Читать книгу "Во власти теней - Жюльетта Бенцони"

– Что тебе еще нужно? – бросил папа, как только заметил его.

Агостиньо Патризи кинулся на колени.

– Пресвятой отец, – сказал он, запинаясь, – несколько недель тому назад вы велели мне предупредить вас, где бы вы ни находились, если только Джан Баттиста де Монтесекко появится во дворце.

Сикст тотчас же повернулся к «Святому Августину» спиной:

– Он здесь?

– Да, ваше святейшество!

– Один?

– Нет. С ним ваш раб – нубиец Доминго… и еще женщина.

– Как она выглядит? Да не дуйся! Опиши мне ее!

В самом деле у Патризи на лице совершенно ясно было написано, что его обидели. Он поднял глаза на Сикста и вздохнул:

– Молода, брюнетка… и, думаю, можно сказать, что она очень красива. По крайней мере, она была бы красива, если бы не выглядела такой утомленной.

– И что же? – сквозь зубы сказал Борджиа. – Теперь, монсеньор, ты выступаешь в роли сводника! Где же ты ее оставил?

Не соблаговолив ответить, Патризи сделал жест, которым обычно отмахиваются от назойливой мухи, и зашагал навстречу ковылявшему к нему папе.

– Препроводи их в залу с попугаями и крепко-накрепко запри за ними двери. Ах, да, забыл! Извести камерлинка,[9]но только его одного! Дай мне твою руку, Родриго!

Борджиа не заставил себя долго упрашивать, тем более что его сильно заинтриговало это предисловие и он просто сгорал от любопытства. Давала себя знать уже вошедшая в поговорку страсть испанского красавца кардинала к женщинам, вспыхнувшая с особой силой, когда речь зашла о незнакомке. Кардинал, по слухам, отличался «удивительной склонностью к любовным похождениям», он умудрялся содержать, помимо официальной любовницы, от которой у него было двое детей, множество куртизанок, украшавших его роскошный дворец в Дзекксе. К тому же ему не давала покоя таинственность, которой было окружено это дело, поскольку Монтесекко, подручный папы, несколько месяцев тому назад исчез из Ватикана, хотя, как правило, его святейшество не любил расставаться с этим своим излюбленным и преданным слугой.

Увы, к великому разочарованию Борджиа, как только они добрались до папских апартаментов, Сикст IV милостиво поблагодарил его за помощь, после чего дал ему свое благословение и назначил ему встречу на завтра.

Фьора совершенно обессилела. Никогда прежде не была она так утомлена – ни после рождения своего ребенка, о котором не осмеливалась теперь думать, чтобы не впадать в отчаяние, ни во время той изнуряющей погони за Карлом Смелым.

В течение многих недель их карак с трудом прокладывал свой путь вдоль побережья Франции, Испании и Португалии, захваченный жестоким штормом, во время которого пленница сотни раз думала, что она умирает. Миновав древние Геркулесовы столбы, они чуть было не попали в руки мавританским пиратам и спаслись лишь благодаря неожиданно спустившемуся туману. Только в водах Средиземного моря они могли чувствовать себя более или менее спокойно. Но здесь уже наступила осень, и им пришлось бороться с ураганным ливнем, который настиг их возле Корсики и прибил к берегу, к счастью, поблизости от Чивита Веккиа, благодаря чему им удалось войти в порт и избежать таким образом кораблекрушения.

Все это время Фьора сидела взаперти в своей каюте и не видела никого, кроме Доминго, который с неизменным постоянством продолжал заботиться о ней, чем в конце концов растрогал ее. Он приносил ей поесть, стирал ее белье и даже рассказывал о тех незначительных событиях, которые происходили на корабле. Он старался облегчить ее страдания от морской болезни, которая лишила ее сил и приковала к постели. Изнуренная этим недомоганием, Фьора страстно желала, чтобы это проклятое судно затонуло и тем самым закончились бы ее мучения.

Однако по прошествии двух недель, в течение которых она не могла проглотить ничего, кроме холодного мятного отвара с сахаром, Фьора немного оправилась и стала принимать пищу. Жидкие каши да сухое мясо вряд ли могли вызвать аппетит, но зато поддерживали ее силы. Во время краткой стоянки в Кадиксе они пополнили и освежили запасы продовольствия, яиц и апельсинов и продолжили свой путь. Между тем не только Фьора стала жертвой морской болезни. Монтесекко тоже жестоко страдал от нее и по этой причине за все время путешествия навестил узницу всего два раза. В этом смысле ей не на что было пожаловаться.

Фьоре в конце концов удалось кое-что выяснить о своих похитителях. Доминго пользовался доверием папы и при этом был не просто рабом, которому не позволяли никуда отлучаться из дома: святой отец ценил его силу, мудрость и умение молчать. Поэтому-то он и послал его вместе с Монтесекко, будучи уверен, что тот проследит, чтобы пленница была доставлена ему без особых для нее мучений и чтобы с ней хорошо обращались.

– Странно, – сказала молодая женщина, – в тот раз на барже, когда ты спас меня, он угрожал, что если я не подчинюсь ему, то он привяжет меня в трюме и отдаст на растерзание своим людям.

– Это были пустые угрозы, – ответил Доминго. – Просто он хотел запугать тебя.

– Почему же тогда он позволил тебе заботиться обо мне? Разве он не опасался, что…

Впервые за все время молодая женщина услышала, как Доминго смеется. От его смеха в оконных витражах задрожали стекла.

– Я нисколько не стыжусь признаться тебе, – произнес он наконец, – что два года тому назад турки лишили меня моего мужского естества. Не скрою, это было жестоким испытанием, но у него оказались и свои положительные стороны, например, сеньор Рамон Дзакоста, великий предводитель рыцарей ордена святого Иоанна в Иерусалиме, преподнес меня папе в подарок. Это он окрестил меня Доминго, после того как вздернул на Родосе капитана турецкого судна, который держал меня в плену на галере вместе с другими рабами. Мой новый хозяин не был тогда еще верховным властителем церкви, но он хорошо со мной обращался, поскольку я образован и начитан. Я целиком предан ему.

– В таком случае не знаешь ли ты, зачем ему понадобилось меня похищать? Неужели моя персона настолько важна для него, что он посылает за мной во Францию целую банду головорезов да еще соглашается отпустить от себя слугу такого ранга, как ты?

– Я ничего не знаю, мне известно только, что он обещал много золота, если мы привезем тебя в Рим. Но доставить тебя приказано целой и невредимой, мы не должны были причинять тебе никакого вреда. Еще раз повторяю тебе, Монтесекко хотел лишь запугать тебя, и он надеялся, что, сделав тебя своей любовницей, убьет сразу двух зайцев.

Как часто во время этого нескончаемого путешествия Фьора мысленно возвращалась к этим словам, пытаясь найти в них ключ к тому, что с ней случилось! Но все оказывалось напрасно, и она отступала. А между тем вынужденное заточение отразилось на ее здоровье, хотя Доминго и проветривал каюту непременно утром и вечером, чтобы обеспечить приток свежего морского воздуха.