Читать книгу "Бешеные псы - Джеймс Грейди"

Наконец двери захлопнулись. Поезд, понемногу набирая ход, тронулся с места.

— Следи за Зейном! — шепнул мне Рассел.

Этот солдат, прошедший через весь ад джунглей, теперь так вцепился в поручни, что костяшки у него побелели. Коротко обстриженные белоснежные волосы прилипли к лоснящемуся лбу. Контрабандные лекарства либо не действовали, либо оказали противоположный эффект. Так или иначе…

— Держись! Замри! — шепнул я ему. — Оставайся незаметным.

— Жарко! Виктор! Жарко, как в аду!

— Нет, мы всего лишь едем в метро.

На остановке все повалились друг на друга, потом нас швырнуло в другую сторону. Восемь миллионов человек втиснулось в вагон. Не вышел никто. Двери с грохотом захлопнулись. Нас резко встряхнуло. Казалось, поезд мчится на жаре наших тел, как на воздушной подушке.

Последний раз Зейн попал в такую жару, когда бойлер в Замке не отключился. Он мигом перенесся в джунгли и успел перевернуть все вверх дном в комнате отдыха, пока смотритель не отобрал у него игрушечное ружье.

— Все в порядке, — продолжал уверять я его. Глаза Зейна полыхнули, как два костра. — Мы рядом, — пришлось соврать мне.

— Рядом, но здесь, все равно здесь. Я не вытерплю.

— Ну, Зейн, — шепнул я. — Пистолет у тебя?

Подземка со свистом неслась вперед, глаза Зейна вылезали из орбит, рот свела судорожная зевота.

— Верняк.

— Вот и хорошо, — соврал я. — Хорошо. Спрячь его подальше, чтобы никто не увидел. Только смотри, не потеряй.

Поезд с лязгом подкатил к станции. Заскрипели тормоза. Остановка. Вышло больше народу, чем вошло. Через открытые двери ворвался прохладный воздух. Но только на минуту. Двери щелкнули, захлопнулись, и мы снова оказались в духовке мчащегося, как ракета, сквозь туннель поезда.

— Виктор, — шепнул Зейн так, что его вполне могли услышать.

— Все в норме.

— Не хочу, чтобы он был у меня. Руки не держат. Я не смогу. Сделай же, сделай же, сделай же что-нибудь.

Невинные люди, знакомые и незнакомые, случайно очутившиеся в нашем вагоне. И коп.

Снова лязгнули сцепления. Поезд взвыл. Нас стало бросать из стороны в сторону, пока он снова со свистом прорезал темноту. Удушающая жара… Она набухала, давила.

Уверенный, как поток прохлады, человеческий голос прорезал обжигающий воздух:

— Трум-ту-ту-ту-рум! Трум-ту-ту-ту-ту-рум…

Рассел, герой рок-н-ролла Рассел, удерживаясь за верхний поручень, нагнулся к Зейну, вцепившемуся в свою вселенную. Рассел гудел, бубнил, прищелкивал языком на манер барабана:

— Трум-пум-пум-пум-пум…

Юнец слегка подтолкнул локтем своего приятеля: «Эй, черт возьми, что там происходит?»

Пуэрториканка ничего не видела. И вот такие же ничего не видящие свидетели вагона подземки исподтишка сосредоточили свое внимание на Зейне, которому казалось, что, цепляясь за поручни, он висит, цепляясь за стропы своего парашюта в удушающей жаре джунглей. И на Расселе, который на весь вагон распевал свою старую добрую песенку о слетающих на землю парашютистах.

Сидевший в десяти футах от меня седой мужчина в кожаном пиджаке с дружелюбным выражением на лице стал подтягивать Расселу:

— Та-да-да-да-да.

Сквозь темноту, грохот и раскачивание подземки, битком набитой человеческими телами, чемоданами, кошелками и сумками, пробивалась единая песнь. В противоположных концах вагона двое людей, не знакомых ни нам, ни кому-либо из едущих в поезде, разделенных несколькими десятилетиями, в том числе и сороковыми, подхватили марш Рассела и горниста: «Та-да-да-да-да».

Зейна колотило от беззвучных рыданий. Вместо того чтобы свисать с дерева в джунглях, он всего лишь повис на поручне подземки в удушающей жаре. Но он не мог впасть в исступление, подобно берсерку, и уничтожить нас. На такое предательство он бы никогда не пошел. Несясь сквозь тьму в раскаленном ревущем воздухе, он цеплялся за поручень, как за все свое прошлое, полное боли. Он дрожал всем телом, пока подземный хор пел «Балладу о „зеленых беретах“», не в силах противиться чувству, которое, как ему казалось, он оставил где-то давно, в молодости. Поющий поезд стремительно мчался сквозь темный туннель. Зейн вцепился в поручень. Держался, пока поезд не вырвался из темноты на следующей остановке, а подземные ангелы все еще пели о серебряных крыльях Америки — и только тогда он омылся рыданиями, которых ему никогда, никогда не доводилось знать прежде.

25

Небо над нами истекало кровью. Такси столпились в уличной пробке. Толпы бродяг заполонили тротуары. Насколько мы могли судить, никто из прохожих не наблюдал за нами.

Насколько мы могли судить.

И, насколько мы могли судить, никто из рекогносцировочного пункта номер один не мог следить за многоквартирным домом в Верхнем Уэст-Сайде, к которому нас привел из Мэна наш окольный путь и которому было суждено стать нашим рекогносцировочным пунктом номер два. Здание было двадцатиэтажное, свет из окон лился навстречу наступающей ночи. Нашей целью была квартира на шестом этаже. Мы поднялись на лифте, куда пустил нас благосклонный консьерж, введенный в заблуждение тем, как Хейли раскачивала бедрами, и ни минуты не сомневавшийся, что мы направляемся на «вечеринку».

Мы уже решили, что сигнализации в здании нет, и понадеялись, что квартира окажется пустой, но, едва выйдя из лифта, увидели широко распахнутую дверь намеченной квартиры и старика в черном костюме, как две капли воды похожего на только что побрившегося Альберта Эйнштейна.

— Вы как раз вовремя, — поманил он нас рукой.

Эрик тут же ринулся выполнять пожелания старика.

Старик нырнул за ним.

Рассел кинулся спасать наших. Правая рука Зейна напряглась под рукавом. Хейли прикрывала тылы. Я припал к полу так, что все, происходившее в квартире, оказалось в поле моего зрения.

Старик бросился к Эрику и прижал того к груди, Эрик ответил ему тем же.

— Уж как я рад, что ты приехал! — Старик отодвинулся от Эрика и знаком показал, чтобы мы приблизились. — Я отец Леона, Жюль Фридман. Спасибо всем, что пришли.

— Разве мы могли пропустить такое! — сказал я, вглядываясь в глубину квартиры нашего дорогого психиатра.

Переднюю обрамляли книжные полки. В столовой было полно народу.

— Извините, но не могли бы вы представиться? — попросил отец психиатра.

— Хейли, Рассел, Зейн, Виктор. И я — Эрик, — выпалил Эрик.

«Врать уже поздно», — подумал я.

Жюль Фридман сказал:

— А, так, значит, вы познакомились с моим сыном?..

— По работе, — ответил Рассел, незаметно занимая позиции между безотказным Эриком и вопросами, которые еще мог задать отец. Хейли, завладев вниманием Эрика, провела его в квартиру.