Читать книгу "Скользящие в рай - Дмитрий Поляков"

– Вот такие запонки (например). Как гайки, ржавые. И подошва рифленая, ледоколом. И такая вот прядочка отсюда, оранжевенькая или, ну, просто светлая. А головка по-прежнему голубенькая. В общем, такой кадр, без рутины, но и не в духе времени. Внешность – это же отражение сердца. Вот и приходится выражать себя в контексте времени.

(Ну и в таком где-то духе.)

– Неужели у нашего времени такой контекст? – скромно ужасаюсь я, затягиваясь дымом.

Жорик смотрит на часы и вздыхает:

– Что делать, все меняется. Сегодня нельзя без экспрессии. В принципе, каждый имеет право быть творческой личностью. – Он на миг умолкает, спрашивает коротко – где туалет? – и быстро удаляется.

Минуту мы сидим молча. Я механически слежу за бильярдом. По детскому выражению лица одного из участников становится ясно, что блондин повел уже серьезную игру.

– Я выгляжу дурой? – спрашивает Кристина.

– Нет. Но откуда у тебя этот пижон?

– Так. Привязался.

– Понятно.

– Ничего тебе не понятно. Я притащила его, чтобы…

– Понятно, понятно.

– Глеб, почему бы тебе…

– Что?

– Я не знаю… Но ты мог бы жить совсем иначе.

– Мне нравится так, Кристи.

– Разве это достойно тебя?

– Слишком пафосно, дорогая. Я всем доволен. И оставим это.

– Эти люди вокруг, эта дыра…

– Оставь, – раздраженно отрезаю я. – Не надо жалости.

– Хорошо, оставим.

– К тому же не забывай, это не дыра, мы в гостях у Назара.

– Короче, я хочу сказать, что не стану забирать ключи от квартиры. Пусть останутся у тебя. На всякий случай.

– Спасибо, Кристи. Стоит ли?

– Какой ты стал, Глеб. – Глаза нерпы превращаются в лужи.

– Прости, но… я не знаю, что говорить.

Кристина неуверенно трогает меня за плечо:

– Может быть, нам… уйти вместе?

– Уйти? – улыбаюсь я наконец. – Лучше утонуть, дорогая.

Возвращается Жорик. У него посвежевший вид. Они сидят еще некоторое время. Жорик молотит без передышки, все о возвышенном. Кристина помалкивает, стараясь выглядеть беспечной. Потом они уходят. На прощание Жорик изрекает:

– В будущем веке придет новая раса. Все будет в одном. Люди будут как симбиоз всего, понимаешь? Каждый сможет заниматься дизайном, музыкой. Писать тексты, рисовать. Каждый будет уметь все. Прикинь?

(По-моему, он где-то вычитал эту прелесть.)

Скваронский уже совершенно пьян, может разговаривать сам с собой. Ему что-то настойчиво внушает единственный официант Назара, престарелый толстяк Марленыч, усатый и лысый, как тюлень. Я перебираюсь к стойке.

– Что, Кристина уже ушла? – интересуется Назар с каким-то робким вызовом. Я киваю в ответ. Он начинает усиленно тереть бокал. – Хочешь, я точно определю, чего тебе не хватает?

– Ну.

– Рожна! Вот чего! Вот как получишь рожно, вот тогда все у тебя будет в порядке.

– Ладно, кралнап гони (так мы называем крепкий алкогольный напиток).

– Тебе только кралнапы подавай. А люди тебе не нужны.

Из трех проституток осталась одна, подруги ушли с сутенером. Ее густо накрашенное лицо похоже на венецианскую маску. Она пьет пиво. Захмелевший жилец с верхнего этажа, забыв, что пора уже возвратиться домой, подсаживается к ней и начинает с жаром рассказывать о своем характере. Загасив сигарету, проститутка бросает на него безжизненный взгляд. Слышно, как заплетающимся языком он выводит:

– Ну ты хоть мыслишь чего-нибудь? Читала хоть какой-нибудь роман?

Меня перехватывает Скваронский, водка чуть не выплескивается из моего стакана. Он мутно смотрит мне в переносицу и цедит:

– Глеб, какое сегодня число? Все смешалось. Огни, люди, крысы… Ты сделал маленькую небрежность, так, пустяк, тьфу – и вся жизнь летит под откос. Надо быть осторожным, Глеб, надо быть осторожным. Никто не знает, чем ответит какая-нибудь мелочь, о которой даже уже не помнишь. Чем и когда. Слышите, Глеб? Никто, никто.

– Что же это вы каркаете, как ворон на кладбище, – отмахиваюсь я.

– Теперь ему ничего не поможет. Труп, – резюмирует Марленыч, ровняя узел на своем захватанном галстуке.

Скваронский откликается на удивление бойко:

– Ушами по щекам себя похлопай, Марлннн…

Мне трудно собраться с мыслями, я чувствую, как во мне рождается тупое раздражение, ни на что не направленное, злое. Я не могу их больше слышать.

Партия. Блондин сворачивает деньги в увесистую трубку и артистичным движением руки отправляет ее в карман своей джинсовой рубахи. Парни ошалело топчутся рядом на кривых трудовых ногах, они явно не в состоянии постичь свершившегося. Оба словно вылезли из парной: взъерошенные затылки, мокрые лбы и подмышки. Так сказать, поиграли в бильярд, на полную семейную наличность. Глоток холодного пива освежает победителя. Блондин отбрасывает со лба ухоженные космы и весело подмигивает безмолвным работягам – дескать, все, ухожу.

– Сыграем на так, ковбой? – негромко спрашиваю я.

Он оборачивается. От резкого движения напрягаются крепкие мускулы. Блондин оценивающе смотрит на меня, потом оглядывается по сторонам. Загорелое лицо бесцветно равнодушное. От брови к виску тянется белый шрам.

– Я на так не играю. – На губах играет улыбка невинного повесы.

– Тогда на все. – Я кладу на сукно стопку долларов.

Совсем недолго он мнется, для блезиру, и соглашается. Не может отказать. Ему жаль упускать еще один шанс – ночь длинна, да и выиграл он меньше, чем рассчитывал. К тому же перед ним подвыпивший тип, а в баре нет охраны. Он хлопает себя по карману с деньгами и берет треугольник. На все так на все. Незлобивая улыбка расплывается по лицу. Бить ему.

Шары разлетаются. Он сразу начинает забивать, не желая тянуть время. Катает технично, легко, но без фантазии, голая механика. У него узкие пальцы пианиста, руки розовые, в цыпках. Ковбой успевает сыграть пятый шар, когда удача оставляет его, и тогда, спохватившись, он пытается запоздало притемнить. С досадой в голосе он принимается петь, что везет, мол, только в первый раз да, кажись, я выдохся, – похоже, он готов был бы даже к тому, чтобы подтянуть, лишь бы сократить слишком быстрый разрыв, но поздно, я не замечаю доброты и играю застрявший в правом углу красный шар. Даю левый верхний винт. Шар с треском уходит в лузу. Блондин выпрямляется, лицо уплывает за край светлого круга. Я обхожу стол слева. В голове у меня форменная мешанина из рваных эмоций. Сейчас мне важно сосредоточиться, и я заказываю Марленычу два пива, себе и противнику.

– Ну что, ковбой, – подмигиваю я ему, – жарко, как в Сахаре? Бывал в Сахаре? А мне почему-то везет.