Читать книгу "Страна Изумрудного солнца - Антон Орлов"

– Я призвал тебя, и я твой повелитель! – объявил Тлемлелх, остановившись в нескольких шагах от существа. Судя по тому, что он читал в древних книгах, с демонами полагается разговаривать именно так.

Демон произнес несколько фраз. Его речь была отрывиста и монотонна, как и речь его собратьев, но все же более приятна для слуха, что также свидетельствовало о его более высоком ранге. Он показал на себя, потом махнул рукой в сторону Фласса. Что это означает?

– Надо убить Лиргисо, – сказал Тлемлелх. – Я хочу, чтобы ты сделал это каким-нибудь изуверским способом. Вырви у него из тела все камни, пока он еще будет жив, это мне понравится!

Демон вновь заговорил, показывая то на себя, то на северо-восток.

– Лиргисо там. – Тлемлелх указал на юг. – Там, понятно? Дай мне ощутить сладость мести, растерзай его! Ты должен меня слушаться… Поехали в город. – Он сделал приглашающий жест в сторону тьянгара.

Демон кивнул. Знак повиновения! Итак, он признал Тлемлелха своим повелителем.

– Поехали скорее! – заторопил Тлемлелх.

Солнце уже скрылось за деревьями, мир затопили постепенно густеющие зеленые сумерки, а там и ночь не заставит себя ждать. Редко кому-нибудь из энбоно удавалось пережить ночь под открытым небом в Кущах Миноргла.

Вместо того чтобы подчиниться, демон сначала сполоснул в водоеме окровавленные руки, потом присел возле останков убитого демона. Распустив шнурки, стащил странные футляры из темной кожи. Под футлярами ноги мертвой твари были обтянуты пестрой тканью. Демон уселся на траву и сбросил свои футляры, покрытые непристойно-алым лаком, что наводило на мысль о совокуплениях и плотском блаженстве. Изумленный Тлемлелх успел рассмотреть его обнаженные ступни – пятипалые, с плоскими бледными когтями, а потом демон спрятал их, надев ножные футляры мертвеца, затянул шнурки и вскочил. Тлемлелх пребывал в недоумении: что символизирует сие действие демона? Что это за неведомый ритуал? Он так мало знал о порождениях хаоса…

– Ему-ботинки-больше-не-понадобятся, – сказало существо.

– Я вижу, тебе не терпится настичь Лиргисо, – усмехнулся Тлемлелх. – Спасибо Флассу, теперь я отомщу!

Хумаик топтался около тьянгара, прикрывая лицо руками, чтобы не смотреть на жуткую потустороннюю тварь.

– Устраивайся здесь. – Тлемлелх указал демону на сиденье между вторым и третьим горбом тьянгара.

Тот опять кивнул и легко вскочил в седло.

Тлемлелх вскарабкался на свое место с помощью дрожащего нега. Усадив хозяина, Хумаик взял ко всему безучастную одурманенную скотину под уздцы и повлек по направлению к шоссе. Пройдет некоторое время, прежде чем действие хидомона закончится и тьянгар вновь начнет воспринимать команды, а им надо выбраться из чащи до того, как тревожно-зеленый сумеречный свет окончательно померкнет. Держась за ремни, Тлемлелх трясся в нервном ознобе, но на его губах играла торжествующая улыбка: он все-таки сумел призвать кого надо!

Глава 8

Жилье, снятое Клодом в дешевом многоквартирном доме на северной окраине Линоба, внутри походило на секцию камеры хранения: пенал два на четыре метра, стены сплошь заняты дверцами разных размеров. В углу терминал, функционирующий всего шесть часов в сутки. На потолке – скучный матово-белый глаз плафона. За дверцами находились шкафы и шкафчики для имущества, которого у Клода почти не было, а потянув на себя самую длинную, можно было выдвинуть из стены койку. Еще за двумя прятались микроволновая печь и посудомоечная машина. Никаких излишеств. Рядом с дверцей пустого гардероба имелась дверь в крохотное помещение с унитазом, душем, умывальником и металлически-тусклым небьющимся зеркалом. Клод вначале не мог запомнить, какая из них справа, а какая слева. Бывало, что он, захотев в туалет, рывком распахивал дверь – и отшатывался, увидев в шаге перед собой глухую стенку.

Он каждый день с тревогой подсчитывал тающие деньги, ожидая, когда Адела найдет для него работу. Его никуда не хотели брать, и от тоски он начал коллекционировать предлоги, под которыми ему отказывали – любопытная получилась коллекция. Был, правда, один выход: пойти в церковь Благоусердия, «отмолить» крамольную статью и получить справку. Адела без обиняков посоветовала так и сделать, но Клод не мог переломить себя. Слишком уж неловко было вспоминать то утро, когда Линда вытащила его из потасовки на Арбеонской площади. Пусть Клод постоянно мучился от сознания собственной мягкотелости – он все-таки был не настолько мягкотел, чтобы по второму разу вляпаться в такое. Когда он сказал об этом Аделе, та обозвала его «умником-засранцем, готовым ради своего маленького самолюбия утопить Валгру в дерьме». Он спросил, какая связь между тем и другим, а то он что-то не улавливает, но Адела велела ему выметаться, потому что она смотреть на него спокойно не может.

Клод не понимал ее. Она убежала с вечеринки, чтобы найти его и извиниться, а теперь опять ведет себя как раньше. Даже еще хуже: иногда она начинала упрекать его, что он остался жив, в то время как «ее мальчики» погибли – словно это он виноват в том, что какому-то психу взбрело в голову отправить улей в тартарары! Он все больше разочаровывался в ней, но она обещала, что найдет для него работу, она утверждала, что для нее это пара пустяков, и Клод держался за нее, как за последний шанс.

Несколько раз к нему приходил друг Линды. Задавал множество вопросов – про улей, про Аделу, про других людей, которых Клод Хинби знал, и Клод выкладывал все, что помнил, хотя Адела просила его не говорить этому типу ни полслова. Это было его маленькое преступление против Аделы – и его тайна, потому что он в этом, естественно, не сознавался.

Клод был откровенен не потому, что побаивался этого хмурого жесткого парня. Он просто не мог врать ему: тот был такой же, как Линда, а Клод не так уж много встречал людей, которые свободны сами и легко переносят чужую свободу. Для Валгры это редкость. И что бы он там ни рассказывал насчет своих полномочий, никакой он не федеральный следователь, это у него на лбу написано. Возможно, космополовец.

В новом жилище Клода было окно, выходившее на территорию завода по утилизации промышленных отходов. Одна из причин, почему квартиры здесь стоили недорого – считалось, что это экологически опасное соседство. С высоты одиннадцатого этажа Клод мог любоваться металлическими куполами и усеченными конусами, соединенными темными перекладинами переходов. Сама эта геометрическая композиция была неподвижна, зато ее оживляли машины, постоянно сновавшие в поле зрения. Он даже сделал попытку устроиться туда на работу – все равно кем, лишь бы хоть немного платили, – но его, разумеется, не взяли. Да он не особенно и надеялся, поскольку в «Линобской ленте новостей» однажды промелькнуло сообщение о том, что дирекция завода заключила с местным отделением церкви Благоусердия соглашение о регулярном освящении производственных корпусов.

Дальше, за территорией завода, тянулось до горизонта обнаженное серое пространство – равнины.

Клод то торчал у окна, считая единицы транспорта, то, когда терминал просыпался, гулял по Сети, запрашивал данные о найме на работу и отправлял свое резюме. Раз в день он выходил наружу, обедал в небольшом автоматическом кафе и покупал что-нибудь съестное на вечер и на завтрак, а потом ехал к Аделе. И все его дни были похожи один на другой, но вот наконец забрезжил просвет: Адела сказала, что работа для него есть, только придется ему оторвать свою изнеженную задницу от кресла, от стула, от унитаза или на чем он там привык рассиживать, потому что работа эта связана с командировками.