Читать книгу "Шпион, выйди вон - Джон Ле Карре"

– Джордж подбирает остатки, – сказал Смайли, подыгрывая ей, и они рассмеялись, хотя у Смайли это вышло довольно наигранно.

– Поцелуй меня, Джордж. Поцелуй Конни.

Она проводила его по тропинке через огород, которой пользовались ее постояльцы, и сказала, что лучше ходить там, чем любоваться зрелищем уродливых новых бунгало в соседнем саду, которые понастроили эти свиньи Харрисоны. Моросил мелкий дождь, редкие крупные звезды тускло проблескивали сквозь туман, на дороге был слышен грохот грузовиков, удаляющихся в ночь в направлении севера. Прижавшись к нему, Конни вдруг забеспокоилась:

– Ты такой непутевый, Джордж. Ты слышишь? Взгляни на меня. Да не смотри в ту сторону, там сплошной неоновый свет, порок и распутство. Поцелуй меня.

Гадкие люди во всем мире превращают нашу жизнь в ничто, так почему ты помогаешь им? Почему?

– Я не помогаю им, Конни.

– Да конечно помогаешь! Посмотри на меня. Хорошие ведь были времена, слышишь? Настоящие. Англичане могли гордиться. Сделай так, чтобы они снова могли гордиться.

– Это не совсем по адресу, Конни.

Она притянула его лицо к себе, так что он поцеловал ее прямо в губы.

– Бедняжсчки. – Она тяжело дышала, скорее всего, не от какого-то отдельного чувства, но от целой сумятицы их, смешавшихся в ней, как в крепком коктейле, – Бедняжечки. Привыкли к империи, привыкли повелевать миром. Все ушло. Все пропало. Тю-тю, старый мир. Вы последние, Джордж, ты и Билл. Ну, может быть, еще этот мерзкий Перси. – Он знал, что этим все и закончится, но не думал, что это будет так ужасно. Она и раньше так говорила, каждое Рождество, когда во всех закутках Цирка проводились маленькие вечеринки. – Ты знаешь Миллпондз или нет? – спросила она.

– Что еще за Миллпондз?

– Там живет мой брат. Шикарный дом в греческом стиле, милые лужайки – это рядом с Ньюбери. В один прекрасный день туда пришла дорога. Бац. Все к черту. Автомагистраль. Лужайки коту под хвост. Я там выросла, понимаешь. Они еще не продали Саррат, ты не знаешь? Я боюсь, они могут.

– Конечно не продали.

Он уже не знал, как от нее избавиться, но она прижалась к нему еще настойчивее, он даже почувствовал, как колотится ее сердце.

– Если что-то не так, не возвращайся. Обещаешь? Я слишком старый леопард, для того чтобы сменить свои пятна[10]. Я хочу помнить вас всех такими, какими вы были.

Милые, милые ребята.

Ему не хотелось оставлять ее здесь в темноте, под деревьями, и он провел ее немножко назад к дому; оба молчали. Он уже шел по дороге, когда снова услышал, как она напевает, причем так громко, что это было похоже на вой. Но это была ерунда по сравнению с той бурей, что клокотала у Джорджа внутри, с теми вспышками тревоги, гнева и отвращения, что сопровождали его во время этой поездки в глухую ночь, и бог знает чем все это должно было закончиться.

Он успел на пригородный поезд до Слау, где его ждал Мэндел в машине, взятой напрокат. Пока они неторопливо приближались к желтому мерцанию городских огней, он слушал, чем увенчались поиски Питера Гиллема. В журнале дежурного офицера не содержалось записи о ночи с десятого на одиннадцатое апреля, сказал Мэндел. Кто-то вырезал страницы бритвенным лезвием.

Отсутствовали также отчет вахтера за ту же ночь и отчет об обмене радиосообщениями.

– Питер полагает, что это сделано совсем недавно. Там на следующей странице нацарапана приписка: «По всем вопросам обращаться к руководителю Лондонского Управления». Почерк Эстерхейзи, датировано пятницей.

– Прошлой пятницей? – спросил Смайли, повернувшись так резко, что ремень безопасности жалобно взвизгнул. – Это тот же день, когда Tapp прибыл в Англию.

– Все со слов Питера, – ответил Мэндел бесстрастно.

И, наконец, что касается Лапина (он же Ивлев) и атташе по культуре Алексея Александровича Полякова, оба из советского посольства в Лондоне. В донесениях «фонарщиков» Тоби Эстерхейзи не содержится ничего нелицеприятного. Оба были как следует изучены, оба были признаны «чистыми»: самая безупречная из всех категорий. Лапина откомандировали в Москву год назад, Мэндел также принес в портфеле фотографии Гиллема, полученные в результате его вылазки в Брикстон, проявленные и увеличенные до размеров целого листа. У Паддингтонского вокзала Смайли вышел, и Мэндел передал ему портфель через дверной проем.

– Думаю, ты не хочешь, чтобы я тебя провожал? – спросил Мэндел.

– Спасибо, здесь всего метров сто.

– На твое счастье, в сутках двадцать четыре часа.

– Да, действительно.

– Кое-кто уже спит.

– Спокойной ночи.

Мэндел все еще не отпускал портфель.

– Я, кажется, нашел эту школу, – сказал он. – Место называется Тэрсгуд, рядом с Тонтоном. Он сначала полсеместра подменял кого-то в Беркшире, потом вроде бы перебрался в Сомерсет. Я слышал, у него есть фургон. Хочешь, я проверю?

– А как ты это сделаешь?

– Постучусь в дверь, представлюсь торговым агентом или проведу социологический опрос.

– Прости, – извинился Смайли, вдруг забеспокоившись. – Я уже собственной тени боюсь. Прости, это было невежливо с моей стороны.

– Юноша Гиллем тоже боится собственной тени, – невозмутимо сказал Мэндел. Говорит, что на него косо смотрят. – Говорит, что там что-то неладно и все они что-то затевают. Я посоветовал ему выпить чего-нибудь покрепче.

– Да, – ответил Смайли, немного подумав. – Да, пожалуй, так и стоит сделать. Джим настоящий профи, – объяснил он, – старой закалки. А это на всю жизнь, что бы они с ним ни сделали.

Камилла вернулась поздно. Гиллем почему-то решил, что ее урок с Сандом заканчивается в девять, но, когда она открыла дверь и вошла, было уже одиннадцать, и поэтому он почти не разговаривал с ней, не в силах ничего с собой поделать. Сейчас она лежала в постели, разметав черные с проседью волосы по подушке, и смотрела, как он стоит у темного окна, вглядываясь в улицу.

– Ты поела? – спросил он.

– Доктор Санд меня покормил.

– Чем?

Санд был иранец, она ему как-то говорила об этом.

Нет ответа. Мечтами, наверное? Отбивной с орехами? Любовью? В постели она никогда не возбуждалась, только обнимала его. Во сне она едва дышала.

Иногда он просыпался и смотрел на нее, размышляя, что бы он почувствовал, если бы она взяла и умерла.

– Тебе нравится Санд? – спросил он.

– Иногда.

– Ты спишь с ним?

– Иногда.

– Может, ты лучше переедешь от меня к нему?

– Это не то, – сказала Камилла, – ты не понимаешь.