Читать книгу "Конунг - Илья Бояшов"

Эфанда сказала:

- Никому не говори об этом, иначе все решат, что ты сошел с ума, подобно Рунгу.

Рюрик твердил, словно не слыша:

- Еще одна тайна в этом мире меня удивляет: Бог, которого распяли, но тем не менее половина мира поклоняется ему. Что же такого Он сделал, что Его так чтут?

Эфанда воскликнула:

- Вот тайна так тайна!

Но она о другом беспокоилась. С тревогой она спросила:

- Что ты будешь делать, если воины уйдут от тебя? А ведь они уйдут, ты знаешь, если им не будет добычи и всякого рода приключений. Они словно дети малые, и недолго их терпение. Пока они верят в твою удачу, но ведь все может измениться, если будешь сидеть сложа руки.

И тогда Рюрик воскликнул:

- А ведь ты права, Эфанда! Не следует складывать руки. Есть еще в доме моем щит деда Сигурда, сколоченный из самого крепкого дуба. Никто никогда не мог проломить тот щит. Может, все дело в том щите?

Едва скрыла Эфанда отчаяние, услышав подобное.

А Харальд, сын Хальвдана, не медлил; его палач достиг большого искусства: многие мятежные ярлы и бонды, спрятавшие свое добро от конунга, не выдерживали пыток и выдавали свои схроны, получая в награду быструю смерть. Харальд ничем не брезговал, но это оттого, что щедро питал серебром и золотом свою дружину. И звали его еще Харальдом Непоседой, потому что не мог он усидеть на одном месте и нескольких дней, торопясь исполнить обещание, данное гордой Гиде. После Хаврсфьорда, едва схоронив убитых, направлял он корабли во все концы страны, и мало кто от него уходил. Дружинники славили щедрость конунга, в палатку к нему мог войти любой из них. Сам же Харальд в походах не делал никакого отличия между собой и своими воинами: греб наравне с простыми гребцами, ел их пищу, спал на голой земле либо в своей потрепанной палатке и в битвах старался быть первым среди первых. Одинаково ловко владел он мечом, как в правой, так и в левой руках, и мог метать два копья одновременно, да так, что они пробивали доспехи на немалом расстоянии. Однажды, рискуя жизнью, снял он со скалы раненого дружинника и притащил его на себе в лагерь. Злые языки за спиной конунга поговаривали, что готов он к самим турсам сунуться, лишь бы превзойти бьеоркского ярла. Впрочем, так оно и было. Во время битвы в Хаврсфьорде, когда дрогнули многие из Харальдового окружения, вырвавшись вперед, оказался он наедине с десятком вражеских воинов, но двумя мечами рассекал их, подобно берсерку, и никто не мог к нему подступиться, пока не подоспела подмога. Когда же Фриндмунд Железноногий укорил Харальда, что не пристало благородному вести себя столь опрометчиво, Косматый ответил ему:

- Конунг надобен для славных дел!

И пошел на Кьятви Богача. В битве при Черных Скалах, в которой Кьятви со своими дружинниками убил многих людей Харальда, Косматый, увидев, что на его воинах пробиты доспехи и оставшиеся в живых снимают свои кольчуги, чтобы легче было сражаться, сам снял свою дорогую кольчугу и бросил ее за борт. Когда один викинг, раненный в обе ноги, встав на колени, взялся целиться в него из лука, никто не мог броситься на помощь и закрыть собой конунга. Все закричали, указывая на опасность, на что Харальд спокойно заметил:

- Это не моя стрела, ибо не может погибнуть конунг от руки презренного отщепенца.

Отбросив свой щит, он не обращал на вражеского лучника никакого внимания. Стрела же, пущенная с близкого расстояния, действительно прошла мимо.

Кьятви погиб, и войско Богача было разбито. Сражались в той битве на стороне

Кьятви и жены его воинов. Оставшиеся после побоища женщины были взяты в плен. Олев и Фриндмунд советовали Харальду отпустить женщин, но конунг ответил:

- Какой резон оставлять волчиц, молоко которых будет напитано ненавистью ко мне и моим детям?

Он кивнул палачу. Но херсиры не соглашались, особенно же возмутился Железноногий. Харальд согласился сохранить жизнь пленницам, однако приказал отрезать им груди, чтобы впредь не смогли они питать сосцами будущих врагов. И приказал отнятые груди скормить собакам.

Тогда старая Сольвейг, мать самого Кьятви, выступила вперед и, обнажив высохшую упавшую грудь, вот что сказала:

- Клянусь тебе, что, если оставишь мне ее, уважив мой возраст, готова я сойтись с самим троллем, чтобы понести от него и вскормить ею истинное чудовище, которое рано или поздно перегрызет твою глотку, осквернитель чужих гнезд!

Харальд на это заметил:

- Если бы другая старуха угрожала бы мне подобным образом, то я только бы посмеялся! Но ненависть этой Сольвейг такова, что она, пожалуй, может выполнить свое обещание.

И приказал убить Сольвейг.

Обращаясь к пленным дружинникам Кьятви, конунг заметил:

- Вы, видно, не наплавались вдоволь на кораблях своего господина.

Палач Косматого в тот день превзошел сам себя: даже бревно, на котором сидели пленники, плавало в их крови.

Затем с множеством воинов окружил Харальд фьорд, в котором скрывался Бранд Мучная Борода, и первым полез на неприступные скалы, несмотря на то что викинги Бороды сбрасывали камни и лили кипящую воду. В той битве поведение его казалось столь безрассудным, что Железноногий воскликнул:

- Судя по всему, сын Хальвдана, тебе наскучили твои победы, и ты вознамерился не сдержать слово, данное дочери Эйнара. Ничем иным я такое поведение объяснить не могу!

Харальд заявил:

- Слышал я, Рюрик, сын Олафа, еще более безрассуден.

И с удвоенной яростью бросился в битву; щит его оказался весь изрублен, копье сломано, он изнемогал от усталости — и тогда Харальд приказал привязать к своей руке меч, чтобы не смог он его выронить. И все войско тем восхитилось.

В той битве почти все викинги Бранда Мучной Бороды были перебиты, а сам Бранд Весельчак с двумя мечами, пританцовывая, бросился на воинов Харальда и так сражался, что никто не мог к нему подойти, пока Харальд наконец не сказал:

- Бешеную собаку молотят и спереди и сзади, лишь бы она издохла. И в этом случае нет ничего предосудительного, если мы отступим и поручим дело копьям и стрелам.

По приказу конунга те смельчаки, которые жаждали схватиться с Брандом, отступили. Мучную Бороду поразило сразу несколько копий. Он еще нашел в себе силы вытащить из груди копье, на наконечнике которого остались волокна его сердца, и воскликнул, прежде чем умереть:

- Хорошо кормила меня моя добыча! Я жирен до самых корней моего сердца!

Так погиб один из самых славных викингов в Норвегии. Харальд посчитал, что битва закончена, и ушел отдыхать в свою палатку, однако воин Бранда по имени Эйрик все еще продолжал сражаться. Воины Харальда устали. Они кричали ему:

- Брось свой меч, Эйрик, и тогда клянемся, что ты уйдешь к Одину только с одного Удара!

Но этот упрямый Эйрик оборонялся, хотя его положение было безнадежно. Все его товарищи либо погибли, либо предпочли сдаться и получить обещанный милосердный удар секирой. В грудь Эйрика вонзилась стрела на излете, тогда он обломил ее у основания наконечника, выразив таким образом свое презрение к воинам Харальда. Он даже сказал при этом: