Читать книгу "Брат по крови - Алексей Воронков"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне казалось, что все это происходило не со мной. Еще вчера я бы ни за что в это не поверил. И теперь я не верил, но это была реальность.
— Я люблю тебя, — сказал я. — Люблю, люблю…
— Да, милый, да…
— Тебе хорошо со мной? — зачем-то спрашивал я.
— Очень… Спасибо, милый, спасибо…
— За что, дурочка ты моя? За что?..
— За все, за все, — шептала она.
Потом, когда я буду вспоминать эту ночь, я пойму, что Илона неожиданно нашла во мне некую отдушину, которая помогла ей на какое-то время забыться. Она была счастлива сбросить с души этот вечный непомерный груз, который начинаешь ощущать тогда, когда теряешь силы и веру в какой-то добрый исход. На войне эта вера тает очень быстро.
Утром мы долго не хотели вылезать из-под одеяла. Проснувшись, мы, не открывая глаз, лежали и притворялись спящими. Нам так не хотелось верить в то, что за окном разгорается этот страшный, этот ненужный, этот уродливый день, который разлучит нас надолго, а быть может, навсегда.
— Ты спишь? — наконец спросил я ее. На душе кошки скребли. Не голова — душа болела, и нервы были напряжены до предела. Так бывает, когда умирает кто-то из близких тебе людей.
Она тяжко вздохнула.
— Ты, наверное, ругаешь себя за вчерашнее? — спросил я ее.
— Нет, милый, все было хорошо, — сказала она.
— Но почему у тебя такой тревожный голос? — произнес я.
— А почему такой тревожный голос у тебя? — в свою очередь, задала она мне вопрос.
Мы поняли друг друга. Мы уже жили будущим, мы жили ощущением расставания.
— Будем вставать? — спросил я ее.
Она не ответила и вдруг:
— Иди ко мне, милый… Поцелуй меня.
Я снова целовал ее, я любил ее, я готов был тут же умереть ради нее…
— Люблю тебя, люблю, — говорил я, целуя ее горячее, покрытое испариной тело.
— Люби, милый, люби… Я тоже тебя буду любить… Милый, милый…
Она вдруг крепко вцепилась в мою спину своими тонкими пальцами, и замерла, и так лежала некоторое время, а потом вдруг как-то разом расслабилась и заплакала.
— Ты почему плачешь? — спросил я ее. — Не надо, зачем?
— Я плачу, потому что знаю, что это лишь сон.
— Это не сон, — сказал я.
— Нет, сон. В жизни так хорошо не бывает, — прошептала она.
Я поцеловал ее в губы. Потом я заставил себя оторваться от нее и спросил:
— Я ведь не первый у тебя?
— До тебя у меня был только один мужчина, — сказала она.
— Где же он сейчас? — зачем-то спросил я.
— Я долго искала у него какую-то харизму, чтобы уцепиться за нее, но я ничего в нем не нашла… Мы расстались, — честно призналась она.
— У меня ты тоже ничего не найдешь, — с грустью произнес я. — Я — простой военный лекарь, которого бросают женщины.
— Мне ничего не надо от тебя, — сказала она. — Разве можно говорить на войне о каком-то счастье?
— Война когда-то кончится, — произнес я.
— Эта война, мне кажется, никогда не кончится. Слишком она странная, — порывисто вздохнув, сказала Илона и нежно провела своей рукой по моей голове. Так гладят ребенка, когда хотят приласкать его.
Мы замолчали. Где-то за окном просыпался город. До нас доносились тревожные и напряженные будничные звуки. Слышалось бесконечное шуршание шин, скрип тормозов, громкие и надрывные голоса автомобильных сигналов.
Гостиница тоже просыпалась. Захлопали двери, и вслед за этим послышались чьи-то торопливые шаги. Где-то рядом раздалось тихое позвякивание ведер. Зазвучали негромкие голоса, утопавшие в длинных гостиничных коридорах. Видимо, это горничные приступали к своим утренним обязанностям.
— Ну что же, надо вставать, — внезапно произнесла она, и это означало, что короткому нашему счастью пришел конец.
— Какое у тебя сейчас самое заветное желание? — спросила она меня.
Я хотел, чтобы Илона не провожала меня, но она взяла меня под руку и повела вниз.
Я не знал, что ей ответить. И только когда мы подходили к дверям, я вдруг сказал:
— Знаешь, я бы хотел сейчас вместе с тобой подняться на какую-нибудь высоченную гору…
Она с удивлением посмотрела на меня.
— Да-да, на гору! И оттуда, с высоты орлиного полета, я бы прочитал мои любимые пушкинские строки: «Кавказ подо мною. Один в вышине стою над снегами у края стремнины…» Помнишь это стихотворение?
— Да, помню, — сказала она каким-то чужим голосом. Я заглянул ей в глаза и увидел в них слезы.
— Я с детства мечтал забраться на какую-нибудь из кавказских вершин и посмотреть оттуда вниз, — признался я. — Начитался, понимаешь, Пушкина с Лермонтовым — вот и сходил с ума по Кавказу. Когда выпадет первый снег, наши отправятся прочесывать горы — хочу сходить с ребятами.
— Мы вместе с тобой побываем в горах, — сказала она. — Мы поднимемся на самую высокую вершину, и ты оттуда прочтешь свои любимые стихи.
— Да, конечно, мы вместе пойдем в горы, — согласился я. Мне вдруг в голову пришла дерзкая идея каким-то образом перетащить Илону в нашу часть. Ведь я уже не мог без нее.
В тот день мне удалось решить все свои проблемы, и я без всяких приключений возвратился в полк. А вот Червоненко не повезло: он не смог завершить свои дела и остался в Махачкале. А когда он вернулся, то сообщил мне страшную весть: когда наши медсанбатовские друзья возвращались домой, попутка, в которой они ехали, подорвалась на фугасе. Жора сказал, что погибли двое — Харевич и женщина. Вторую медсестричку в тяжелом состоянии вертолетом отправили в ростовский госпиталь.
Я не стал гадать, кто из двух девчонок остался жив, — я побежал к «полкану» и буквально вымолил у него командировку в Ростов. При этом мне пришлось соврать — дескать, в Махачкале мне не удалось получить все необходимые медикаменты, надеюсь, мол, что в Ростове мне повезет больше. Увы, в тот день мне не суждено было уехать — из штаба Объединенной группировки прибыло с проверкой очередное начальство, и Дегтярев запретил кому бы то ни было покидать полк. Только через неделю мне удалось вырваться и на перекладных отправиться в Ростов.
Город меня встретил холодным осенним дожнем и унылыми лицами прохожих. Здесь, как и в Махачкале, еще было много зелени, но зелень эта была уже какой-то чахлой, неживой. Будто бы это плохой художник попытался нарисовать летний пейзаж, но у него ничего не получилось.
Я страшно волновался, когда шел длинным госпитальным коридором. От волнения мне порой не хватало воздуха, и я делал глубокие вдохи. Кто, кто из них остался жив? Леля, Илона? В каком она состоянии?.. Ну та, что осталась жива? Есть ли надежда, что она встанет на ноги, есть ли вообще надежда, что она выживет?
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Брат по крови - Алексей Воронков», после закрытия браузера.