Читать книгу "Войлочный век - Татьяна Толстая"

Напротив, у мужчин все валится на живот. Наличие бороды или усов может отклонить полет упавшего, но ненамного. Вино, как было сказано выше, выливается на брюки, тем более на белые.

Кто помнит, в девяностые телевидение усиленно рекламировало моющие средства. Каждые полчаса нам показывали учительницу-зассыху, которая, увлекшись какими-то высокодуховными разговорами, впивалась зубами в пиццу, а пицца только того и ждала, и выплевывала со своей обратной стороны коварный томатный соус на учительницыну блузочку: шмяк – и погибла блузочка! Но – горе не беда, педагогиня не расстраивалась, ведь у нее был порошок ХХ, и полностью, полностью отстирывал кошмар с блузочки, ура.

(Эта реклама перемежалась повествованием о бодрой моложавой даме, приобретшей особый клей для вставных челюстей. Смотрите! – и дама кусала яблоко. Куда смотреть? А вот: вставная челюсть оставалась во рту, а не повисала на яблоке, вот какой хороший был клей.)

В отдельную категорию необходимо выделить случаи, когда ест один человек, а пачкается другой. Тут как-то особо заметно действие кармы. Классический случай – когда едящий пытается воткнуть вилку в маслину, лежащую на плоской тарелке. Маслина, со всем своим маслом, летит либо направо, либо налево, а иногда и вверх, и может попасть даме в декольте, после чего только развод, разрыв, дуэль и мордобой.

Другой случай – когда человек по одну сторону стола кусает спелый помидор, но помидор не откусывается, а лопается с противоположной стороны, так что струя сока вместе с семечками летит через стол и попадает в лицо соседу напротив. Со мной так было. Кусала я. Совсем не смешно.

Практический смысл всех этих наблюдений сводился для меня к тому, сколько и каких платьев брать с собой на неполную неделю в Летней Русской Школе. Стирать тут особо негде, тащить с собой порошок и пятновыводитель, как педагог-зассыха, не хотелось. Взяла четыре: серо-голубое, серо-коричневое, мятное и цвета летних сумерек. Взяла к ним также четыре шарфика, чтобы, комбинируя и перекомбинируя их опытной рукой, получить шестнадцать нарядов. Старалась есть продукты светлых тонов, пить белое вино. Не помогло: пятна неизвестного происхождения пробрались-таки на фасады всех моих нарядов, так что в последний здешний день мне пришлось пойти и купить себе черное платье. Я знаю, все йогурты в столовой насторожились и приготовились. Не дождетесь!

А на днях, изнемогая от тридцатиградусной жары, пошла с профессорами в бассейн. Вот где несть ни печали ни воздыхания, ни кетчупа, ни вина, ни тыквенного пюре, ни яичного желтка, а одни лишь чистые зеленые воды! Но нас не впустили. Трое служащих, склонясь к чистым водам, что-то нашаривали и ловили.

– Закрыто! – крикнули они.

– Но почему?

– Кто-то наблевал в бассейн. Мы закрылись до завтра!

– Пустите нас, пустите, мы ничего, мы привычные! – закричали профессора и я вместе с ними. – Мы вон в столовой, мы всегда, мы привыкли, пусть наблевано, ну и что, мы в дальнем конце поплаваем, дотуда ведь не дойдет?..

– Нельзя. У нас протокол! – строго отвечали служители вод.

И мы, ворча и качая головами, побрели восвояси, добрым словом поминая отечественных коррупционеров, которые за три рубля, конечно, пустили бы нас поплавать – да хоть в чем. Хоть в говне! Если очень надо людям. Тоже мне, Русская Школа.

Бессмертный

Году этак в 1993-м зашла я в один неприметный магазинчик в городе Принстоне, штат Нью-Джерси, США. Магазинчик этот оказался бутиком.

В одной половине его висели ужасные, как обычно, но зато отлично отпаренные одежды итальянских дизайнеров: атлас, парча, густые стразы и иногда даже сам страус. Костюмчики цвета топленого молока, по подолу и карманам сбрызнуто золотишком; как вариант – цвет южная ночь, а сбрызнуто серебром. Как бы – вот день, а вот и ночь с частыми звездочками. Для тех, кому за пятьдесят, но в душе еще охота опять весны; охота покатать свои морщины на яхте, выгулять жилистые свои ноги по круизным палубам. Стоит столько, что вот возьми да отдай ты свои пенсионные сбережения, не придерживай их на оплату больничной койки, погуляем напоследок.

Еще там висели алые платья до полу, шелковые брючные костюмы размером на уже зачахшего Кощея, пара шуб и все такое, совершенно мне не годящееся.

А во второй половине были представлены местные дизайнерские одежонки, вещи, связанные какими-то умелыми американками, и там было необычно и интересно. Женщины в Америке, как я убедилась, делятся на тех, кто не понимает, как пришить пуговицу (реально не понимает: голова не усваивает, руки вяло повисают вдоль туловища; клянусь, сама сталкивалась), и на тех, кто невероятно виртуозен в деле шитья и вязания; просто асы и монстры. Вот тут широко были представлены асы и монстры.

Так что я воспламенилась, купила вон то и еще вон то. И два шарфика. И широкий серебряный браслет, такой удобный, словно он резиновый или шерстяной. И уже собиралась уходить, когда мой взгляд упал на кашемировый свитерок.

– Купи! – сказал внутренний голос.

– Чего это? Он китайский, – возразила я. – Развалится после первой стирки.

– Купи, – сказал голос.

– Он невозможного цвета, – сказала я. – Оливковый! С чем его носить? С красным? Это будет генерал советской армии. С синим? С джинсами? Мрак и депрессия. С черным – тупо. С желтым – я еще с ума не сошла. С коричневым – это для пенсионеров. С вишневым – можно, но у меня нет вишневой юбки, да и где ее взять? Тут всё песочные да «собачий зуб».

– Покупай, – настаивал голос.

– Он стоит двести долларов! – закричала я. – Китайский! Двести! Они обнаглели!

Я напомню, что на дворе стоял 1993 год, и двести долларов – это было как сейчас 350, а то и больше. Конечно, я его купила. Внутренний голос, как мы все знаем, имеет свой разум, свои резоны, свою, скрытую от нас, логику; он управляет нашей жизнью, ведя нас куда-то вон туда. Если его слушать – необязательно придет счастье. Но если не послушаться – счастья точно не будет.

Вот, например, он отлично знает – в отличие от вас – кого вы должны любить.

– Люби вот этого, – говорит он.

– Чего это? – думаете вы.

– Люби его! – говорит голос.

– Да с чего это? Он какой-то некрасивый!

– Люби, – говорит голос. – Все красавцы померкнут, будут, как пыль на ветру.

– Да у него характер какой-то противный.

– Люби, и увидишь: это лучший характер на свете.

– И шутки у него дурацкие!

– Будешь веселиться, даже вспоминая! Хохотать будешь!

– Да это бесперспективно! Я не буду счастлива!

– Будешь любить – будешь счастлива, – говорит голос.

И так именно и случается.

Так вот, купила я свитерок и дома рассмотрела. Все в нем было неправильно. Он был плотный, двойной, что ли, вязки, с изнанки красивее, чем с лицевой стороны – серо-шалфейный, такой всякий бы схватил. Но лицевая сторона была откровенно оливкового цвета, именно цвета фаршированных оливок, грудой наваленных в тазике в кулинарном отделе магазина. Так что надевая его, я чувствовала, что он нафарширован мною. Крой у него был свободный, сверху шире, чем внизу, честно говоря, это был мешок. К моему цвету лица он тоже был не очень. То есть так: пока я его не надевала, цвет лица у меня был хороший. А как только я фаршировала собой этот китайский мешок – так цвет лица у меня необъяснимо портился.