Читать книгу "Щит Найнавы - Андрей Астахов"

– Что же знахарь сказал больному?

– Всего одну фразу: "Твоя жена жива". Потрясение было так велико, что больной вскочил на ноги, и паралич прошел. Пришло время, и он поправился настолько, что смог разыскать свою жену – она действительно выжила в бурю и все эти годы жила в небольшом селтонском селении рыбаков.

– Почему ты мне это рассказываешь?

– Потому что ты похожа на этого больного. Покров Тени парализовал тебя, но только не тело, а твои воспоминания. Ты лишилась памяти после того, как прошла через Теневой Переход.

– Я не помню этого.

– Конечно. Теневой Переход подобен Вратам смерти. Для обычного человека войти в такой Переход – значит умереть. Но ты необычная женщина. На тебе благословение Забытых богов, и дары Забытых защитили тебя. Тень не смогла убить тебя, но она лишила тебя воспоминаний. Как звать тебя, дочка?

– Мирчел. Ты же знаешь мое имя, нэни.

– Ты уверена, что это твое настоящее имя?

– Н-нет. Ирмас сказал, он назвал меня так в честь своей сестры.

– Вот видишь. Ты хотела бы вспомнить, кто ты и каково имя, полученное тобой от родителей?

– Ты можешь это сделать для меня? – Мирчел задрожала всем телом. – Прошу тебя, матушка, помоги мне! В прошлый раз со мной здесь говорила другая женщина. Женщина, похожая на сгусток тумана, на призрак. Но у нее был удивительный теплый голос. Это ведь была не ты, так?

– Нет. Та женщина имела больше прав говорить с тобой, чем я. Но я постараюсь тебе помочь. Ложись на алтарь и возьми меня за руку.

Мирчел сжала тонкие сухие пальцы настоятельницы в своих, почувствовала, что сердце ее стало биться часто и сильно, будто в предчувствии чего-то невероятного. Она покорно легла на холодный камень, вытянулась во весь рост. Береника коснулась ее лба сложенными щепотью пальцами другой руки, сказала нараспев:

– Тай нера элай, маэ Гелес оватар!

Мирчел увидела, что белый барашек, которого статуя Гелеса удерживала прямо над ее головой, расплылся в пушистое белое облачко и начал опускаться прямо на нее. Она глубоко вздохнула – и сердце остановилось. Белый туман вобрал Мирчел в себя и с невероятной скоростью понес вверх, над вершинами обступающих Гойлон сизых заснеженных гор, в бездонную синеву, такую же глубокую и чистую, как глаза нэни Береники.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Первое ощущение – это чувство полета. Она с удивительной скоростью поднимается со дна темного пустого колодца вверх, пока не попадает в свет – ослепительный, призрачно-белый, растворивший в себе все цвета. А затем из этого слепящего сияния начинают выступать очертания предметов. Огромные, выше нее самой золотистые цветы с резким запахом. Медленно вращающееся у берега реки поливное колесо. Бревенчатые дома с двускатными крышами. Люди, которые проходят мимо – странные люди, огромного роста. Она смотрит на них снизу вверх, и эти люди ей улыбаются. А потом ее словно подхватывают чьи-то руки – и свет меркнет.

Дальше все будто во сне. Мелькание лиц, мест, голоса, звуки, попеременно то тьма, то свет, будто день и ночь меняют друг друга через короткое мгновение. И только одно лицо ей запоминается, потому что она все время видит его в разных местах и в разных ситуациях – темноволосая женщина с темными блестящими и очень живыми глазами. Эта женщина надевает на нее платье, кормит ее с ложки, ведет ее за руку через цветущие поля, заплетает ей косу, что-то ласково шепчет ей в ухо, смазывает целебной мазью разодранное колено. Она видит ее ладони, ее пальцы и замечает, что у женщины на мизинце правой руки нет ногтя.

Свет, тьма, снова свет. Погожий весенний вечер, просторная горница, убранная венками и лентами. Вокруг нее нарядные улыбающиеся люди. Девушки в расшитых туниках и с цветами в руках, мужчины в новых жилетах. Русоволосый ясноглазый юноша с улыбкой подает ей чашу. Аромат напитка кружит голову. Она берет чашу, делает глоток и смотрит по сторонам. Ей кажется, что она чувствует пьянящий вкус губ юноши, оставшийся на краю чаши. Люди продолжают улыбаться, что-то кричат ей, машут руками. А ей еще раз хочется посмотреть на русого юношу: в его глазах, взгляде, улыбке есть что-то такое, отчего сладко сжимается сердце, и щеки начинают гореть, как в лихорадке. Кто-то забирает у нее чашу – это та самая женщина, которую она видела прежде. Но теперь уже с сединой в волосах и удивительными глубокими мудрыми глазами.

– Будь счастлива, дочка! – говорит ей женщина, и на щеках у нее блестят слезы.

Снова свет, испепеляющий время. Страшное чувство падения. Боль. Нестерпимая, запредельная, рвущая тело на части. Она кричит, но боль не проходит. Неужели никто не слышит ее? Неужели никто не облегчит ее страдания? А потом ей кажется, что ее разодрали пополам, и мгновение спустя она даже сквозь собственный крик слышит этот странный звук – то ли мяуканье, то ли кашель, то ли писк. Над ней склоняется улыбающееся женское лицо – на лбу женщины блестят мелкие капельки пота.

– Радуйся, Лейда, – говорит ей женщина, – великая Берис послала тебе здоровую девочку.

Ей показывают какое-то уродливое существо, похожее на ободранного ягненка, покрытое слизью с кровавыми прожилками, со сморщенным страдальческим личиком, огромной головой и перекошенным ртом. Ей не хочется смотреть на это маленькое чудовище, причинившее ей такую боль – но почему-то становится спокойно и хорошо на душе, будто она совершила что-то невероятно важное. Что-то, без чего жизнь женщины не имеет смысла и не бывает полной.

Вспышка, тьма. Ночь, клубы черного дыма, языки бушующего огня лижут темное небо. Огромный погребальный костер пылает так жарко, что она пятится от него, закрываясь руками. Она плачет, но никто не слышит ее всхлипываний – все заглушает торжественный рев багрового пламени, пожирающего изглоданные болезнью тела. Она знает многих из тех, кто сейчас лежит на этом костре. Они были друзьями ее детства, гостями на ее свадьбе, ее соседями, просто знакомыми. Они, казалось, всегда будут рядом с ней, но чума рассудила по-иному. Здесь лежит ее лучшая подруга Мирель. Здесь повитуха, сказавшая ей о рождении дочки Элеа. Ее дядя, родная сестра ее мужа и ее пятилетний сын тоже здесь. И рядом с ними – женщина, у которой не было ногтя на мизинце правой руки.

– МАМАААААААА! – кричит она, но рев пламени все заглушает…

Вспышка, багровая пелена, колеблющиеся тени на бревенчатых стенах. На кровати перед ней лежат два завернутых в белые холстины тела – большое мужское и крошечное, восьмимесячного ребенка. Полная луна заглядывает в окно и покрывает призрачной белизной их застывшие лица. Она стоит рядом с кроватью, в одной руке у нее горящий факел, в другой – тряпичный медвежонок, которого она сама сшила для дочки. Теперь эта игрушка никому не нужна. Слез больше не осталось, она выплакала все. Тени ползут по умершему дому, и ей кажется, что она слышит свистящий шепот самой Некриан:

– Ну, что же ты медлишь? Они мертвы, и чуда не случится. Прощайся скорее, не заставляй меня ждать…