Читать книгу "... Ваш маньяк, Томас Квик - Ханнес Ростам"

Но какие бы чудовищные подробности ни выяснялись по поводу Джеффри Дамера, вскоре СМИ рапортовали о серийном убийце, который оказался куда ужаснее, — «дьявол из России», виновный как минимум в пятидесяти трех убийствах.

И вновь человек, оказавшийся самим воплощением зла, внешне выглядел безобидным и дружелюбным. Пятидесятипятилетнего Андрея Чикатило описывали как скромного школьного учителя, жившего с женой и двумя детьми в городе Новочеркасске на юге России. За двадцать семь лет совместной жизни его жена ни разу не заподозрила, что муж скрывает от нее какие-то ужасные тайны.

Серийным убийцей мог оказаться любой — ты, я, сосед или твой возлюбленный.

В течение двенадцати лет погони за русским серийным убийцей российская полиция[28]арестовала несколько других человек. Одного из этих несправедливо подозреваемых убедили признаться и к тому же успели расстрелять за убийство, которое потом оказалось одним из убийств Чикатило. Второй подозреваемый покончил с собой в тюрьме до суда.

В первую осень пребывания Стюре Бергваля в Сэтере неизвестный преступник начал отстреливать незнакомых ему людей из снайперской винтовки в Стокгольме и его окрестностях. До того, как раздавался выстрел, на жертве успевали заметить крошечное красное пятнышко, что заставило вечернюю прессу окрестить преступника «лазерным человеком».

8 ноября «лазерный человек» выстрелил в свою пятую жертву — единственную, которая скончалась. Национальное управление полиции ощущало на себе всю тяжесть понимания того, что «лазерный человек» будет продолжать убивать иммигрантов, пока его не задержат. Ситуация усугублялась тем, что полиция понятия не имела, где или по крайней мере в каких кругах такого злоумышленника искать.

Образ действий «лазерного человека» соответствовал многим клише, характеризующим серийных убийц. Он выбирал свои жертвы по принципу неевропейского происхождения; он оперировал в ограниченной географической местности; он не имел никаких связей со своими десятью жертвами; он был дисциплинирован и не оставлял следов. Однако «лазерному человеку» обычно не удавалось достичь своей цели, а именно убить — из всех его жертв только пятая умерла от полученных ран. Считается, что это объяснялось счастливой случайностью — убийца неправильно смонтировал глушитель на своем оружии.

Испытывая фрустрацию по поводу того, что первые четыре жертвы выжили, «лазерный человек» отказался от своих прежних привычек. К пятой жертве он подкрался сзади, приставил дуло к затылку тридцатичетырехлетнего мужчины и нажал на спусковой крючок. В такой ситуации даже неправильно смонтированный глушитель не мог спасти погибшему жизнь.

В Сэтерской больнице Стюре Бергваля поместили в психиатрическое отделение среди пациентов, совершивших тяжкие насильственные преступления. Их статус определялся тем, насколько интересными были их жизнь и преступления. На фоне этих личностей Стюре выглядел бледно.

Особый пациент

Чель Перссон и Йоран Франссон были врачами Сэтерской больницы в начале 90-х, к тому же в течение долгих лет дружили и часто работали в паре.

Еще во время следствия, до того как Стюре Бергваль был приговорен к принудительному лечению, Йоран Франссон подписал квитанцию о получении 650 крон за психиатрическую экспертизу неудачника-грабителя. Заключение, на профессиональном языке именуемое «справка П7», делается для того, чтобы определить, нуждается ли обвиняемый в широкомасштабной судебно-психиатрической экспертизе. Оценка вероятной опасности не входит в обязанности того, кто выдает «П7». Еще в меньшей степени от него требуется рассуждать по поводу вероятных нераскрытых преступлений данного лица. Однако именно это Франссон счел своей главной задачей:

«Те преступления, за которые он был осужден ранее, демонстрируют высокую степень сексуального извращения, где вероятность рецидива обычно высока, поэтому представляется странным, почему он не был повторно обвинен в аналогичных преступлениях».

Предположение Йорана Франссона о том, что Стюре Бергваль совершил покуда не выявленные тяжкие преступления, оказалось буквально пророческим. Задним числом Франссон сам признался, что такое заключение было неуместным.

— Я сожалею, что написал это. Такие вещи в «П7» не пишут. Однако оказалось, что я был прав, — сказал он в интервью «Дала-Демократен» в июне 1996 года.

Убежденность, что в прошлом обвиняемого скрываются до поры неизвестные преступления, скоро укоренилась в сознании тех, кто отвечал за лечение Стюре Бергваля. А кто ищет, тот находит.

Медицинские карточки, листы приема лекарств и прочие документы дали мне подробную картину пребывания Стюре в Сэтерской больнице начиная с первого дня. Стюре без всякой задней мысли прошел все обязательные медицинские обследования при поступлении, по команде раздевался и одевался, спокойно перенося действия фельдшера: тот светил ему в зрачки карманным фонариком, стучал по коленкам резиновым молоточком и осматривал кожу на предмет уколов и других важных признаков.

На следующий день Бергваль встретился с врачом, который впоследствии дважды изменил его судьбу. Главврач Йоран Чельберг проводил первичную беседу со Стюре и сделал в карточке следующую запись:

«Он держался спокойно, разговаривал разумно и, казалось, полностью понимал суть предстоящего лечения. У него уже есть привычка к пребыванию в закрытой психиатрической клинике. Мы поговорили в общих чертах о его ситуации и его трудностях. […] Время от времени у него возникают сильные приступы страха, и даже во время нашей беседы он то и дело становится напряжен, слезлив и начинает прерывисто дышать. Впрочем, постепенно успокаивается. В целом в разговоре производит впечатление человека, хорошо идущего на контакт».

Когда Йоран Чельберг поставил под сомнение назначенное лекарственное лечение, его удивил мощный протест со стороны Стюре. Чельберг решил пока оставить лекарства, однако отметил в карточке, что Стюре, «судя по всему, зависим от той небольшой дозы сабрила, которую принимал в течение многих лет».

Вскоре жизнь Бергваля в Сэтере потекла своим чередом. По записям в карточке можно сделать вывод, что он быстро освоился и стал вести незаметный образ жизни.

Однако в той же карточке содержатся повторяющиеся отметки, указывающие, что Стюре обращался к сотрудникам отделения, привлекая их внимание к тому, что плохо себя чувствует и его преследуют мысли о самоубийстве.

«Стюре Бергваль приходит сегодня утром и просит о встрече с врачом. „Мне нужно выговориться“. По его словам, он много размышляет по ночам, его мучает страх, он потеет и рыдает».

Хотя Перссон не психотерапевт, он сжалился над Стюре и разрешил тому иногда приходить к нему пообщаться. Неформальные беседы все более приобретают характер психотерапевтического сеанса. Постоянно повторяющаяся тема — что Стюре не видит смысла в жизни, что он должен покончить с собой. Он испытывает большую скорбь по поводу того, что после ограбления банка потерял своего лучшего друга Патрика, который на двадцать два года моложе его. Как старший из них, он ощущает также свою вину за то, что Патрик сидит в тюрьме. Перссон делает отметку в карточке 24 июня 1991 года: