Читать книгу "Счастливая семья - Маша Трауб"

Эрос отдавался своему хобби со страстью. Этим и объяснялся его интерес к Симиному луку со стрелами, моей подзорной трубе и маминым резинкам для кухни. Эрос хотел сделать так, чтобы детская стрела с присоской крепилась к телескопу и составляла одно целое со стрелком. Он мечтал создать автомат Калашникова из детского лука. И считал, что именно мы – соотечественники великого изобретателя, русские, – должны помочь ему создать идеальное оружие, с которым он сможет выйти на международную арену.

Мама, успокоившись, разрешила Эросу приходить и брать то, что может ему потребоваться, – прищепки, веревку, магниты с холодильника, резиновые присоски в ванной, чтобы Сима не поскользнулась, и даже сломанные детские стрелы. Эрос пообещал маме свою первую победу посвятить ей. Зато тетя Наташа была оскорблена в лучших чувствах. Она заявила, что видеть не может этого проходимца и балабола, этого бездельника и ловеласа. И демонстративно скрывалась в комнате, когда заходил Эрос. Впрочем, в одном тетя Наташа оказалась права – Эрос действительно любил детей и позволял нам с Симой помогать ему придумывать ружье и наблюдать за его тренировками – плевками по мишени.

Финита по-прежнему вызывала у мамы головную боль. Поскольку после маминой жалобы домработница мыла под кроватями, теперь она совершенно игнорировала пыль на мебели. До этого она вытирала пыль, но не мыла под кроватями. Поэтому мама лично ходила с тряпкой и вытирала грязь там, куда до нее вообще никто не добирался.

– Нет, я с ней все-таки поговорю, – настраивала сама себя мама, – вот в следующий раз и поговорю.

В следующий раз Финита пришла не с пустыми руками, а с огромным настенным календарем. Мама испугалась, что домработница сейчас прикрепит его на стену, но у той были другие планы. Финита показывала маме на цифры и дни недели и спрашивала:

– Финита три дэйз?

– Ноу, – отвечала мама, – мы не уезжаем.

– Завтра? Неделя? – Финита тыкала пальцем в календарь и произносила новые для себя слова.

– Ноу! Не уедем! – Мама пролистнула несколько страниц и ткнула пальцем в декабрь. Чтобы объяснить Фините, что мы пробудем здесь долго.

Домработница посмотрела на календарь, и ее стал душить истерический смех. Она похлопала маму по плечу и подняла вверх большой палец, давая понять, что оценила шутку.

Мама тяжело вздохнула и отложила разговор про пыль на тумбочках.

Стало совсем жарко. Папа при малейшей возможности скрывался в доме, выставлял кондиционер на плюс 18 и то и дело щупал затылок. Папа утверждал, что его голова нагревается даже через потолок. Мама же от жары становилась вялой и ласковой, позволяя нам заниматься чем угодно. Лишь бы тихо.

На столбах в деревне опять появилось объявление. Как перевел нам Василий, там говорилось, что в прошлый раз не отключили, не смогли, поэтому, уж извините, отключаем сейчас. Но мама твердо решила проигнорировать объявление и больше не устраивала домашних заготовок на неделю вперед. И нисколько не удивилась, что свет опять не отключили.

Папа опять прыгал на волнах с Симой и оглох. Ему в ухо попала вода. Он утверждал, что сразу в оба уха, и усердно скакал то на одной ноге, то на другой, но ничего не помогало. Мама же не спешила его лечить, поскольку нашла новое положение папы очень удобным для семейной жизни. Мама задавала ему вопрос, и папа на всякий случай соглашался, не понимая даже на что. Но потом, когда мама уже успевала забыть, о чем они говорили, вдруг высказывал свое мнение. В принципе он разговаривал сам с собой. При этом постоянно ковырялся то в одном, то в другом ухе, что очень раздражало маму. Чтобы избавиться от ушных пробок, папа широко открывал рот, и мама опасалась, что он вывихнет себе челюсть. Не говоря уже о том, что сам вид папы, который сидит, засунув указательный палец в ухо и открыв рот, с точки зрения мамы, очень пугает детей.

Хворь навалилась не только на папу, но и на дядю Борю, который подвергался яростной атаке пчел. Стоило ему выйти из дому, как его жалила пчела. Мы с интересом смотрели, как у дяди Бори раздувается то нога, то рука, то шея. В аптеке, куда мама ездила регулярно за таблетками и мазями, считали число укусов и удивлялись, как дядя Боря еще не умер от анафилактического шока. Дядя Боря же удивлялся, почему вдруг все подняли такую панику.

Но ни папино ухо, ни дяди-Борины укусы не вызывали у мамы такой реакции, как вдруг появившийся храп тети Наташи. На папино счастье, он не слышал, как храпит тетя Наташа. А дядя Боря, видимо, привык. Мы с Симой спали крепко. Но для мамы тети-Наташины рулады стали кошмаром.

Первую ночь мама еще держалась в рамках приличий – она подошла к тете Наташе и достаточно ласково потрогала за плечо. Тетя Наташа перевернулась на другой бок и вроде бы перестала храпеть. Мама решила, что все дело в неудобной позе, и успокоилась. Но когда она стала уже засыпать, тетя Наташа вновь разразилась громкой, оглушительной руладой. Мама подошла и подергала тетю Наташу уже настойчиво. Тетя Наташа вновь перевернулась, но прошло минут десять, и она снова захрапела. Такого храпа мама не слышала никогда в жизни и до утра смотрела в потолок, гадая, почему раньше не замечала такого недостатка за тетей Наташей. Ведь, если бы заметила, ни за что не согласилась бы жить с ней под одной крышей.

– Теть Наташ, вы же раньше не храпели! – Мама встала раньше всех, даже раньше папы, поскольку практически не спала.

– Прости, пожалуйста, больше не буду, – пообещала тетя Наташа.

Но на следующую ночь все повторилось – мама вставала, дергала тетю Наташу, та покорно переворачивалась и продолжала храпеть. По выражению мамы, даже не как пьяный грузчик, а как целый отряд пьяных грузчиков. Еще маму возмущало то, что никому, кроме нее, тети-Наташин, так сказать, недостаток не мешал высыпаться. Дядя Боря, снимая аллергический приступ, пил таблетки, у которых был побочный снотворный эффект. Папа уже привык к своей глухоте. Нас с Симой, видимо, в силу возраста, и пушкой нельзя было добудиться. Так что мама оставалась один на один со своей проблемой. Точнее, одна с тетей Наташей, которая каждое утро говорила:

– Прости, пожалуйста, больше не буду.

– Но ведь вы же не храпели! Что вдруг случилось? – Мама чувствовала, что тетя Наташа от нее что-то скрывает.

– Видимо, здесь звукоизоляция другая, – отвечала серьезно тетя Наташа, – дверь по-другому расположена.

– При чем тут дверь? – не понимала мама, измученная бессонницей.

Она пыталась поспать днем, но стоило ей прилечь, как тетя Наташа развивала бурную деятельность – готовила, мыла посуду, расставляла кастрюли, гладила, плюясь на белье так шумно, что мама стонала и молила о покое. Она пыталась спать на улице. Впихивала себе в уши вату. Накрывала голову подушкой. Менялась с папой местами в надежде, что будет дальше от источника звука. Но все было бесполезно – тетя Наташа залихватски храпела, мама не спала. На четвертый день, точнее ночь, тетя Наташа проснулась и увидела перед собой маму, которая сидела на краю кровати с подушкой в руках. Тут тетя Наташа испугалась уже не на шутку, поскольку мамино выражение лица не предвещало ничего хорошего. Утром тетя Наташа жаловалась папе, что мама могла ее и задушить, с нее станется. И тем же утром призналась маме, что до этого использовала специальный спрей от храпа, но он у нее закончился.