Читать книгу "Тайна мадам Лефевр - Джулия Джастис"

Терзаемая агонией после побоев Сен-Арно, Элоди цеплялась за милый сердцу образ, и он единственный помог ей выбраться из кромешной тьмы беспамятства. Страстное желание воссоединиться с сыном не позволяло провалиться в бездну отчаяния, придавало терпения и мужества во время длительного выздоровления и утомительных часов за рукоделием, когда каждая законченная вышивка добавляла еще одну монету к сумме, необходимой, чтобы вернуться в Париж.

Рисуя в воображении их встречу, Элоди не сомневалась, что Филиппу будет достаточно лишь раз взглянуть, и он тут же ее узнает и очень обрадуется. Бросится к ней в объятия, повторяя: «Maman! Maman!»[19]– и она с плачем прижмет его к себе. Вместо этого он позвал Мари, сжал ее руку, спрятал голову у нее на плече. Но ведь Филипп всего лишь маленький мальчик, и Элоди не было с ним целых полтора года. Какой же она была глупой, ожидая, что он до сих пор помнит ее. И что, ради всего святого, ей теперь делать?

Элоди понимала: хотя насторожила лакея и няню, сменив одежду и манеру поведения, она снова сумеет подобраться к сыну, даже проникнет в дом, если понадобится. Она всегда представляла, как возьмет его на руки и предложит тихонько поиграть в прятки, а потом выкрадет его.

Это невозможно, если мальчик будет вырываться и плакать.

Элоди не смогла бы так поступить с ним, даже если бы он не плакал. Ей вовсе не по душе идея вырвать сына из привычной обстановки, где ему хорошо и спокойно, и увезти прочь, одинокого и напуганного. Но и оставить все как есть она тоже не могла.

Она в очередной раз обошла площадь по периметру, обдумывая ситуацию и не находя решения, всякий раз оказываясь на том же самом месте, с которого начинала.

Элоди пыталась убедить себя, что Филипп еще мал и сумеет оправиться от потрясения, равно как привык жить с графиней, привыкнет жить и с ней, даже если толком не помнит ее. Он ведь плоть от плоти и принадлежит ей. Никто не может предъявлять на него прав, кроме нее. А сможет ли она вновь обрести внутренний покой, заставив ребенка пройти через подобное? Что, кроме кровного родства, может она предложить ему?

Находясь в Вене, Элоди воображала, как отвезет сына в какую-нибудь отдаленную деревеньку. Продав последние драгоценности, купит маленький фермерский домик, посадит огород и будет зарабатывать себе на жизнь продажей овощей и рукоделием, наблюдая, как растет сын, постепенно превращаясь в мужчину.

А теперь? Она одна, без друзей и союзников и почти без денег. Кроме того, остается угроза со стороны Сен-Арно. Возможно, ее преследовали по его приказу. Придется сдаться на милость Уилла Рэнсли и ехать в Англию, где ей придется давать показания, которые отправят ее прямиком на виселицу. И тогда ее сын, если, конечно, удастся его выкрасть, останется сиротой в чужой стране.

Правильно ли она поступала, намереваясь поселить его в мире бедности, опасности и неуверенности в завтрашнем дне? Лишить привилегированной жизни в Париже, полной любви, безопасности и комфорта? Если, конечно, его здесь любят, оберегают и лелеют.

Элоди ухватилась за этот серебристый лучик надежды, как потерпевший кораблекрушение моряк цепляется за проплывающий мимо обломок судна. Возможно, графиня и заботится о том, чтобы ребенок был накормлен и хорошо одет, но обращается ли она с ним должным образом? Или пренебрегает, препоручив его воспитание слугам? Добрая няня и лакей – конечно, хорошо, но не лучше ли для Филиппа жить с настоящей матерью, которая души в нем не чает и для которой его благополучие является смыслом жизни?

Если сестра Сен-Арно, графиня де Ларошери, не может обеспечить мальчику достойную жизнь, не станет ли это веским основанием для того, чтобы выкрасть его, невзирая на опасности и туманное будущее?

Элоди никогда не сумела бы обеспечить сыну роскошной жизни, к какой он привык. Но любит ли графиня мальчика как мать? Чтобы выяснить это наверняка, Элоди нужно было вернуться в особняк де Ларошери. А уж потом принимать окончательное решение.

Уилл, наблюдающий за поспешным уходом лакея и няни, заметил, что Элоди тоже ступила на мощеную дорожку, будто хотела следовать за ними. Он поравнялся с ней, собираясь схватить за руку и предупредить, что не позволит снова ускользнуть, но отсутствующее выражение ее лица и ничего не выражающие глаза, смотрящие вдаль, красноречивее слов свидетельствовали, что она и не собирается бежать. В действительности она едва ли вообще осознает, где находится и кто ее окружает.

Понимая, что в ее нынешнем состоянии она не способна давать вразумительные ответы, Уилл просто шел с ней рядом, ломая голову над историей матери и сына.

Да, он испытал огромное облегчение, чего уж скрывать, когда узнал, что загадочный Филипп – всего лишь ребенок пяти лет от роду. Вспоминая о том, как Элоди мягко смеется и уклончиво отвечает «вроде того» на его вопрос, Уилл понял: ему следовало бы уже тогда что-то заподозрить и сообразить, что «семейное дело» не касается соперника, которого тут же нарисовало воображение. Мог бы догадаться, если бы глупая ревность не притупила способность читать между строк.

«Что-то вроде» возлюбленного. О да, уж ему-то отлично известно, как сильно может любить свою маму маленький мальчик.

Оставшийся в Париже сын стал весомым аргументом, которым и воспользовался Сен-Арно, чтобы заручиться помощью Элоди в венском покушении. Каким обманом ему удалось все это устроить? С другой стороны, мужчина, способный до беспамятства избить женщину, и ребенка выкрал бы без всяких угрызений.

Уиллу с трудом верилось, что Элоди надеялась, вернувшись в Париж, просто ускользнуть от него и выкрасть мальчика прямо из-под носа семьи, в которой он живет. Уилл улыбнулся. Похоже на правду. Учитывая ее талант к маскировке, он предположил, что она разработала сотню разных схем побега, намереваясь поселить ребенка в каком-нибудь неприметном и безопасном местечке. Уилл разрушил ее планы, хотя теперь гораздо лучше понимал, зачем она сбежала от него. Оставалось гадать, какую из схем она попробует претворить в жизнь в следующий раз. Он решил спросить ее об этом позднее. Прежде нужно дать ей время оправиться от потрясения, вызванного встречей с сыном. Теперь у Элоди нет причин скрывать свою историю, а он подумает, как ей помочь.

Это решение удивило его. Он вовсе не планировал брать с собой в Англию маленького мальчика. И все же, невзирая на злость к Элоди за обман, он не мог не признать, сколь сильно отошел от первоначального замысла – любым способом вынудить ее засвидетельствовать непричастность Макса к заговору.

Теперь нужно придумать, каким образом добиться этого, не подвергая опасности Элоди и ее сына.

Как бы он ни противился, в нем все же возникло глубокое, неодолимое желание защитить отчаявшуюся женщину, не имеющую ни семьи, ни друзей, ни средств к существованию, которая всеми правдами и неправдами пытается воссоединиться с сыном.

Уилл замедлил шаги, а Элоди резко остановилась и опустилась на скамью, изможденная. Сев рядом, он взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза, радуясь, что она не поморщилась и не попыталась высвободиться.