Читать книгу "Темный век. Трактирщик - Александр Воронков"

— Вот там я и жил. Моего отца — Михаила Белова — там многие помнить должны. — "Ага. Только лет через пятьсот-шестьсот. Десять "календарей" батя в солнечном Закавказье в погонах оттрубил, да тринадцать — "выслуги". — Сейчас он снова домой в Штальбург вернулся, ну а я вот сюда попал. Максом меня зовут, Максом Беловым.

— Купец? С караваном прибыл? Почему я про караван ничего не слышал? И где этот Штальбург? В Империи?

— Нет, уважаемый Хачик-джан, не купец я. Сюда один явился, чтобы на жительство осесть, да своё заведение открыть, бог даст. Кухарь я, как здесь говорят. А по нашему — кулинар. Что до Штальбурга — не ты первый такие вопросы задаёшь. Не в Империи сей город, напротив — далеко на Востоке…

— А, тогда понятно! Я на Восток не ездил почти: персы с монголами постоянно воюют, дороги неспокойны: то войску попадёшься на пути, то кочи перехватят, а через Железные ворота и вовсе не пройти. Быстрее морем до Таны доплыть, а уж оттуда по монгольским землям каравану весьма безопасно: в улусах всякий ханскую пайцзэ чтит! — Хачик гордо выпятил грудь, поглаживая медную пластинку. — Земли здесь не бедные, но погоду Господь им дал не самую лучшую: толком ничего не растёт: ни инжир, ни гранат, ни лавр: про перец и не говорю — его и в благословенный Карс издалеча привозят… Обидно, да? А мне не обидно. Я сюда два хурджина специй привожу, а через три месяца обратно с хурджином денег возвращаюсь. Потому, что умный: ни с кем не воюю, со всеми торг веду, и свой доход получаю.

— Очень мудро поступаешь, Хачик-джан. Однако всё-таки давай вернёмся к твоим товарам…

— И к твоим деньгам, джанэ!

Через минуту на столе были разложены три горшочка с горчичными зёрнами коричневого, жёлтого и зелёного цветов, кожаный кисет с горошинами чёрного перца и целый веник покрытых увядшей листвой прутьев лавра.

— Вот, Макс-джанэ, что тебе надо — всё имеется! Так сколько, говоришь, тебе горчицы надо? И какой именно: молодой или выдержанной?

— Вот этой плошку, пожалуй, возьму. — Я ткнул пальцем в ёмкость со светло-жёлтыми зёрнышками.

— Э, сколько лет езжу сюда торговать, а в третий раз всего вижу, чтобы её плошками покупали! Слушай, джанэ, зачем тебе столько много надо, а? Ты не знаешь разве, что коли сих зёрен много съесть — то в нутре пожар случается и человек сгибнуть гораздо быстро способен!

— Значит, нужно, раз беру. Не беспокойся, Хачик-джан, я вовсе не собираюсь всё это зараз съедать. Эти специи украсят трапезу в монастыре братьев-бенедиктинцев.

— Такой молодой — а уже в монахи думаешь податься? Но ведь ты говорил, что собираешься в этих краях своё заведение открывать?

— Верно, говорил. Но ты же сам купец, и понимаешь, что достойный товар в новом месте нужно достойно показать лицом.

— Ну, что же… Плошку — так плошку.

Торговец аккуратно пересыпал доверху в керамическую мерку примерно третью часть зёрнышек из горшочка. Затем содержимое мерки отправилось на одну из чашек весов, слегка оттянув её книзу. На вторую чашку Хачик принялся осторожно, одну за другой, выкладывать крохотные костяные гирьки с привязанными шерстяными нитями.

— Так… Вот, гляди: сорок золотников горчицы, да — это будет шестнадцать денариев… Да к тому ещё тридцать перчин, это ещё пятнадцать… А лавра сколько надо? Одна ветка или две?

— Слушай, Хачик-джан, у тебя что: перец из золота? Откуда такие цены? За всё два денария дам!..

… И начался торг между двумя понимающими толк в ритуалах кавказского базара мужчинами… В итоге, как, собственно, и ожидалось мною, омоньер и карманы полегчали аж на одиннадцать денариев, но распрощались мы с армянином с чувством взаимного глубокого удовлетворения.

— Ты заходи, дорогой Макс, почаще! Просто так заходи! Посидим, поговорим, в нарды поиграем, вином угощу! Умеешь в нарды?

— Как не уметь! И в нарды умею, и с шахматами немного знаком. Конечно, стану заглядывать: и просто так, и по делу. Вот как устрою в городе кулинарное заведение — обязательно буду специи покупать…

Простоявший за дверью всё время нашего долгого торга Зденек уже успел заскучать и был явно обрадован, когда я, наконец, появился из лавки торговца пряностями. Мальчишка, с насторожённым видом бросая косые взгляды на поигрывающего дрючком охранника, поднял корзину с рыбою и заинтересованно спросил:

— Пан Макс, что, всё потребное куплено? Пора в обитель святого Бенедикта нести?

— Успеется. Братья-монахи вряд ли успели по мне соскучиться. Ты, Зденко, лучше проводи-ка меня в здешнюю управу: надо в реестре приезжающих отметиться.

— Управу? А, то ласкавы пан мыслит: ратуша?

— Пускай ратуша. Раньше придём — раньше всё закончим. Тронулись, с богом!

… Нет, похоже, что я как был неисправимым идеалистом в двадцать первом веке, так им и остался в "Тёмном Средневековье"… Несмотря на то, что городская ратуша располагалась в одном из зданий, обрамляющих Замковую площадь с местным рынком, да и дошли мы до неё максимум минуты за три, но решение вопроса с моей регистрацией заняло почти весь оставшийся день.

Проблемы образовались ещё у входа в здание. Стражник-ополченец у дверей старательно пытался делать вид, что не в состоянии даже приблизительно уловить суть моей немецкой речи, дескать, "где у вас тут паспортный стол находится, пропускай, браток, не задерживай клиента". Пропускать нас щетинистый "браток" в кожаном доспехе принципиально не желал, явно ожидая от меня предложения заманчивого бакшиша. Ага. Щазз. Шиш вам, а не бакшиш! Если каждому местному милицианту на лапу давать — самому лапу сосать придётся. Обломайтунг, блин горелый!

— Так, любезнейший, я что-то не понял, у тебя тут что: нормальный ресепшен или шоу "моя-твоя не понимай"? Или же кто-то надеется, что за посещение данного памятника феодального зодчества вахтёру перепадёт хеллер-другой? Ну, чего молчишь, Аргус наш ненаглядный?

— Нет хеллер. Денарий один и половина.

Ничего себе расценочки! И это только за вход? Нет, явно традиция вымогательства в общественных местах имеет весьма глубокую корневую систему.

— Растение семейства крестоцветных тебе на рыло, а не денарий! А это вот видал? — Отступив на шаг, я выудил полученную утром у брата Микаэля грамоту-освобождение от выплаты церковной десятины и ткнул пальцем в свисающую свинцовую печать. — Ну-ка, сдвинься, не засти движение! А ты, Зденко, останься… — процитировал я Броневого своему юному помощнику.

Страж ратуши всё ещё пытался проявлять неудовольствие, но я внаглую отодвинул его в сторону, что было нетрудно, учитывая превосходство человека нашего времени в росте и весе, и наконец перешагнул порог местного органа самоуправления.

За дверью открылась освещённая узкими окнами под потолком маленькая комната с несколькими писчими конторками и с парой сундуков у задней стены. Пространство между сундуками занимал небольшой камин, у которого располагались четыре маленьких скамеечки. Слева и справа открывались лестничные пролёты на второй этаж, рядом с которыми располагались запертые двери: видимо, во внутреннюю часть здания. За конторками скрипели перьями трое мужчин в длинных хламидах и плоских шапочках. Четвёртый, нарядный усатый щёголь в ярко-красных штанах-трико и с мечом в лопасти кожаного пояса, сидел на сундуке, перелистывая лежащую рядом толстую книгу наслюнявленными пальцами. Никто из присутствующих не отреагировал на моё вторжение, лишь "писарь" у центральной конторки бросил равнодушный взгляд, тут же вновь опустив голову.