Читать книгу "Капитан Филибер - Андрей Валентинов"

— Прошу вас, капитан…

Он знал, кого встретит за дверью. Человек-Эпоха обязан быть солидным и седатым, с не слишком аккуратной бородой, зато в роскошном мундире, увешенном орденами, каждый из которых — веха долгого славного пути. Таким его запомнили, таким он остался на сотнях фотографий. Эпоха вещает трубным басом, она основательна и тяжела…

— Заходите.

Это уже в кабинете. Басом.

Он прикрыл за собой дверь, готовясь произнести обязательное «Здравие желаю…» — но остановился, не веря своим глазам.

— Заходите, капитан!

Мир вновь пошутил над ним… Надо мной…

Я знал, что увижу знакомого, но не думал, что им окажется Юл Бриннер — Великолепная Семерка. Hello, Yul! How do you do?

— Здравия желаю, ваше превосходительство!

* * *

— Проходите, капитан. У меня, к сожалению, не слишком много времени. Слушаю!

Юл Бриннер был хорош. Штатский, какой-то несерьезный пиджачок еле умещался на могучих плечах, бритая голова-купол нависала над столом, маленькие темные глаза смотрели серьезно, хмуро. Небольшие усы, без намека на седину, подчеркивали сильную линию рта.

Великолепная Семерка уделил мне время. Очень ценное время, нужное, само собой, для спасения целого мира. Он был так занят и так озабочен, что даже забыл поздороваться — и пригласить присесть.

Ладно, Юл, я тебя понимаю. Мексиканские бандиты въезжают в поселок, ты уже расстегнул обе кобуры…

— Ваше превосходительство! Вам, вероятно, пришлось ознакомиться с сотней проектов спасения Отечества. Прошу выслушать сто первый. Я займу у вас пять минут.

— Ошибаетесь, капитан. Проектов было на порядок больше. Впрочем… Я вас, конечно, выслушаю. Садитесь.

Антон Иванович Деникин устало улыбнулся и кивнул на стул. Я остановился в нерешительности, все еще пытаясь осознать происходящее. Где толстый бородатый дедушка со старых фотографий? Бороду, как я помнил, генерал сбрил перед бегством из Быхова — но это еще не повод превращаться в техасского рейнджера. Вот и верь Истории!

Впрочем… Сколько тебе сейчас годиков, Юл? Сорок пять? И только-то? Тогда понимаю.

Садиться не стал. Карта — мятая, сложенная вчетверо, была уже в руке. Не стоило, конечно, класть в карман…

— На этой карте я пометил восемь объектов, ваше превосходительство. Из них самые главные — два железнодорожных моста, через Северский Донец и Миус. Все эти объекты я берусь уничтожить в течение трех суток. Остальное уже будет зависеть от вас — и от атамана Каледина.

Карту — на стол. Если он действительно Деникин, поймет. Должен понять.

Рассматривать не стал, скользнул по пометкам взглядом. Задумался, ненадолго, всего на миг. Наконец, кивнул:

— Я тоже при докладах неприятному начальству выкладываю изюм сверху. Прежде чем вы доложите по сути, позвольте вопрос…

— Николай Федорович, — подсказал я.

— Николай Федорович… Почему вы с этим пришли сюда, а не в Атаманский дворец?

Я пожал плечами. Хотел, даже заглянул, чтобы записаться на прием. Передумал.

— У Каледина нет войск. Он вынужден снимать с фронта партизанские отряды, чтобы поддерживать порядок в Новочеркасске и Ростове. У Добровольческой армии сейчас около тысячи штыков. Это очень мало, но вы свободны в своих решениях. Каледин слишком опасается за столицу Войска, он… может не понять.

Голова-купол чуть дрогнула. Глаза оставались серьезными, но губы еле заметно улыбнулись.

— Благодарю за доверие… к Добровольческой армии. Насколько я понимаю, вы — капитан Филибер, командир отряда Донских Зуавов?

Донские Зуавы? Мы так себя не называли. Хотя… Почему бы и нет? Донские Зуавы…

— Сейчас в вашем отряде до трехсот штыков, бронепоезд, батарея трехдюймовок. Недавно появилась конница. Так?

Ай, молодца Антон Иваныч! Недаром разведкой руководил.

— Вы льстите нашей «Сюзанне», ваше превосходительство. Она — всего лишь бронеплощадка. А в остальном…

Юл Бриннер резко встал. Шагнул вперед. Я чуть было не попятился.

— Прошу за мной, капитан. Вы доложите — и не только мне.

* * *

Менее всему ему хотелось побеждать в Гражданской войне. По самой простой причине — полной неясности с предполагаемым фаворитом. Самые толковые и головастые в этом Мире, маленьком, порой таком беззащитном, не могли прозреть грядущее — даже на год вперед, на полгода, на месяц. Он — мог, причем без всякого труда. Если душа-бабочка вторгшаяся в самое средоточие здешнего бытия, не заставит Вселенную свернуть с единственной возможной дороги, Будущее не так сложно предсказать. Он пришел к неудачникам — благородным, честным, по-своему неглупым — но совершенно, органически не способным победить. Даже в призраке их триумфа, когда корпуса отважного ганфайтера Юла Бриннера подходили к Туле, разгоняя очумевших от ужаса мексиканских бандитов, чудилась будущая катастрофа. Ни Юл Бриннер, ни Голицын с Оболенским так и не поняли, что дело не только в очередном Панчо Вилья. Поручику Голицыну предстояло душить газом тамбовских повстанцев, корнету Оболенскому штурмовать Кронштадт, а сам Бриннер до глубокой старости водил бы полки от Эстляндии до Урянхайского края, усмиряя инородцев, иноверцев, «хохлов», «азеров», «чехов» и прочих, коим несть числа. Мексика стала бы Поднебесной, чтобы через полвека выросший среди смут Председатель повелел цвести красным цветам — и течь красным рекам.

Он не верил в такую победу. Коммунизм, при котором довелось родиться и жить, казался пусть не единственно возможной, то и не самой худшей дорогой. Если же подобно одуревшим от кокаина поэтессам ценить в истории лишь Честь и Благородство, то Рудольф Сиверс и Анатолий Железняков не менее достойны рыцарских шпор, чем те, кто сейчас собирался на Барочной.

Но он знал и другое. Коммунизм прорастет поздним саженцем на почве, перенасыщенной трупным гноем. Он уже видел, что несут с собой эшелоны озверевших дезертиров, нацепивших на лоб красные ленты. Сражался с ватагами пьяной матросни — «красы и гордости» Нового мира. А это была лишь заря, первые лучи встававшего над страной Солнца Мертвых.

Он знал, к чему приведет поражение. Знал, сколько будет стоить победа.

* * *

— Резюмирую, — вздохнул я. — Перед нами — три группировки противника: Сиверс на севере, моряки в Таганроге и Голубов с Подтёлковым на самом Дону. Единственный выход — разбить их по частям, собрав все имеющиеся силы в кулак. Прежде всего, следует задержать Сиверса, для чего необходимо максимально разрушить железнодорожную сеть. Ростовом и Новочеркасском придется… Придется пожертвовать.

Вновь пришлось переводить дыхание. Прямо как на экзамене, даже в горле пересохло. А у кого бы не пересохло — с такими-то слушателями?

— Предлагать кандидатуру главкома не решусь. Единственное условие — полная, абсолютная власть до окончания военных действий.