Читать книгу "Слепой часовщик. Как эволюция доказывает отсутствие замысла во Вселенной - Ричард Докинз"

Теперь давайте вернемся к вопросу 5. Может ли каждый икс в нашем ряду, связывающем человеческий глаз с отсутствием какого бы то ни было глаза, функционировать достаточно хорошо, чтобы способствовать выживанию и размножению своего обладателя? Мы уже увидели, насколько нелепа аксиома, на которой антиэволюционисты основывают свои доводы, — что отрицательный ответ сам собой разумеется. Но будет ли ответ положительным? Думаю, что да, хотя это и менее очевидно. Дело не только в том, что с неполноценным глазом лучше, чем вообще без глаз. Помимо этого, мы можем найти подходящий правдоподобный ряд структур в современном животном мире. Это, разумеется, не значит, что современные промежуточные формы выглядят так же, как предшественники глаза. Но зато мы ясно можем видеть, что глазные “полуфабрикаты”, несомненно, работают.

У некоторых одноклеточных животных имеется светочувствительное пятно с прилегающим к нему небольшим пигментным экраном. Экран загораживает свет только с одной стороны, благодаря чему простейшее может “понять”, откуда этот свет примерно падает. Среди многоклеточных подобным устройством оснащены многие черви и некоторые из моллюсков, только у них светочувствительные клетки с пигментной подкладкой собраны в чашечку. Это позволяет ориентироваться несколько лучше, так как каждая клетка получается отгороженной от разных световых лучей, падающих на чашечку под каким-то своим углом. В непрерывном ряду структур — от плоского слоя фотоэлементов до глубокой чаши — любой шаг, сколь бы малым (или большим) он ни был, улучшает зрение. Если сделать такую чашечку очень глубокой и с выпуклыми стенками, то получится камера-обскура или фотоаппарат с крохотным отверстием вместо объектива. Между плоской чашечкой и подобной камерой существует непрерывный ряд переходных форм (иллюстрацией могут послужить первые семь поколений в родословной на рис. 4).

Камера-обскура формирует распознаваемое изображение: чем меньше отверстие, тем изображение четче (и тусклее), чем больше — тем ярче (и размытее). Свободноплавающий моллюск Nautilus — курьезное создание, похожее на кальмара, но живущее в раковине подобно вымершим аммонитам, — использует в качестве глаз как раз пару таких камер с отверстиями. Его глаз устроен примерно как наш, но не имеет хрусталика, а вместо зрачка у него просто дырка, через которую морская вода свободно проникает в полость глаза. На самом деле этот Nautilus задает нам отдельную задачку. Почему за все те сотни миллионов лет, которые прошли с тех пор, как его предки обзавелись глазом в виде камеры-обскуры, он так и не “додумался” до хрусталика? Преимущество хрусталика в том, что он позволяет изображению быть четким и ярким одновременно. Nautilus вызывает у нас недоумение, поскольку качество его сетчатки заставляет предположить, что он сразу бы резко выиграл от появления хрусталика. Он напоминает высококачественную стереосистему с великолепным усилителем, к которому подсоединили патефон с тупой иголкой. Устройство просто криком кричит, требуя всего одного элементарного изменения. Вероятно, в генетическом гиперпространстве Nautilus сидит в непосредственной близости от очевидного и мгновенного усовершенствования, но не делает необходимый маленький шаг. Почему? Этот вопрос очень беспокоит нашего главного специалиста по глазам беспозвоночных — Майкла Лэнда из Университета Суссекса — и меня вместе с ним. Может быть, эмбриональное развитие у Nautilus протекает таким образом, что необходимые мутации невозможны? Мне не хотелось бы так думать, но более убедительного объяснения у меня нет. Как бы то ни было, Nautilus по крайней мере служит наглядным доказательством, что глаз без хрусталика — это лучше, чем ничего.

Когда ваш глаз имеет форму чаши, почти любое хоть сколько-нибудь выпуклое, прозрачное или даже просто просвечивающее тело, которое перегородит входное отверстие, будет усовершенствованием, так как оно уже слегка обладает свойствами хрусталика. Оно сможет собирать свет со своей поверхности и концентрировать его на меньшем по площади участке сетчатки. Стоит возникнуть такому топорному протохрусталику, как сразу же открывается возможность для ряда постепенных незначительных преобразований — увеличению толщины и прозрачности, уменьшению искажений — то есть для той тенденции, которая в конечном итоге приведет к тому, что мы сможем назвать настоящим хрусталиком. У родственников Nautilus, кальмаров и осьминогов, настоящий хрусталик имеется и очень похож на наш, хотя, несомненно, ко всей этой конструкции — глаз в виде камеры — их и наши предки пришли абсолютно независимо друг от друга. Кстати говоря, Майкл Лэнд насчитал всего девять основных принципов устройства глаза, большинство из которых возникали независимо множество раз. Например, принцип искривленного отражателя кардинально отличается от нашего глаза-камеры и был самостоятельно “изобретен” во многих группах моллюсков и ракообразных (мы используем его в наших радиотелескопах, а также в наиболее крупных из оптических телескопов, потому что сделать большое зеркало проще, чем большую линзу). У других ракообразных, так же как и у насекомых, глаз сложный, фасетчатый (по сути, целая батарея бесчисленных крошечных глазенок), а у других моллюсков, как мы видели, органом зрения является либо глаз с хрусталиком, очень похожий на наш, либо камера-обскура. Для всех этих типов строения существуют формы, соответствующие их эволюционным предшественникам, и они успешно служат в качестве глаз другим современным животным.

Антиэволюционистская пропаганда изобилует мнимыми примерами сложных систем, которые “никак не могли” возникнуть путем постепенных преобразований в ряду несовершенных предшественников. Зачастую это не что иное, как еще одна разновидность довольно жалкого обращения к Личному Недоверию, с которым мы уже встречались в главе 2. Например, в “Шее жирафа” непосредственно вслед за пассажем про глаз автор переходит к обсуждению жуков-бомбардиров, которые:

…выбрызгивают навстречу своему противнику смертоносную смесь гидрохинона и пероксида водорода. Два этих вещества, будучи смешаны друг с другом, в буквальном смысле взрываются. Поэтому жук-бомбардир, чтобы обезвредить их на время хранения в собственном теле, вырабатывает специальный химический ингибитор. Непосредственно перед тем, как жидкость будет выброшена из заднего конца насекомого, в нее добавляется антиингибитор, и она вновь становится взрывоопасной. Последовательность событий, могшая привести к возникновению такого сложного, согласованного и хитроумного процесса, лежит за пределами возможностей биологического объяснения, основанного на простой постепенности. Малейшее нарушение химического равновесия незамедлительно привело бы к появлению разновидности самовзрывающихся жуков.

Работающий у нас биохимик любезно предоставил мне бутылочку перекиси водорода и столько гидрохинона, сколько хватило бы на 50 жуков-бомбардиров. В настоящий момент я собираюсь смешать их между собой. В соответствии с вышесказанным они долж ны будут взорваться прямо перед моим лицом. Итак…

Не волнуйтесь, со мной все в порядке. Я вылил пероксид водорода в гидрохинон, и абсолютно ничего не случилось. Смесь даже не нагрелась. Разумеется, ничего другого я и не ждал — я же не настолько безрассуден! Утверждение, что “два этих вещества, будучи смешаны друг с другом, в буквальном смысле взрываются”, — это, говоря попросту, вранье, хотя оно то и дело приводится в креационистской литературе. Кстати, если вам интересно, что там на самом деле происходит у жуков-бомбардиров, то правда состоит в следующем. Они действительно выстреливают в своих врагов обжигающей смесью перекиси водорода и гидрохинона. Однако чтобы эти два вещества вступили в бурную реакцию, следует добавить катализатор. Именно это и делает жук-бомбардир. Что же до эволюционных предшественников этой системы, то и пероксид водорода, и различные хиноны используются в химии организма для других целей. Предки жуков-бомбардиров просто исхитрились найти новое применение тем химикатам, которые уже были под рукой. Эволюция часто действует подобным образом.