Читать книгу "Свободный охотник - Виктор Степанычев"

Гордеев осторожно потянулся, потом поднялся и сел на нарах. Похоже, пока он валялся в забытьи, в камере кто-то побывал. Об этом говорили стоящие на полу в ногах пластмассовая миска с вареным рисом и кружка, наполненная темной жидкостью, видимо, кофе.

Станислав неожиданно почувствовал, что он жутко голоден. Он потянулся, схватил миску и пошарил вокруг глазами, пытаясь найти ложку. Увы, столовый прибор отсутствовал.

Но это Гордеева не смутило, и он стал есть пальцами, щепотью отправляя рис в рот. Наручники ему почти не мешали. От голода ли, или местные повара работали на совесть, но рис, сдобренный чем-то вроде соевого соуса, показался ему очень вкусным, а кофе – крепким и сладким, правда, уже был холодным. По крайней мере, эта пища не походила на черствые плесневелые лепешки и отвратительную баланду, которой его кормили в тюрьме в ведомстве генерала Муагаба.

Быстро расправившись с едой, Станислав почувствовал себя относительно бодро. Правда, очень скоро на него в очередной раз накатила тоска и раздражение. Он был зол на весь мир, на всех людей и в первую очередь – на себя. А от приступов отчаяния Стас порой был готов, не дожидаясь исполнения приговора, покончить с собой. Вот только сделать это не представлялось возможным. Ремень и шнурки, из которых можно было изготовить удавку, у него изъяли сразу после ареста, да и соответствующего крюка в камере не наблюдалось. Даже нары и те практически лежали на полу. И отравиться было нечем.

Можно было, конечно, лишить себя жизни, с разбега ударившись головой о бетонную стену, однако подобный способ даже в минуты крайнего отчаяния смотрелся чересчур экстремально, если не сказать – экзотично.

Гордеев потерял чувство времени. Он не знал, день или ночь за стенами его последнего пристанища, жара или холод, дождь или яркое солнце… Дважды к нему в камеру заходили люди в военной форме с оружием. Оба раза они приносили пищу. Гор не вставал при их появлении, даже не смотрел в сторону своих новых тюремщиков. Правда, и они не требовали внимания. Просто приносили миску и кружку, забирали уже использованную посуду и уходили.

Третий приход, видимо, был утренним. Ему принесли только кофе и свежевыпеченную лепешку. Станислав, не ощущая вкуса, быстро сжевал завтрак. Скоро он почувствовал, как тело наливается какой-то странной тяжестью и едва не отказывается ему подчиняться, а сознание туманится. Камера поплыла у него перед глазами. Гордеев понял, что в кофе или в лепешку ему подсыпали какую-то гадость, вероятнее всего, сильнейший транквилизатор.

Стас бессильно прилег на нары, однако разлеживаться ему не дали. Дверь распахнулась, и в камеру вошли несколько человек. Они рывком подняли Гордеева с нар и под руки вывели в коридор. Там стояли еще люди…

Станислав шагал по бетонному полу, автоматически переставляя ноги. Перед глазами все плыло. Над головой проплывали грязно-желтые пятна светильников, коридоры и повороты, казалось, не закончатся никогда. Однако всему есть предел, в том числе и дороге к петле. Даже туман, застивший сознание Гора, не дал иллюзии, что это не конец…

Они остановились перед металлической дверью. Один из сопровождающих зашел внутрь помещения, скрывающегося за ней, но долго там не задержался. Он появился на пороге, отдал короткую команду и шагнул в сторону, пропуская Станислава и двоих конвоиров, держащих его под локти. Остальные развернулись и пошли прочь.

Место для исполнения приговора отличалось от камеры, в которой его содержали, большими размерами и высоким помостом, расположенным посередине помещения. Сквозь пелену затуманенного сознания Гордеев зафиксировал, что, кроме него и сопровождающих, в комнате находятся люди. Он узнал знакомое противное лицо заместителя генераль-ного прокурора, рассмотрел человека в белом халате, вероятно, врача, и еще одного типа с видеокамерой в руках.

Прокурор зачитал по бумажке что-то короткое, но мозг Стаса не воспринял информацию. Затем его провели к помосту, помогли подняться по ступеням наверх, повернули лицом к людям, стоящим внизу. Неожиданно свет исчез, на Гордеева надели колпак из плотной ткани. Он почувствовал, как на шее затягивается толстая веревка, и почти одновременно ощутил болезненный укол в предплечье сзади. Гор не успел понять, что произошло, как сознание покинуло его…

Вначале было слово, и то слово было: «Ну что, Алан, оклемался?» Судя по тому, что фразу произнесли на русском языке знакомым голосом с мягким акцентом, который также был хорошо знаком Гордееву, находился он не в загробном мире. Хотя если Горан с того времени, как они расстались, отдал дьяволу душу, так как с богом у него отношения давно испортились, то он вполне мог встречать его и на пороге ада.

Вот только насмешливый тон, которым была произнесена фраза, для чистилища никак не подходил. По всему выходило, что Горан живее всех живых, чего, похоже, желает и Алану-Стасу.

Этот человек являлся тайным куратором Станислава в «пехоте», когда он только начинал свой путь в «Синдикате». Как Гор позже узнал от генерала Веклемишева, в действительности Горан был не хорватом, как представлялся, а сербом, и звали его на самом деле Здравко Славич. В начале девяностых годов он был начальником контрразведки у генерала Младича и вместе с ним по представлению Гаагского международного трибунала находился в международном розыске по обвинению в этнических чистках мирного населения в Боснии. А в «Синдикате» Горан являлся одним из высших чинов службы безопасности этой организации наемников. Правда, подробности биографии Славича-Горана были отложены в самый дальний уголок памяти Гордеева под грифом «к сведению». Не показать, даже намекнуть на то, что он знает, кто такой Вампир, такой кличкой за жестокость наградили Горана в Боснии, Станислав не мог, так как вряд ли прожил бы после подобного откровения хотя бы сутки.

Гордеев даже не удивился, что бывший напарник по «пехоте», встречает его после «казни». Сил ни на удивление, ни на радость избавления от петли не было. Стас выходил из забытья тяжело. Его мутило, он никак не мог «навести на резкость» глаза. Лицо Горана, склонившееся над ним, плавало и расплывалось.

– Ну-ка выпей вот этого эликсира бодрости, – сказал лжехорват и поднес к губам Гордеева бокал с прохладной и приятной на вкус жидкостью.

Гор выпил все до конца, хотя ему это было трудно: и глотать, и даже шевелить губами, и опять прикрыл глаза. Действительно «эликсир» хорошо бодрил и забивал тошноту. Скоро Станислав уже не только смог нормально открыть глаза и сфокусировать взгляд на окружающих его людях и предметах, но сумел подняться и сесть на диване, на котором лежал до этого.

– С возвращением с того света, Алан! – поприветствовал его Горан. – На покойника не похож, выглядишь молодцом, если не считать бледности.

– Да пошел ты! – поморщился Стас. – «С возвращением!..» Не сомневаюсь, что весь этот грязный фарс организован «Синдикатом» и тобой лично. Может, возразишь?

– Я всегда говорил, что ты очень умный человек, – добродушно согласился Горан, хотя взгляд его стал холодным. – Вот только посылать меня никуда не стоит, я тебе еще сгожусь. И вообще, с этой минуты я твой непосредственный руководитель. Естественно, если ты согласишься с тем, что я тебе предложу. Точнее – дашь согласие на предложение руководства «Синдиката» в моем лице…