Читать книгу "Болото - Марьяна Романова"

– У вас ведь тоже дочка молодая совсем, ровесница моей, – прищурился Яков. – Я ее видел, вы вместе к автолавке моей подходили.

– Нашей – только восемнадцать будет, – буркнула Рада.

Она злилась на мужа, что тот молчит, никак не обозначит позицию. Сама она запуталась. Рассказ Ларисы был таким правдоподобным и страшным, в нем было столько деталей – поди, придумай такое. С другой стороны, этот Яков не выглядел человеком, которому есть что скрывать – возле него не ощущалось ни фоновой злости, ни страха. Спокойный доброжелательный мужик, горем вот семейным поделился, дочка проблемная.

– Ну вот, трудный возраст, – сочувственно причмокнул Яков. – Вы должны меня понимать… Когда моя жена жива была, мы справлялись лучше…После ее смерти Лара совсем плоха стала. И самое обидное – ей бы в институт поступить, у нее такое воображение, она бы книжки писать могла. У вас она всего ночь провела, разговориться не успела, но вы бы слышали, что она рассказывает другим.

– Что же именно? – облизнула пересохшие губы Рада.

– Ой, и не упомнить всего, – махнул рукой Яков. – И будто бы в нашей деревне все по ночам на болото молиться ходят, и будто бы деток новорожденных мы топим, как котят. И откуда все взялось – она ведь и телевизор почти никогда не смотрела.

Рада и Максим переглянулись. За спиной Якова, в окне, Рада видела бледное лицо Ларисы, и теперь ей показалось, что в девушке и правда есть некое скрытое безумие – ее рот как будто бы жил отдельно от остального лица, в глазах были слезы, а на губах вдруг появлялась короткая, как нервный тик, и оттого пугающая улыбка.

«Она наедине с моими детьми, в доме».

– Так можно мне с дочкой поговорить? – Яков поднялся. – Я бы поехал уже. Вы не справитесь с ней. Сейчас она спокойная, а к ночи истерика начнется. Так всегда у нее, когда приступ такой.

– Она что же, не в первый раз убегает? – наконец подал голос Максим.

– До вашей деревни впервые добежала, обычно на другую сторону леса ее несет. Там мою все уже знают. Сочувствуют, утешают, но в дом к себе не пускают, от греха.

У Рады вдруг голова закружилась. В окне рядом с Ларисой появилось улыбающееся Мишенькино лицо. Сын тянул к ней ручки, крошечные ладошки прилипли к стеклу. Лариса придерживала его за талию, чтобы в окно не вывалился, выдавив стекло.

– А почему не пускают в дома?

Яков тяжело вздохнул. У него было лицо человека, который привык давить боль улыбкой. Пусть улыбка искусственная, но она за собою настроение тянет. Рада читала, что в Китае есть монастырь, куда принимают паломников из самых безнадежных – смертельно больных или с суицидальной депрессией. И послушание у всех одно – улыбка. Всегда надо улыбаться, как бы погано на душе ни было. И специально приставленные монахи за этим наблюдают. Если идешь с тяжелыми ведрами, плохо тебе, и улыбка исчезла с твоего лица – вернуться к колодцу и новую воду нести заставят.

– Это боль наша… – Яков отер пот со лба рукавом светлой рубахи. – Ребеночка она сварила в кипятке.

– Что? Как? – Колени Рады стали слабыми, и она опустилась на лавку. Максим, почувствовав ее дурноту, подошел сзади и положил руку жене на плечо.

– Моя вина… Три года уже прошло. У Ларисы тогда долго кризисов не было, и я сдуру решил, что случилось чудо, и поправилась она. Работу ей нашел. Нянечкой… Детей она не любила, боялась их. Бывало даже такое – увидит младенца, и истерика у нее начинается. Мы с матерью успокаивать ее пытались, а она выпучит глаза и кричит – он смотрит! Он смотрит на меня! Скажите ему, пусть не смотрит! А ребеночку три дня от роду, что ему вообще можно сказать… У нас второй сыночек был. Погиб маленьким совсем, и недели не было ему…

– Лариса сказала, его к болоту отнесли, – отважился на прямой конфликт Максим.

Яков только вздохнул:

– Она всем так говорит. На самом деле мальчик во сне задохнулся. Говорят бывает такое… Но я уж не знаю, что и думать. Стараюсь не думать об этом вообще. Лариса так боялась его. И ненавидела… Но ладно, дело давнее, что об этом вспоминать. Сына не вернешь….

– А что случилось три года назад? Вы начали рассказывать…

– Да, да… Лариса спокойной стала, поправилась даже. Расцвела. А тут у соседки одной нашей беда – муж ногу сломал. Операцию ему сделали, ногу к кровати привязали. Семья три месяца без кормильца. Пришлось ей самой как-то крутиться, а там двое детей маленьких. Девочка, пять лет ей тогда было, и мальчик, маленький, годик с небольшим. Едва ходить научился. Все так смешно притоптывал и за юбки моей Лары цеплялся, доверчивый.

У Рады все онемело внутри – что-то завораживающее было в интонации этого Якова, как будто бы он не просто слова произносил, а правильно подобранными отмычками отпирал ее сердце, чтобы впустить туда тревогу и черноту.

– И Лариса сама предложила – давай я твоих деток нянчить буду, а ты мне немного денег на конфеты подкинешь. Все равно так дешево не найдешь сиделку нигде. Соседка с радостью согласилась. И целых три дня нарадоваться не могла. Лара с раннего утра придет, и кашу сварит, и разбудит детей, и накормит, и оденет, и поиграет. Я сам удивился, до чего ловко у нее получается – да девка как будто бы рождена матерью быть. Уже и мечтать, старый дурак, начал… Да вот только на четвертый день, после обеда уже, страшный вопль из дома соседкиного раздался. Даже непонятно, кто кричит – как будто бы с кота кожу живьем сдирают. У нас дома плотно друг к другу стоят, мы все как одна семья большая. Все услышали, все прибежали. И такое увидели, что до сих пор вспоминать тошно…

Яков помолчал. Его глаза были влажными, как у многих пожилых. Накопившаяся за жизнь усталость и горечь.

– Влетаем в дом… Лариса сидит на полу, руками лицо закрыла и рыдает. Старшей девочки нет, как испарилась – ее потом в подвале, обезумевшей от страха нашли. А на печи стоит бак большой, в котором белье кипятят обычно, и из него рука детская торчит… Лариса потом объясняла – кипятила белье, мальчик на руках у нее крутился, вывернулся и упал в воду. Не удержала. Вытащить его пыталась – у нее и правда все руки в ожогах были, и до сих пор остались следы… Она в полиции все это повторяла… Суд был. Отпустили ее. А девочка старшая потом рассказала, что Лариса нарочно ее брата в кипяток бросила.

– Хватит, – перебил его Максим. – Мы вас услышали. Я поговорю с Ларисой и сам решу, что делать.

– А меня в дом не позовете? – как будто удивился Яков.

– Сами согласитесь – я не знаю, кому из вас верить. Приезжайте вечером, разберемся.

– Хорошо, – легко согласился тот. – Тогда часов в восемь загляну. Только вы за Ларой моей приглядывайте. И детей, – он усмехнулся и посмотрел своими прозрачными синими глазами в лицо Рады, словно мысли ее читал. – И детей своих наедине с ней не оставляйте.

За те короткие секунды, что Рада бежала по крыльцу, молотила кулаками в дверь, все самые ужасные сценарии пронеслись перед ее глазами – необратимость мертвых родных лиц, внутренний эшафот, который становится пыткой любому, кто по неосторожности впускает в жизнь такого уровня беду.