо При галстуке улыбнулась Мэну. Один ченч улыбками, второй. Наконец При галстуке это дело заметил, отставил чувиху, подошел к столику наших и, облокотившись о стол, заинтересованно обратился к Мэну:

– Что зыришь, жидовская морда?

Мэн было стал приподниматься, чтобы объяснить, что он зырит, но Начальник положил руку на плечо:

– Не надо, человек на острове, наверное, новый. Пусть себе.

И Мэн решил, что, действительно, пусть себе. Тем более что официантка принесла поднос с пятью громадными мясными костями. Так что Мэн молча сел на свое место и взял свою выстраданную за семь месяцев каторжного труда кость. Но При галстуке опять обратился к Мэну со своим националистическим вопросом. И тут Младший техник редкой национальности ульч решил, что после возникновения еврейского вопроса может возникнуть и ульчский вопрос, не стал дожидаться этого, взял только начатую кость, встал из-за малого роста на стул и опустил кость на голову При галстуке. Тот упал, так как кость была большой берцовой. А Младший техник редкой национальности ульч слез со стула, обдул кость и принялся за еду. При галстуке пришел в себя и, покачиваясь, пошел к выходу. Мэн вежливо пригласил Чувиху и ее подруг к столу. Заказали им шампанского, а себе еще… Сколько же они заказали?.. То ли всего триста граммов, то ли триста граммов на каждого… Трудно сказать, однако все чувствовали себя прекрасно. Мэн уже охаживал коленку Чувихи, его соратники, кроме Начальника, у которого для этой самой штуки есть своя законная жена, тискали подруг мэновой чувихи, а Младший техник редкой национальности ульч о чем-то договаривался с официанткой.

В зале ресторана появились четыре мусора (так в те времена именовали ментов), сопровождаемые пошатывающимся При галстуке, и направились к столику отдыхающих итээроввцев. А подойдя, попросили документы. Получив их и не найдя в них ничего предосудительного, кроме временной прописки на острове Итуруп, они откланялись и, разведя руками перед При галстуке, направились к выходу из зала. При галстуке пытался что-то доказать, одной рукой показывая на разбитую голову с прилипшими ошметками мяса, а другой – на кость в руках Младшего техника редкой национальности ульч. Мусора, с трудом разглядев за костью Младшего техника редкой национальности ульч, рассмеялись и посоветовали При галстуке уладить дело миром. Тот, не встретив понимания у представителей власти, рассвирепел и, взяв графин с коньяком (то ли всего триста граммов, то ли по триста граммов на каждого), вылил его на голову Мэна. И наши герои, хотевшие уладить дело миром, поступившись даже дамами, такого кощунства не вытерпели. Короче говоря, Мэн, не вставая, натруженной за семь месяцев рукой, увенчивающейся мозолистым кулаком, шарахнул При галстуке хуком снизу. Но промахнулся. И попал крюком справа в мусора в звании Капитана. Тот отлетел на соседний столик, где молча пили четыре мрачных рыбака, закончивших путину. Те внезапно обрадовались и натруженными руками, увенчивающимися мозолистыми кулаками, вернули Капитана на столик наших героев. В полете тот сбил с ног трех имевшихся мусоров. Наши герои оторвали официантку от договаривающегося с ней Младшего техника редкой национальности ульч и, заказав еще коньяка, подняли мусоров, отряхнули их и предложили покончить дело миром. Но те чего-то недопоняли. И один из них в простоте душевной ударил Начальника. Это возмутило его подчиненных, и они натруженными руками, увенчивающимися мозолистыми кулаками, стали восстанавливать справедливость по справедливости. Что означало простодушное русское махалово. Направо и налево. Налево и направо. Взад и вперед. Всех подряд. А потому что нельзя загонять живых людей на дальний остров Итуруп на семь месяцев без выходных, по четырнадцать-шестнадцать часов в день без всякой разрядки и чтобы после этого каждый При галстуке указывал, какой жидовской морде куда и как зырить. А мусора – это, мать вашу, это вообще ни в какие ворота. Всегда. При любых обстоятельствах. Мэн дрался, как в детстве. Отчаянно, когда без должного уважения относились к его национальности. И когда удар его мозолистого кулака достигал чьей-то челюсти, говорил: «Хорошо, б…» (В отличие от будущего фильма «Сибирский цирюльник», где один из русских героев говорил «хорошо», ПОЛУЧАЯ в челюсть во время кулачных боев. Очевидно, ментальное различие русских и евреев заключается в том, что еврею хорошо, когда он бьет, а русскому – когда его бьют.) Мышцы Мэна не знали усталости. В них был накоплен такой запас энергии, что ею можно было обеспечить небольшой поселок районного значения…