Читать книгу "Новый год плюс Бесконечность - Сергей Челяев"

Пан Митяй задумчиво чертил пальцем в пивной лужице. Вадим сидел напротив, прямой и строгий, весь воплощенное внимание. Дубовая столешница была уже очищена от объедков, рыбьих костей и прочих следов давешней трапезы. К домашнему самогону из местных желтых слив, что «никак не меньше чем с полкулака будут», ни тот ни другой не притронулись. А что касаемо пива, то старший дознаватель Секунда в бытность свою, наверное, пивал хмельного ячменного напитка и посвежее, и поядреней.

— Оборотень, значит, узнал о том. Уж не знаю как. Теперь думаю, в те поры прибегал он в наши Бравицы из лесу. Яко волк зловещий.

— Или же человек, живущий по соседству, — прибавил дознаватель. — Если только не в самой твоей деревушке.

— Может, что и так, — покачал головой мрачный помещик. — Кому ж знать… Тогда дело тоже было аккурат под Рождество; дети бегали под окнами, колядовали. Пан же собирался на охоту за оборотнем, при этом шумел много, ругался и грозился. А на третий день, уж после того, как пан вернулся, бесцельно проплутав по лесам да заброшенным озинам, оборотень его и убил.

— Как убил, сказывали? — тихо спросил Вадим.

— Известно как… — вздохнул Браславский. — Изодрал всего в кровавые лохмотья и повесил бездыханное тело на дверях часовни. Той самой. Дети поутру пошли на каток, увидали и в страхе разбежались. Рассказали по домам родителям… Потом и взрослые собрались, убрали тело, схоронили бедолагу. Так и кончил свою жизнь окаянный пан. Даже имени его потом не упомнили в деревне.

— Что ж так приговорили — к окаянству-то? Он ведь безвинная жертва? — спросил Вадим.

Он знал в общих чертах эту историю, но не понимал связи былого преступления с нынешними делами в деревне. И очень хотел повидать ту девушку, что сидела сейчас в заброшенной часовне, дрожа от холода и страха. А, может, и от ярости, подумал Вадим. Ведь вырвалась она как-то из волчиных когтей! Сильное и страшное чувство, эта ярость. Чувство, которое почти всегда ведет к безумству и крови. Но ярость человеческую при желании и умении подчас возможно использовать, если только ты сильнее духом и выдержка у тебя крепче. С оборотнем же дело может пойти совсем иначе. Ну, что ж, посмотрим!

— Он-то — да. Безвинная, — кивнул помещик. — Да только с тех пор оборотень всегда приходит сюда на святках. Мстить, значит, что ли. Не было еще случая, чтоб не пришел. Убивает и уходит.

— Понятно, — крякнул Вадим. — Только чего ж с больной головы на здоровую валить? Людей дерет оборотень, ему и ответ держать. А тот пан хотел вроде как лучше. Кто ж знал, что ваш оборотень так разозлится, что теперь каждый год приходит мстить роду человеческому? Да еще и после самого радостного Христова праздника?

— Это верно, — согласился Браславский. — Но так уж устроены селяне: коли недоброму соседу напакостить не можешь, так хоть своей жене трепку задать…

— И в городе так, — вздохнул дознаватель. — А вот что ты скрываешь важного свидетеля, вместо того чтобы… Ладно, у меня своя голова на плечах есть. Тебе только удивляюсь, пан Митяй, это ж подсудное дело.

Затем Вадим некоторое время молчал, размышляя над услышанным от помещика. После чего, не поднимая глаз, тихо спросил:

— Весточку в монастырь ты отправлял?

Браславский вновь побледнел страшно, лицо его вмиг закаменело.

— Ну? — повторил дознаватель, но без нажима, даже с каким-то безразличием. И это безразличие красноречиво говорило Браславскому: знает…

— Я.

— Зачем не послал за дознавателями? На монахов больше понадеялся? Все равно ведь слух уже прошел, что один человек спасся и где-то скрывается.

— Из-за Марыси.

— Той женщины, что прячется теперь в часовне? Это — она?

Помещик кивнул.

— Кем она тебе приходится? — поднял, на него глаза дознаватель. — Родня? Любовница?

— Дальняя родственница, — с трудом выговорил Браславский, сглотнув слюну.

— Зачем она пришла в часовню?

— Все равно ей бы конец был… Зверь, так или иначе, достал бы ее вдругорядь. На нее пал выбор, — глухо ответил помещик.

— Выбор? — брови дознавателя чуть приподнялись. — Чей выбор?

— Оборотня, — пожал плечами Браславский.

— Он что, сам ей об этом сказал? — в пристальном взгляде дознавателя не было и тени иронии.

— Нет, не сам, — ответил помещик. — Об этом ведьма знает.

— Что еще за ведьма? — тут же заинтересовался дознаватель. — Ну-ка, ну-ка, пан Митяй, давай теперь подробнее об этом. У вас что, в Бравицах живет настоящая ведьма?

— Как и прежде — во всякой уважающей себя деревне, — убежденно сказал Браславский. — Старая Беата. В ее искусстве и знаниях я сам имел немало случаев убедиться.

— Почему же ее не забрали в монастырь Божьи агнцы? — нахмурился Вадим. — Как связавшуюся с дьяволом? По договору монастырь сам проводит дознание в отношении еретиков и колдунов, после чего передает на суд гражданским властям.

— Они уже приходили в Бравицы, шесть лет назад. Трое Божьих агнцев. Старый и двое молодых. Говорили тогда с Беатой.

— И что?

— Они с нею как-то договорились. Потом ушли, и с тех пор монастырь оставил нас в покое.

— Не очень-то верится, — с сомнением заметил Вадим.

— Так было, что уж тут, — пожал плечами Браславский. — Здесь, в Бравицах, не нашего ума все эти дела, монастырские да тайных ремесел, вот что я вам скажу, пан Секунда. А после того случая с окаянным паном в часовне, вот уже семь лет как оборотень приходит и самолично объявляет ведьме, кого намеревается задрать под Новый год на этот раз.

— Вот как? — усмехнулся Вадим. — Как же он это делает, интересно?

— Надо же, пан дознаватель! — впервые усмехнулся, хотя и совсем невесело, пан Митяй. — Вы даже не спросили, зачем он это делает…

— Полагаю, чтобы было азартнее охотиться? — пожал плечами Вадим. — Но даже если и нет — кто может проникнуть в мысли богопротивного, нечестивого отродья? Лишь от великой гордыни можно себе представить такое.

— Да, — вздохнул Браславский. — Точно так, пан дознаватель. От великой гордыни.

Оба помолчали. В соседней комнате звякало и шелестело — это помощники пана Секунды разбирали дорожные мешки, изредка перебрасываясь шутливыми советами и язвительными смешками.

— Вот на этот раз ей и выпало… Марыське, значит.

— Кто там с ней нынче? — перебил помещика Вадим.

— Мужчина. Парень один, то есть, — поправился Браславский.

— Жених, что ли? Или муж?

— Да не… — неохотно откликнулся помещик. — Один шалопут местный, сорвиголова, а башка — от горшка два вершка. Из тех, что вечно себе на задницу приключений ищут, в героев играют, в господ-рыцарей, пся крэв! Марыся-то, она того… личиком не слишком вышла. И фигуркою тож. Не файная[3], словом…