Читать книгу "Голем - Густав Майринк"

В воздухе чувствовалось напряжение, я не отдавал себе в нем отчета, но оно существовало, как нечто ощутимое, и через несколько секунд так сильно мною овладело, что я от беспокойства не знал, что и сделать: зажечь ли свет, захлопнуть ли дверь, или сесть, или начать ходить по комнате.

Не проник ли кто-нибудь сюда в мое отсутствие и не спрятался ли? Не передался ли мне его страх быть обнаруженным? Быть может, Вассертрум приходил сюда?

Я приподнял гардины, открыл шкаф, заглянул в соседнюю комнату: никого.

И шкатулки никто не сдвинул с места.

Не лучше ли без всяких промедлений сжечь письма, чтоб раз и навсегда освободиться от тревоги?

Я уже полез в жилетный карман за ключом… – но разве необходимо сейчас же это сделать? У меня есть еще время до завтрашнего утра.

Прежде всего зажечь огонь!

Я не мог найти спичек.

Запер ли я дверь? Я сделал несколько шагов назад. И остановился опять.

Откуда вдруг этот страх?

Я хотел упрекнуть себя в трусости: но мысль вдруг остановилась. Сумасшедшая мысль пришла мне в голову: как можно быстрее вскочить на стол, схватить кресло, поднять его и раздробить череп тому, кто там ползет по полу… когда… когда он подойдет ближе.

«Но ведь здесь никого нет, – сказал я себе громко и раздраженно, – разве ты был когда-нибудь трусом?»

Это не помогло. Воздух, которым я дышал, становился разреженным и острым, как эфир.

Хоть бы что-нибудь реальное увидеть, даже самое страшное, и тотчас исчез бы мой страх.

Но не было ничего.

Я осматривал все углы.

Ничего.

Всюду хорошо знакомые предметы: мебель, сундук, лампа, картина, стенные часы – безжизненные, старые, верные друзья.

Я надеялся, что они преобразятся в моих глазах и дадут мне повод объяснить себе давившую меня тревогу каким-нибудь обманом зрения.

И этого не случилось. Они остались верны своей форме. Даже слишком неподвижны для господствовавшей кругом полутьмы.

«Их гнетет то же самое, что и меня, – почувствовал я. Они не решаются сделать малейшее движение».

Почему не тикают часы?

Обступившая напряженность поглощает все звуки.

Я потряс стол и удивился, услышав все же шум.

Хоть бы ветер свистнул под окном! Даже этого нет. Или дрова затрещали бы в печке, – но огонь погас.

И неизменно все та же напряженность в воздухе – без пауз, без перерывов, как струя воды.

Напрасно все мои чувства свернулись в клубок, как бы перед прыжком! Мне казалось, что я этого не вынесу. Во всем пространстве метались чьи-то взоры, но я не мог их уловить, повсюду блуждали чьи-то руки, которых я не мог схватить.

«Это ужас, который сам себя порождает, парализующий ужас перед непостижимым. Ничто, которое не имеет формы и превышает границы нашей мысли», – смутно понял я.

С упорством пригвоздился я к месту и ждал.

Ждал добрых четверть часа: не обмануть ли это невидимое существо, подвести его ближе ко мне и схватить?!

Я стремительно обернулся назад: снова ничего.

Все то же опустошающее Ничто, – его не было, и все же комната была полна его гнетущим существованием.

Не убежать ли? Что мне мешает?

«Оно пойдет за мной», – с отчетливой уверенностью понял я в тот же миг. Я понял, что и свет мне не поможет, и все-таки я продолжал искать спички, пока их не нашел.

Но фитиль свечки не разгорался и все тлел: маленький огонек не мог ни жить, ни умереть, и когда он, наконец, уже завоевал себе чахоточное существование, он засветился, как грязная желтая жесть. Нет, уж лучше темнота.

Я потушил свет и, не раздеваясь, бросился на постель. Считал удары своего сердца: раз, два, три, четыре – до тысячи, и опять сначала – часы, дни, недели, как мне казалось, пока мои губы не высохли, и волосы не встали дыбом: ни секунды облегчения.

Ни единой.

Я начал произносить первые попадавшиеся слова: «принц», «дерево», «дитя», «книга». Я судорожно повторял их, пока они не стали раздаваться во мне бессмысленными, страшными звуками из каких-то доисторических времен, и я должен был напрягать все свои умственные способности, чтоб вновь осмыслить их значение: п-р-и-н-ц?… к-н-и-г-а?

Не сошел ли я с ума? Не умер ли я?.. Я ощупывал все вокруг.

Встать!

Сесть на стул!

Я бросился в кресло…

Хоть бы смерть, наконец, пришла!

Только бы не чувствовать этого бескровного страшного напряжения!

«Я-не-хочу… я-не-хочу, – кричал я. – Слышите?!»

Бессильно я откинулся назад.

Я не мог ощутить себя живым.

Не будучи в состоянии ни думать, не действовать, я уставился взором вперед.

«Почему он так настойчиво предлагает мне зерна?» – нахлынула на меня мысль, исчезла, вернулась. Исчезла, опять вернулась.

Постепенно становилось ясно, что передо мною странное существо: он тут, может быть, уже все время, пока я здесь сижу… Вот он протягивает мне руку.

Некто в сером, широкоплечий, ростом в среднего, плотно сложенного человека, стоит, опираясь на спирально выточенную трость светлого дерева.

Там, где должна была быть его голова, я мог различить только туманный шар из сизого дыма.

Тяжелый запах сандалового дерева и сырости исходил от призрака.

Чувство совершенной беззащитности едва не лишило меня сознания. Вся давняя, разъедавшая меня мука превратилась теперь в смертельный ужас и приняла форму этого существа.

Инстинкт самосохранения подсказывал мне, что я сойду с ума от ужаса и отвращения, если увижу лицо призрака, предостерегал меня, кричал мне в уши, – и все же притягивал меня, как магнитом, и я не мог отвести глаз от сизого туманного шара, и в нем искал глаза, нос и рот.

Я напрягал все свои силы: туман оставался неподвижным. Правда, мне удавалось приставлять мысленно разные головы к этому туловищу, но каждый раз я знал, что это плод моего воображения.

Они расплывались в тот самый миг, как я создавал их. Только форма египетского ибиса еще удерживалась.

Очертания призрака неуверенно рисовались в темноте, едва заметно сжимаясь и снова расширяясь, точно от медленного дыхания, пробегающего по всему телу: единственное движение, которое можно было уловить.

Вместо ног в пол упирались обрубки костей. А мясо, серое, бескровное, выпячивалось своими краями на высоте перехвата.

Неподвижное существо протягивало мне свою руку.