Читать книгу "Трон любви. Сулейман Великолепный - Наталья Павлищева"

– Нет, Адам, меня нельзя выкупить. Мое место здесь, здесь мои дети, мой любимый мужчина. У меня все хорошо.

Адам понизил голос почти до шепота:

– Но, Настя, я слышал столько страстей о гареме… Там женщин держат взаперти…

– Я же вышла, видишь? Так принято, Адась, у всех свои законы и привычки. А опасность… разве ты знаешь место, где было бы не опасно жить? Я дома жила безопасно, но оказалась невольницей в Кафе.

– Ты выучила турецкий?

– Не только. Я много читаю, пишу, сочиняю стихи, играю на нескольких инструментах, правда, не танцую, потому что… – она тихонько рассмеялась, но объяснять ничего не пришлось, брат понял, тоже рассмеялся.

– Настя, а ты ничуть не подросла, какой была малявкой, такой и осталась.

– Поздно расти.

Они еще беседовали какое-то время, но Сулейман уже не прислушивался, он понял, что любимая женщина не рвется домой, сердцем привязана к нему и детям.

Когда этот славянин явился к Ибрагим-паше и сказал, что приехал выкупить свою сестру из плена, визирь сначала поразился богатырским статям молодого мужчины и порадовался, что у какой-то девушки нашелся родственник, готовый вернуть ее обратно, но когда услышал, что Адам Лисовский из Рогатина и ищет сестру, которую украли семь лет назад, стало не по себе.

Ибрагим ни за что не позволил бы Адаму Лисовскому добраться до султана, но в ту минуту Сулейман появился во дворе сам.

– Кого он ищет?

– Свою сестру, сказали, что она в вашем гареме.

– Что за сестра, только не лги, наверняка сбежавшую невесту ищешь?

Что-то в лице человека показалось Сулейману знакомым. Позже он понял, что именно – зеленые глаза Хуррем.

– Нет, у меня дома жена есть. Сестру ищу. Настей Лисовской зовут. Звали… У вас, говорят, Хасеки названа. Готов платить большой выкуп, все, что с собой есть, отдам.

Глаза Сулеймана насмешливо сверкнули:

– Хасеки, говоришь? И сколько же ты готов за Хасеки выложить?

– Не смейся, паша, я не так богат, как ты, по одежде вижу, не последний ты в Стамбуле, но все же и я не промах.

Сулейман сделал Ибрагиму знак молчать и снова обратился к незнакомцу:

– Звать тебя как?

– Адам Лисовский я из Рогатина, вот ему уже сказал. Сестра моя Настя, ей сейчас двадцать, маленькая такая, живая, веселая… была…

– Откуда знаешь, что здесь?

– Человек в Рогатин приходил, сказал, что она у султана в гареме.

– А если Хасеки здесь много, как узнаешь, лица открывать нельзя?

– По глазам, – уверенно объявил Адам. – У нее глаза наши, зеленые. Ты, мил человек, проводил бы меня к султану, я бы с ним поговорил, может, позволит выкупить? Мать не выдержала, умерла сразу, как Настю украли, а отец, когда умирал, с меня слово взял, что найду и выкуплю.

– Ну, пойдем, – кивнул Сулейман, которого просто забавлял разговор со славянином. В то, что это брат Хуррем, он не поверил.

Но тот, что назвался Адамом Лисовским, вел себя спокойно и с большим достоинством. Было видно, что он поражен богатством одежды собеседников, множеством драгоценностей, внутренним убранством дворца, осторожно разглядывал резьбу, которая была повсюду, присматривался к фонтанам, к коврам, изразцовой плитке, даже тихонько головой качал. Неодобрительно косился только на бесконечных стражей, каких-то неживых, надменных и покорных одновременно.

Они прошли до самых султанских покоев, где перед входом Адама заставили отдать висевший на поясе большой кинжал. Лисовский подчинился, не споря, прекрасно понимая, что в любом другом доме поступили бы так же.

Сулейман жестом пригласил необычного гостя войти, сам присел на один диван, ему так же жестом показал на второй. Кажется, он начал понимать, что именно так привлекло в Хуррем – вот эта доброжелательная независимость. Даже в таких условиях, когда жизнь ничего не стоила и могла оборваться в любую минуту, Лисовские были уверены в себе и независимы.

– Не боишься?

– А чего бояться? Дальше края не уйдешь, дольше смерти не проживешь. Где султан-то?

Никому другому никогда Сулейман не простил бы вот такого обращения, голова наглеца уже валялась бы в пыли, но вот с Лисовским разговаривал так же – спокойно и доброжелательно, выслушивал его грубоватые речи даже с каким-то странным удовольствием.

– Я султан.

Адам Лисовский с трудом сглотнул, недоверчиво глядя на собеседника. Он уже понял, что этот высокий человек важней того, с которым разговаривал первым… А ведь сказали, что тот Великий визирь…

Кто же его знает, кто у этих нехристей важней Великого визиря? Вдруг и правда султан? Так ведь про султана твердили, что к нему и не подойдешь, загодя с ног собьют, а этот вот разговаривает, как человек. Красивый, видный, только бледный, как полотно, видать, нездоров…

Сулейман спокойно и даже с некоторым весельем наблюдал, как рассматривает его брат Хуррем. Он уже понял, кто такой Адам Лисовский, по зеленым глазам понял.

Тот наконец опомнился, опустил голову, развел руками:

– Ты уж меня прости, непривычные мы с султанами разговаривать…

Сзади от двери рассмеялся, закрывая за собой ее снаружи, Великий визирь, Сулейман усмехнулся тоже:

– Не умеешь, ты прав. А если Хасеки не захочет, чтобы ее домой возвращали?

– А ты ее спроси. – Адам вздохнул. – Может, и не захочет… Только я должен попробовать.

– Молодец, что сестру нашел. Сейчас приведут Хасеки, спросим. Знаешь, что это имя означает? В гареме ее Хуррем зовут – Дарящей радость, смеющейся. А Хасеки Султан – это любимая женщина султана, то есть моя. Она одна, и я ее с тобой не отпущу.

Адам Лисовский сник, вздохнул:

– Повидать-то хоть можно?

– Сейчас придет. Не хочешь у меня на службе остаться?

– Я православный.

– У меня всякие служат, я менять веру не неволю. Хотя большинство принимает ислам. Ибрагим-паша тоже христианином был.

– Нет, я домой… Вот только повидаюсь с сестрой и домой. Там жена, дети… Там все свое.

– Как хочешь. А не боишься, что не отпущу, в тюрьму брошу? Или казнить прикажу?

– Сказал же: дольше смерти не проживешь, коли доля моя у тебя умереть, так для того сюда и шел. А нет, так никакие враги не осилят.

В двери постучали. Султан откликнулся:

– Войдите.

Вошел, как-то странно перебирая ножками, рослый черный человек, поклонился, произнес как-то странно, словно вопросительно растягивая слова:

– Повелитель… Хасеки Султан пришла…

– Пусть войдет, а сам иди, будешь нужен – позову.