Читать книгу "Искусство быть - Эрих Фромм"

Тот, кто может купить смелость, является смелым, будучи трусом. Деньги влияют не на отдельное качество, отдельную вещь или какое-то особое право человека, а на весь реальный мир человека и природы. Таким образом, с точки зрения собственника, они меняют любое качество и объект на любой другой, пусть даже они несовместимы. Они соединяют несовместимое, они принуждают противоположности к братанию.

Предположим, человек — это человек, а его связь с миром — человечна. Тогда любовь может быть заменена только любовью, вера только верой и т. д. Если вы хотите наслаждаться искусством, вы должны быть художественно образованным человеком; если вы хотите влиять на других людей, вы должны быть человеком, который реально имеет стимулирующее и поощряющее влияние на других. Любая из ваших связей с человеком и природой должна иметь специфическое проявление, соответствующее и объекту вашего желания, и вашей истинной индивидуальности. Если вы любите безответно, то есть если вы не способны путем проявления себя как любящего человека, сделать из себя желанного человека, то ваша любовь беспомощна и несчастна[44]*.

Эти рассуждения приводят к заключению, что общепринятое разделение собственности на личную и общественную (национализированную или обобществленную) недостаточно и даже вводит в заблуждение. Более важно, является ли собственность функционирующей и, следовательно, неэксплуататорской, или она является мертвой, эксплуататорской собственностью. Ведь даже если собственность принадлежит государству или даже если она принадлежит всем, кто работает на каком-то предприятии, бюрократы, которые управляют производством, могут командовать другими. Чисто функционирующая собственность, например, предметы личного пользования, никогда и не рассматривалась Марксом и другими социалистами как частная собственность, которая должна быть обобществлена. И причина не в том, что функционирующая собственность у всех одинакова. Вопрос о равной собственности никогда отдельно и не ставился ни одним социалистом; в действительности у них была глубоко укоренившаяся идея, чтобы собственность как источник зависти предотвращала бы всякое неравенство, потому что именно оно будет порождать зависть.

Главное в том, побуждает ли собственность к росту активности и деятельности личности или она парализует ее активность и увеличивает лень, праздность и непродуктивность.

16. О психологии владения

В этой последней части мы приступаем к обсуждению владения как чувственного и эмоционального явления.

Вначале поговорим о «функционирующей собственности». Ясно, что я могу иметь не больше того, что могу использовать соответствующим образом. Это единство владения и использования имеет несколько последствий: (1) моя активность постоянно стимулируется, потому что владение только тем, что я использую, постоянно побуждает меня к действию; (2) стремление к собственности (алчность) подавляется тем, что я могу хотеть иметь только то количество вещей, которое соответствует моей способности к их продуктивному использованию; (3) трудно развиться зависти, так как будет бесполезно завидовать другому, если я поглощен использованием того, что имею сам; (4) меня не волнует страх потерять то, что имею, так как функционирующая собственность легко заменяется.

Узаконенная собственность — это совершенно иное. Это — с позиций функционального владения и бытия — другой элементарный вид опыта личности и мира. Эти два вида опыта можно найти почти во всем: редко находятся те, у кого нет опыта владения, гораздо больше тех, для кого это почти единственный опыт, который они приобрели. Для большинства людей характерно в основном смешение владения и бытия в структуре их характера. Однако, как ни просто выглядит концепция и само слово владение, описать опыт владения тяжело, особенно потому, что такое описание может быть успешным, только если читатель не просто воспринимает его умственно, но и пытается мобилизовать свой чувственный опыт владения.

Вероятно, наиболее успешной попыткой понимания сути владения (в нефункциональном смысле) является неоднократно повторяемая одна из очень значительных догадок Фрейда. Он обнаружил, что после того, как ребенок прошел через стадию простой пассивной восприимчивости, наступает фаза агрессивной, эксплуататорской восприимчивости; ребенок, прежде чем он достигнет совершеннолетия, проходит через фазу, которую Фрейд назвал извращенной эротической, которая часто остается преобладающей в развитии человека и приводит к развитию «извращенного характера». В данном контексте не столь важно, что Фрейд верил в то, что развитие либидо первично, а формирование характера вторично (тогда как, по моему мнению, так же, как по мнению авторов, не признающих Фрейда, например, Эрика Эриксона, все наоборот); суть в том, что, по Фрейду, ориентация на собственность преобладает только в период, предшествующий полному созреванию, и является патологией, если сохраняется постоянно. Другими словами, для Фрейда человек, сосредоточенный исключительно на владении и собственности, является неврастеником, душевнобольным человеком.

Эта точка зрения могла бы ошеломить общество, которое основано на частной собственности, члены которого выражают себя и свое отношение к миру преимущественно через собственность. Однако, насколько я знаю, никто не протестовал против нападок Фрейда на высшие ценности буржуазного общества, тогда как его скромные попытки обелить секс были встречены воем всех защитников «приличий». Этот парадокс нелегко объяснить. Не была ли причина в отождествлении индивидуальной психологии и общественной? Не было ли признание собственности высшей моральной ценностью таким бесспорным, что никто не принял этот вызов? Или атака Фрейда на сексуальную мораль среднего класса была так резко воспринята, потому что она была направлена против любого собственнического лицемерия, тогда как общепринятый взгляд на деньги и собственность был полностью искренним и не нуждался в агрессивной защите?

Однако не может быть сомнений в том, что Фрейд верил: ориентация на собственность, как таковую, то есть на владение, является нездоровой, если она доминирует у взрослого человека.

Он приводил различные доводы, чтобы обосновать свою теорию, прежде всего те примеры, когда символически экскременты были приравнены к деньгам, собственности и грязи. Более того, этот вывод подтверждается и прямыми лингвистическими, фольклорными и мифологическими данными. Фрейд уже в письме к Флессу от 22 декабря 1897 года[45]проводил параллель между отношением к деньгам и притягательностью фекалий. В своей классической работе «Характер и аналоэротизм» (1908) он привел много примеров этой симбиотической тождественности.

«Родство между комплексами интереса к деньгам и дефекацией, которые столь непохожи, проявляется наиболее всесторонне. Каждый врач, занимающийся практическим психоанализом, знает, что наиболее трудноизлечимые и хронические случаи так называемых врожденных неврозов поддаются лечению так или иначе. Это неудивительно, если вспомнить, что именно они восприимчивы к гипнотическому воздействию. Но в психоанализе только тот добивается результата, кто, имея дело с денежным комплексом пациента, может путем внушения помочь ему осознать все связи этой закомплексованности. Можно предположить, что неврозы в этих случаях являются лишь следствием широкого использования человеком, зацикленным на его деньгах, таких слов, как “грязные” и “нечистые”. Но это объяснение слишком неглубокое. В действительности везде, где архаические виды мышления преобладают или сохраняются — в древних цивилизациях, в мифах, детских сказках и суевериях, в неосознанных мыслях, в снах и неврозах, — деньги очень тесно связаны с грязью. Мы знаем, что золото, которое дьявол дает своим любимчикам, превращается в экскремент после их смерти, а сам дьявол является не более чем персонификацией подавленной неосознанной инстинктивной жизни. Нам также известны суеверия, которые связывают находку богатств с дефекацией, а кто-то хорошо знаком с выражением “слуга денег” (Ducatenscheisser — работник дукатов). Наконец, соответственно взглядам древних вавилонян, золото — это “испражнения ада” (Мамона = ilu mamman). Таким образом, при неврозах слова берутся в их первоначальном значении, следуя общепринятым языковым нормам, как и всегда, и это проявляется и тогда, когда они используются фигурально, как обычное простое возвращение к их старому значению.