Читать книгу "Академия родная - Андрей Ломачинский"

Потом Хут и его барышня с грудным голосом начали питаться в ресторанах. А еще через месяц-полтора деньги кончились. У всех. Пингвин стал получать пайки на уровне норм блокадного Ленинграда. Весь блеск его коротеньких перьев пропал. Птица целыми днями хмуро стояла в углу без движения. Потом появились признаки серьезного кишечного расстройства. Когда пингвин отваживался ходить, за ним сразу тянулась полоска зловонной жижи. Значит, и электролитный баланс полетел, такое к верной смерти. Самое страшное – птица стала мокнуть и сильно мерзнуть в воде. У нее не хватало ресурсов даже на нормальную секрецию жира, который делает всех водоплавающих тварей ненамокаемыми. Надо было изыскивать резервы, чтобы прокормить птицу на фоне глубочайшего финансового кризиса Александра Хутиева.

Самыми разумными оказались два метода, и оба были неразрывно связаны с Академией: Первый метод заключался в том, чтобы просто притащить Айсберга к нам на курс в общагу, где сердобольные курсанты скидывались копеечками и посылали гонца в «Мокруху» – рыбный магазин недалеко от Факультета. Всем нравилось кормить Пиню с рук. Наверно, ввиду общего антисемитизма его официальное имя Айсберг в курсантской среде не прижилось. Самые жалостливые курсанты, Сив и Витас, даже ездили на рыбалку, чтоб порадовать Пиню свежачком – живой рыбкой. Кто-то где-то стащил здоровую банку вонючего рыбьего жира, и дело быстро пошло на поправку. Надо было шприцом закачать приличную долю снадобья в рыбу через рот и сразу всунуть ее в клюв птичке. Пиня против такой добавки не возражал. Его перышки вновь залоснились, он с удовольствием купался – часами стоял под холодной водой в душевой Факультета, что на первом этаже. А когда его выносили в большой сумке в Парк Академии, то он резво катался там по сугробам, скользя на своем брюхе и гребя своими веслами-крылышками. Смотреть выползали все калечные с Военно-Полевой Хирургии. И долго бы длилась эта идиллия, если бы у Пини были в дополнение к его здоровенному клюву хоть какие-нибудь мозги. Наверное, мозгов у пингвинов совсем нет. Однажды собрал нас Автоковбой на какое-то серьезное построение. Все только заровнялись, засмирнялись, как из умывальника гордо выходит Пиня и идет своей важной пингвиньей походкой перед строем прямо к начальнику курса, как генерал перед парадом. Коклюшин в визг. Хуту три наряда и приказ птицу отнести, где взял. Устроили тут цирк! Где дисциплина!? А еще сказал, если птица когда-либо в расположении появится, то будут пять нарядов, а животное пусть немедленно учится летать, ибо он лично скинет эту тварь с крыши Факультета.

Хут наряды отстоял, но птичку не бросил. Он нашел второй метод ее прокорма. Следовало поздненько вечером просто принести Пиню в нашу курсантскую столовую. Прапора и поварихи обычно давали ему столько рыбы, сколько тот мог сожрать. Им тоже нравилось кормить пингвина. А рыба у нас была каждый день, поэтому перебоев с кормом можно было не опасаться. Этот метод тоже работал весьма долго, пока Хут не нарвался на дежурного по Академии. Как назло, это был самый злобный дежурный по Академии за всю ее славную историю – солдафонище немедицинской службы полковник Новицкий. Нрав у деда был крутой, а характер как у раненого вепря. Он устроил всем разгон, слава Богу, что Пиню в суп в сердцах не кинул. Прапор Ложки-Давай, завпроизводством в нашей столовой, сказал Хуту, что в следующий раз его питомец будет висеть на крюке в подвале на мясоразделке, и Хут будет висеть там же, на соседнем крюке. Халява конкретно кончилась. Недалеко от нашей столовки у набережной Невы была самая здоровая валютная гостиница города – знаменитый многоэтажный отель «Ленинград». На заднем дворе этой гостиницы какой-то повар раз вынес Пине кусочек сырой осетрины и ведро рыбьих кишок. Пингвин осетрину съел, а от требухи отказался – благородному лучше сдохнуть, чем помои хлебать. Повар обиделся и послал Хута и Пиню куда подальше. Везде облом.

Дело было близко к сессии. Хут назанимал денег, у кого сколько мог, и купил рыбы. В рестораны он теперь не ходил, коньяк больше не пил, а пил воду из-под крана. Сам голодал, втихую кормился с младшими курсами в столовке, куда старшекурсникам считалось зайти страшное западло, но Пинину жратву не трогал. Надо было сохранить пингвина живым до отпуска. После сессии Хут сунул Пиню в большую сумку, сел на поезд и поехал домой в Сочи.

А вернулся Хут из отпуска без Пини, но с пачкой очень интересных фотографий. Пиню он оставил дома по приказу очень высокого командования. Оказывается, папан у Хута был при лампасах – начальник самого престижного Санатория Генерального Штаба Министерства Обороны. У него там в любое время маршала встретить можно было, а уж генералов армий и адмиралов флотов – как собак нерезаных. И принято было там весь этот спецконтингент очень ублажать – любое их слово было законом потверже Воинского Устава.

Принес Саня пингвина в свою сочинскую квартиру, к папе с мамой. Мать в визг, отец сына на допрос с пристрастием. Выкладывай, гадёныш, где такую тварь нарыл?! Ну Хут всю правду-матку батяне и выложил, за исключением операции по вхождению в доверие к полярникам, да, как мне кажется, и о сожительнице умолчал. В этот момент Пиня насрал посреди комнаты. Делать нечего, забрал его генерал в свой санаторий.

Проходит две недели, Хутиеву в Академию возвращаться пора. Он к папику, ты, бать, извини, надо бы птичку домой везти. А батяня разошелся: «Ты, щенок, понимаешь, что хочешь невозможного? Пиня у нас уже в штат официально введен, на спецдовольствие поставлен, солдат из биофака МГУ денно и нощно при нем. Военный ветеринар с ближайшей погранзаставы на пограничном катере прибывает птичку осматривать раз в три дня по расписанию, как бы наш Пинюшка не заболел. Условия для него – лучшие условия для пингвина с начала Дарвиновской эволюции. Забудь про птичку! К приезду твоих ледовых людей я тебе пошлю телеграфом денежный перевод на 500 рублей. Сейчас ни копейки не дам – пропьешь. Получишь деньги – отдашь настоящим хозяевам пингвина. А что брехать будешь по поводу его исчезновения, меня не волнует. Но чтобы о санатории ни полслова! Мне проще твою Академию прикрыть, чем пингвина им отдать. Ты только посмотри на эти фотографии! Это маршал Куликов после баньки с Пиней в холодном бассейне плавают. Это маршал Кутахов кормит Пиню свежепойманной кефалькой, им самим, собственноручно пойманной! А это подвыпивший маршал Ахромеев держит Пиню за крылышки и танцует с ним вальс! И ты такого ценного работника с воинской службы уволить хочешь и каким-то «пиджакам» передать? У тебя государственный подход в твоей дурьей башке имеется? Ты об обороноспособности Родины хоть иногда думаешь?»

По приезду пошел Хут на Кафедру Биологии. Выпросил там полведра глистов. Помните таких жирных мерзких аскарид? Их там всегда полно было, первоклашкам их пачками резать давали. То, что конская аскарида в пингвине не живет, Саню не волновало. Получил Хут отцовы деньги как раз перед приездом полярников. Встретил их и повинился: «Не оправдал я вашего доверия. Обнаружились у Айсберга гельминты. А я диагностику неправильную поставил, голубиные таблетки от ястребиных глистов стал ему давать. Сдох он. Сделал я вскрытие, тело кремировал в нашем ветеринарном крематории, а как доказательство причины его смерти глистов оставил – вам показать. Там они в банке, в холодильнике, сразу за булкой хлеба стоят. А денег мне не надо – вот собрал пятьсот рублей, отдаю это вам как компенсацию за усопшую птичку».