Читать книгу "Эффект преломления - Диана Удовиченко"

Чонг рыскал по комнатам, высматривал одному ему видимые следы. Я работал по своей методике — молитва, святая вода, интуиция. Правда, для их применения пришлось-таки выгнать китайца — он заметно «фонил».

Все обследования указывали на то, что здесь побывал упырь. Да это и так было понятно — человеку не под силу голыми руками вырывать сердца из груди. Придя к такому выводу, я вышел на крыльцо, с облегчением вдохнул вкусный лесной воздух.

Чонг уже бегал вокруг дома, вид у него при этом был очень довольный. Я отправился следом. Азиат присел возле стены, вглядываясь в землю:

— Смотри, следы!

Действительно, на влажной почве видны были отпечатки лап.

— Нетопырь, — сказал китаец.

— Тоже мне откровение. — Я пожал плечами. — А ты думал, здесь добрая фея побывала?

Чонг бросил на меня презрительный взгляд и добавил:

— Это Бэй.

— Какой еще Бэй?

— Тот, который пропал вторым.

— Как определил?

— Видишь, один след не такой четкий? Он хромой с самого детства.

Я задумался.

— Что нам это дает? Только личность того, кто здесь порезвился. Немало, конечно. Но вот знать бы, он ли совершил предыдущие два убийства…

— Он, — спокойно ответил китаец. — Я там тоже следы нашел.

— Почему сразу не сказал?

— А ты не спрашивал! — победно парировал Чонг.

Когда-нибудь пристрелю его, в очередной раз пообещал я себе. Когда-нибудь обязательно. Сейчас есть вещи поважнее. Например, что у нас теперь получается?

А получается, что тварь переместилась из Владивостока в глухую деревню возле тайги. Случайность? Логично было бы предположить, что оголодавший упырь останется в густонаселенном городе. Его должны притягивать места скопления людей. Он же, наоборот, уходит как можно дальше от кормушки. Это странно. Я решил посоветоваться с Чонгом. Клоун клоуном, а иногда он выдавал интересную информацию.

— Как думаешь…

Не успел договорить, как раздался рев мотора, за ним визг тормозов: на дорогу вылетел «хаммер», повернул, снес ветхий забор, резко остановился. Стекло со стороны пассажира поехало вниз.

Чонг прыгнул ко мне, как гигантская саранча, схватил за шиворот и швырнул задом. Еще в полете я услышал треск автоматной очереди.

Я приземлился в крапиву, метрах в десяти от того места, где стоял. Выбрался, выхватил кольт, высунулся из-за угла.

Это была та еще сцена. Из джипа вывалились пять боевиков в камуфляже и принялись поливать Чонга из автоматов. Видно, ребята не ожидали встречи с упырями: пули явно были обычные.

Чонг стоял на месте, раскинув руки и дергаясь, когда очереди прошивали его тело. Это напоминало голливудский боевик. Только вот китаец никак не хотел падать…

Влепив в него пуль сто, не меньше, ребята поняли: что-то не то. Двое принялись перезаряжать автоматы, остальные ненадолго остановились, изучая неубиваемого азиата.

Чонг оглядел превращенный в кружево плащ и решительно зашагал к боевикам. Те снова вскинули автоматы. Китаец, приволакивая обе ноги и согнувшись чуть не пополам, шел под свинцовым ливнем, позабыв дергаться. На его пальцах вытягивались длинные черные когти. Постепенно раны исчезали, шаг делался тверже.

Добравшись до противника, упырь остановился перед одним из стрелков, улыбнулся, потом левой рукой небрежно отвел дуло автомата. Правая рука Чонга со сжатыми в щепоть пальцами взметнулась, стремительным движением ударила человека в лицо. Твердые, словно железные когти пробили череп, ладонь вошла в глазницу до самого запястья.

Мужик рухнул на землю, обливаясь кровью. Чонг выдернул из его головы руку, секунду рассматривал трофей — кусок мозга. Потом отшвырнул его, лизнул ладонь и расхохотался.

Ошарашенные боевики продолжали стрельбу. Китаец, не обращая на них никакого внимания, встал на живот агонизирующего человека, склонился над ним, схватил за ногу и потянул. Раздался треск рвущихся штанов и тканей тела. Продолжая хохотать, азиат выдернул ногу так легко, будто мужик был мухой. Взмахнул конечностью, из которой торчали обрывки сухожилий, и двинулся к следующему стрелку.

Люди медленно отступали. Чонг, крутя ногу на манер пращи, надвигался с неотвратимостью судьбы. Размахнулся, тяжелым берцем заехал в голову одному из боевиков. Тот устоял, только пошатнулся. Китаец попробовал еще раз, потом со словами:

— Неудобно, мягко, — отшвырнул конечность и двинулся на противников с голыми руками.

Со вторым мужиком он разделался незатейливо, просто перегрыз горло. Третьего я снял выстрелом в живот. Четвертый и пятый рванулись к «хаммеру», но Чонг не собирался их отпускать. Он отрастил крылья, взмыл в небо, сделал изящное сальто в воздухе и на страшной скорости спикировал на боевиков.

Обрушившись всей тяжестью тела на убегающего человека, Чонг сломал ему шею.

— Оставь одного! — заорал я.

Но упырь, опьяневший от крови, уже свернул голову последнему мужику.

— На хрена ты их всех убил? — возмутился я, выходя из-за дома.

— Тебя защищал, — обиженно ответил китаец.

— Их же допросить надо было, идиот! Как мы теперь узнаем, кто их послал?

— Вон тот еще дышит. — Упырь указал на человека, которого я ранил в живот.

Я подошел, склонился над боевиком. Тот корчился в траве, тяжело дышал, на губах пузырилась кровь. Обхлопав его карманы, я нашел телефон, порылся в памяти — так и есть, мое фото. Шли по мою душу, и совершенно ясно, что не готовились к встрече с Чонгом, иначе запаслись бы серебряными пулями.

— Кто вас послал?

Человек не произнес ни слова, только постанывал. Лицо его было серым. Долго не протянет, понял я. Покрутил перед его лицом телефон:

— Жить хочешь? Говори, кто меня заказал, и я вызову «скорую».

Мужик упорно молчал.

— Не так надо, Ванюська! — вмешался Чонг. — Сразу видно, не жил ты при династии Цин.[13]

Он присел над раненым, с любопытством оглядел его бледное лицо, потом сунул палец в рану на животе. Боевик закричал от боли.

— На кого ты работаешь? — с дикой улыбочкой спросил китаец, ворочая палец в ране.

Крик перешел в глухой хрип. Чонг вытащил палец, с аппетитом облизал его, снова погрузил в рану.

— Так на кого, я не расслышал?

Зрелище издевательств вызывало у меня омерзение. Это был уже перебор. Договоренности договоренностями, следствие следствием, но я не мог позволить упырю пытать живого человека, даже если этот человек — мой враг.