Читать книгу "Фирменные люди - Юлия Любимова"

Нинка постоянно хвалилась своей памятью и при этом регулярно переспрашивала, забывая, когда у меня день рождения, где я живу и сколько времени добираюсь на работу. Мне уже было неудобно перед девочками в бухгалтерии отвечать на эту дурь, словно это я, а не Киприянова страдала склерозом.

Всех людей Нинка четко поделила, согласно своему мироощущению. Первые – новички, секретари и ленивые менеджеры из других отделов – те, кого было необходимо, как она считала, долго и терпеливо учить, потом переучивать, а далее жестко контролировать. Если возникали проблемы, Киприянова реагировала следующим образом:

– Что, опять не отчитывается? Будет политинформация методом Ипатьева – ипать его! А не поможет, порву его, как Тузик грелку. – И добавляла свое любимое: – Ненавижу unprofessional!

Вторые – это те, с кем у нее уже случались конфликты. Она держала на этих сотрудников камень за пазухой, независимо от давности истории, и частенько шипела сквозь зубы:

– Каждый гондон мнит себя дирижаблем, а сам сидит весь день хуи пинает. Страшная история – он их всех пожег. Короче, вчера – жопа, сегодня – жопа – ситуация стабилизировалась.

Ненавидя высоких статных женщин, Нинка описывала их с особой ненавистью коротышки:

– Сама – «два метра красоты», макияж – «остановись, прохожий», а из одежды – один меч. Юбка, девочки, до края меховой опушки! – И далее, как с трибуны, патриотично завершала: – Люди! Человеки! Опомнитесь!

И самая немногочисленная группа – это два ее непосредственных начальника, которых Нинка прилюдно обожала и трепетно боялась. По обыкновению полдня просидев в Интернете, часов в семь вечера она звонила им и начинала:

– Да, Людмила Васильевна. Вы еще здесь? И я! Ночую сегодня (жалобно). Конечно, Людмила Василь–евна. Кулик отправила. Еще раз? Будет сделано, Людмила Васильевна. А как вы себя чувствуете? Нужно больше отдыхать. Как я вас понимаю, я тоже очень устала, в отпуске полгода не была... Ах, не переживайте так, мы все сделаем – косты букнем и печесы переправим, идите отдыхайте, Людмила Васильевна... – Положив трубку после разговора, она цинично комментировала, обращаясь к нам: – Начальству, девочки, надо себя продавать дорого и регулярно. – И тут же грозно орала: – Опять какой-то придурок, мля, печесы по Саркисяну на ЗАО положил!

Скучно было с Нинкой – сил нет...

Глава 4

Заместительница Нины Светик стала ее наилучшей подругой, смотрела ей в рот и ловила каждое слово. Поначалу Светик казалась забитой молчаливой тихоней, из разряда тех, кому стыдно встать со своего рабочего места в 18.00, если начальница еще на боевом посту. Нина переманила ее из какой-то фирмы, желая иметь при себе верного человека.

Светик сидела в нашей комнате и никогда ничего о себе не рассказывала, но своими жестами, походкой и сдавленным всхлипывающим смехом выдавала свою очень непростую сущность. Нельзя сказать, что она была некрасива, скорее простовата, но ясным и открытым назвать ее потухший еще в утробе матери взгляд, пожалуй, было нельзя. От нее веяло каким-то отстраненным холодом и абсолютным безразличием к окружающим, какие пытаются изобразить дети, играя в волшебников и в Спящую красавицу.

Правда, в отличие от заколдованной принцессы из сказки, у нее не оставалось шансов на пробуждение, потому что своего принца она уже встретила, бросившись его коню под копыта, и отпускать не имела ни малейшего желания.

Любимый Светика был отставной военный, в данный момент трудившийся то ли охранником, то ли водителем. Светик вела с бойфрендом длительные ежедневные принудительные разговоры по телефону, слушая которые, всему коллективу становилось ясно, что избранник ее сердца – ни рыба ни мясо. Cветик быстро научилась крутить им, как собака хвостом, и даже пыталась пользоваться его слабостями. Они жили вместе два года и перманент–но собирались пожениться, но свадьбу раз за разом откладывали.

– Послушай, котинька, – говорила она, сюсюкая, – я сегодня должна задержаться, а ты приготовь чего-нибудь на ужин, хорошо? Что значит – нет? – Тон ее мгновенно менялся, в нем появлялись повелительные нотки. – Я устаю безумно, приволакиваюсь домой без задних ног, а ты картошку не можешь пожарить?! И еще приберись, пылесос ты знаешь где. – Тут Светик добавляла еще строже: – Я так хочу.

Положив трубку и несколько смущенно окинув взглядом окружающих, она снова хватала ее и набирала номер мамы, чтобы в деталях пересказать свой разговор с котиком и получить полное одобрение своим словам.

– Мамуся, он приходит с работы в четыре и придирается ко мне, если я задерживаюсь хотя бы на полчаса. Как будто я тут с кем-то... А у меня столько работы! Я ему говорю: «Как тебе не стыдно! Лучше бы прибрался в доме!»

Мама, по своему обыкновению, что-то долго втолковывает ей на другом конце провода, Светик внимательно слушает и кивает в такт нравоучительным словам. Иногда она перебивает родительницу с надрывом и возмущением:

– Он меня ревнует как псих. Я не знаю, сколько это будет продолжаться! Терпение мое на исходе...

Этими словами она давала понять окружающим, что бесконечно любима и обожаема.

Но как только Нинка в очередной раз заболевала, уходила в отпуск или уезжала в «сорок седьмую налоговую» (под этим чаще всего подразумевались шопинг, личные дела или просто банальная лень), Светик преображалась. Походка у нее становилась горделивой, а взгляд, словно лазер, проникал в самые сокровенные мысли сотрудников.

Однажды Светик опоздала в контору на десять минут. Она вбежала в комнату вся в мыле, еле-еле переводя дыхание. Бросив сумочку на стол, заместительница начальницы стала торопливо разматывать шарф, который ее мамочка связала собственными руками.

– Девочки, – заговорила она напряженным от плохо скрываемой злости голосом, – где вы были в девять ноль-ноль? Я звонила, – ее взгляд стал ледяным, – звонила, хотела вас предупредить, что задерживаюсь, но вас никого не было на рабочем месте!

«Девочки» молчали, занимаясь своими делами, откровенно бойкотируя Светкин вопрос. Всерьез мы ее не воспринимали. Не получив ответа, Светик надулась и выдала заимствованную у Нинки фразочку:

– Девочки, мы теряем level!

– Я не знаю, куда и кому ты звонила, все были на месте без пяти девять, – отозвалась я, не глядя на нее и старательно меняя стержень в ручке. – А вот ты пришла на работу с опозданием в десять минут и требуешь с нас ответа. На воре шапка горит?

Светику было нечего ответить на мои слова, но и оставить последнее слово за мной она тоже не могла.

– У нас теперь принято приходить на работу в восемь сорок пять, – злобно процедила она. – В девять все должны быть на своих местах, а не ходить причесываться... – она махнула рукой на дверь, имея в виду туалеты, – до половины десятого.

– А что об этом сказано в нашем трудовом контракте? – ехидно спросила я, недоумевая, к чему ей эта роль стервы – Нинка-то ее все равно не видит, а с девчонками отношения испортятся.