Читать книгу "Цепь Грифона - Сергей Максимов"

– Обстановка более чем сложная, – уверенно отвечал Суровцев. – Да ты и сам всё знаешь. Давай просто будем рассуждать, глядя на карту?

– Валяй, – согласился Гриценко.

– Перед нами как были, так и остались три польские армии. Я правильно понимаю?

– Правильно, – кивнул Гриценко.

– В результате наших совместных действий с двенадцатой и четырнадцатой красными армиями, – продолжал Суровцев, – основательно потрёпана лишь одна армия противника – вторая польская. Правда, тыл третьей польской армии дезорганизован и почти разрушен. Шестая польская армия, потеряв основу на своём левом фланге, пятится. Нарушено взаимодействие всёх польских армий, но ни одна из них не разгромлена. При назначенном для нас направлении на Брест-Литовский за нами должны следовать не две красные армии, как сейчас, а как минимум четыре. Должны следовать общевойсковые армии, желательно свежие, и закреплять намеченный успех. Ни одной стратегической задачи большей, чем недавнее освобождение Киева, с такими силами, как нынешние, мы решить не сумеем. Сил Конармии пока хватает для малой войны, но не более того. Наши преимущества при захвате даже небольших населённых пунктов быстро улетучиваются. Удержание и оборона лишают нас манёвренности и распыляют наши силы. Ставится под сомнение и поставленная нам в начале наступления задача. Командование должно сменить нам задачу или усилить наше направление дополнительными силами. Если рассматривать действия нашего Юго-Западного фронта в свете взаимодействия с соседним фронтом, Западным, то в связи с нашим отклонением в южном направлении можно говорить об эксцентрическом расхождении оперативных линий.

– Это как? Бить растопыренными пальцами? – спросил комполка.

– Теперь и так принято говорить, – поморщившись, согласился Суровцев, – но должен заметить, что мы бьём уже выбитыми пальцами.

– Вот и наши отцы-командиры того же мнения. Я тебе больше скажу: подкреплений нам не предвидится. Белые высадили десант в районе Мелитополя ещё в начале нашего наступления. Это далеко в тылу нашего фронта. Ворошилов говорил, что сейчас тринадцатая армия фронта контратакует врангелевцев в районе Каховки.

Даже не взглянув на карту, Суровцев сразу спросил:

– То есть войска нашего фронта переправляются на левый берег Днепра?

– Выходит, что так.

– В этом случае считаю, что Конармия предоставлена сама себе, – сделал однозначный и неприятный вывод для Гриценко Суровцев.

– Вот за это вашего брата военспеца и надо иногда расстреливать, – неожиданно и весомо заявил комполка.

– За что же нас расстреливать? – удивился Сергей Георгиевич.

– За отсутствие революционности. Нет в вас романтики. Порыва в вас нет. Но вся пакость в том, что и возразить вам иногда бывает нечего. Как бы то ни было, мысли свои держи при себе. А расстреливать тебя какая нужда? Тебя вон и так кто-то расстрелять хочет. Мне уж и самому интересно: кто это на тебя зуб заимел? И за что? Да и потом с особым отделом тебе ещё предстоит толковать. Не знаю, что ты в анкете написал, но особист Зверис говорит, что таких, как ты, он должен отправлять в Москву. Погодь, – глядя в окно хаты, вдруг сказал он. – Чего это они там ржут?

С улицы раздавались раскаты смеха. Обескураженный финалом беседы с командиром, Суровцев пошёл следом за ним из хаты. Его раздражало чувство неприкаянности. Теперь и в новых условиях. Едва-едва он начинал чувствовать свою востребованность как военного специалиста, как тут же выяснялось, что политические взгляды окружающих напрочь перечёркивали все его личные качества и достоинства. А недавние выстрелы в спину могли и вовсе перечеркнуть саму жизнь. И стрелять, действительно, мог кто угодно. Теперь ещё одна опасность – особый отдел, начальника которого, латыша Зведериса, Гриценко упорно называл Зверисом.

– Лютов, – указал Гриценко нагайкой на молодого человека в очках, стоявшего среди смеющихся бойцов. – Сотрудник из газеты. На самом деле фамилия у него какая-то бабья. Мне Ворошилов говорил, да я забыл, – точно извинился Гриценко.

Сотрудник «Красного кавалериста» был в гимнастёрке, но с кожаной фуражкой на голове. Шашки при нём не было.

– Ну и шо? – спрашивал Лютова ординарец Сенька. – Зъилы?

– А куда им деваться? Есть-то охота, – ответил Лютов.

Конармейцы в очередной раз громко рассмеялись.

– Товарищ Гриценко, нам товарищ Лютов каже, як в Зимнем дворцу с бабским батальоном ратовал. А ищо про горшки, в которые цари до ветра ходють, из фарфору они, каже, – пояснил Сенька подходящему к ним комполка. – Из них, каже, даже кашу илы, кто дурный.

Бойцы дружно смеялись.

– Ты, товарищ Лютов, комполка тоже кажи, як в царской постели спал, – подначивал Лютова Сенька.

– Так что? Горшки эти самые на горшки не похожие? – спрашивал уже другой боец Лютова.

– Похожи они, скорее, на китайские вазы. Точнее, на супницы, – серьёзно отвечал Лютов.

Все опять смеялись. Но и Гриценко и Суровцев ничего смешного во всей этой истории не нашли.

– Кто где спал? – строго спросил Гриценко.

– Да вин казав, шо на царской постели спал в Зимнем дворцу, – взялся опять пояснять Сенька.

– Ты что, Зимний дворец брал? – недоверчиво поинтересовался Гриценко.

– Было дело, – ответил Лютов.

Журналист проницательно заметил, что всё, казавшееся смешным, забавным и весёлым рядовым бойцам, могло вызвать противоположную реакцию у командиров. Во всяком случае, у начальника штаба из бывших офицеров это вряд ли вызвало бы смех и веселье.

– Ну, чего молчишь? – не отставал Гриценко. – И нам с начальником штаба интересно, как там, в Зимнем дворце, дело было.

– Собственно говоря, довольно глупая история, – точно оправдываясь, сказал Лютов. – Холодно было в Зимнем дворце. Пока штурмовали, ещё и окна разбили. Ходил-ходил по дворцу и набрёл на царскую спальню. Замёрз. Устал. Ну так в царскую постель и завалился, в чём был.

– Согрелся? – спросил Гриценко.

– Собственно говоря, да, – ответил Лютов.

– Ладно. Пошли, товарищ Суровцев, – предложил комполка, – не будем мешать веселиться бойцам.

Они молча прошли около десяти метров. Вдруг Гриценко вздрогнул и остановился.

– Вспомнил! – резко выкрикнул он, стукнув себя ладонью по лбу.

– Что такое? – встревожился Суровцев.

– Настоящую фамилию Лютова вспомнил! Помнишь, я говорил: бабская фамилия? Бабель – его фамилия.

Теперь под удивлёнными взглядами бойцов громко рассмеялись молодые командиры.

– Чего вылупились? – оглянувшись, крикнул конармейцам Гриценко. – Командиру иной раз тоже поржать треба!

Бойцы ответили смехом. Не таким дружным, как прежде, но, наверное, более добрым.

События этого периода времени на юге России оказались в тени наступления на Варшаву. Но большая часть причин грядущей катастрофы Западного фронта Тухачевского в Польше была на Украине. И не только в полосе наступления Первой конной армии. А ещё и на побережьях Чёрного и Азовского морей.