Читать книгу "Боец невидимого фронта - Андрей Ильин"

— Конечно, не говорили. Я вообще вас не знаю. Следователь отер пот со лба и вскрыл еще одну бутылку пива.

Повезло ему со столичным журналистом. Повезло, что он именно на него вышел. А мог бы на другого. И тогда ни пива тебе, ни всего остального…

— И что теперь будет?

— Ничего не будет — закроют дело, и все. Потерпевшего нет, родственников потерпевшего нет — никого нет, И, значит, претензий к следствию предъявлять некому.

— И что же, никто преступников искать не будет?

— Ну, может быть, формально… И то едва ли. Кому хочется вешать на себя стопроцентный глухарь? Проще переквалифицировать дело по другой статье, ну там несчастный случай или еще что, и тихо сдать в архив.

— Но, может быть, известно, кто это сделал? Хотя бы предположительно?

— Кое-какие соображения у следствия, конечна, есть… Но только это не самое интересное дело. У меня лучше есть.

— Ну почему не самое — отпиленная рука, пропажа тела из морга, глухари… Так сказать, неприкрашенные будни милицейской жизни. Читатель хочет знать не только парадную сторону. Это дело мне, пожалуй, подходит. Вы бы могли разузнать о нем подробней?

— Ну в принципе, хотя, конечно, это дело находится в производстве не у меня…

— Наша редакция будет вам очень благодарна.

«Очень благодарна» обозначало двести долларов наличными прямо здесь.

— Ну я не знаю… Может быть, лучше что-нибудь из уже расследованных дел?

— Наша редакция будет вам крайне признательна!

Крайнее признание было эквивалентно сумме в пятьсот долларов.

— Или, может быть, мне обратиться к кому-нибудь другому, кто осознает важность работы органов правопорядка с прессой…

— Ну зачем к кому-то другому? Я же тоже понимаю важность… И не отказываюсь.

— Когда вы сможете узнать детали?

— А у вас… с собой?

— Что — признание? Конечно, с собой.

Девяносто первый похлопал себя по карману.

— Просто деньги очень нужны. Мне тут дочке надо учебники купить, — застеснялся майор.

Девяносто первый вытащил из кармана, положил на столик, прикрыл салфеткой деньги. Майор заторопился.

— Я тут поспрошал наших, они говорят, что это сделал Филиппов, по кличке Харя, со своими дружками.

— Почему именно он?

— Стукачи базарят… В смысле — секретные сотрудники информируют, что в уголовной среде ходит слух, что это убийство совершил Харя… который Филиппов.

— Где его можно найти?

— Кого? Филиппова? Зачем найти?

— Интервью взять. Как он докатился до жизни такой. У нас это называется — журналистское расследование.

— Так у вас тоже…

— Тоже.

— Но я не знаю, где он может быть.

— Постарайтесь узнать. И постарайтесь узнать фамилию следователя, который ведет дело. Тогда наша редакция будет благодарна вам безмерно.

«Безмерно благодарна» было тысячью долларов.

— Безмерно и еще раз безмерно благодарна… Итого…

Чистильщики подтягивались к дому с четырех сторон. Они обкладывали его, как свора гончих поднятого из берлоги медведя, — справа, слева, сзади… Они перекрывали все возможные и невозможные пути отхода.

Серые в предрассветном сумраке фигуры придвинулись к окнам, кому-то подставили плечи, он вытянулся, уцепился за карниз, подтянулся на руках, забросил ногу, вполз на крышу. Минуту повозился, отдирая от стропил лист черепицы, нырнул внутрь, на чердак.

Три десять ночи. Пора.

— Двое со мной! — показал командир два пальца.

Крадучись, на носках, подошли к входной двери, сунули в щель тонкий нож, нащупали, приподняли крючок, ступили в сени. Прикрыв ладонями, включили фонарик, чуть развели пальцы, пропуская узкие лучики света.

Дверь.

Снова попытались сунуть внутрь нож, но он не лез. Нашли в сенях топор, тихо, медленными толчками засунули за косяк, замерли, глядя на часы.

И все — во дворе, на подходах к дому и на чердаке — замерли, уставившись на секундную стрелку.

Три двадцать! Разом!..

Навалились на топор, дернули за дверную ручку.

Одновременно с улицы, ударив ногой под шпингалеты, вышибли створки на двух окнах. Кто-то быстро присел возле стены, уперевшись в землю коленями и руками, ему на спину, один за другим, с ходу вспрыгнули несколько человек, оттолкнувшись, рыбкой нырнули в темноту дома, перекувыркнулись через головы, раскатились в стороны.

— Че это? Кто это? — недовольно спросили сонные голоса.

Все, кто оставался снаружи дома, мгновенно прикрыли ставни, чтобы заглушить возможные крики и выстрелы.

Но все обошлось тихо.

— Это ты, что ли. Харя?

По комнате заметались лучи мощных фонариков. Они светили прямо в лица, в глаза, слепя, парализуя волю.

— Это, блин, кто?!

Короткий, из темноты в освещенное лицо, удар. Брызнувшая во все стороны кровь, тихий, со свирепым присвистом голос:

— Молчать! Всем лечь на пол!

Кто-то, кажется Ноздря, потянулся под подушку за шпалером. Но на него обрушился жесткий, как кирпич, кулак. Ноздря дернулся и осел на пол.

— Я сказал — всем на пол!

Бандиты поползли на пол, привычно задирая руки на затылки.

— Менты поганые, — прошипел кто-то.

Но бандитам не повезло, потому что это были не менты. Вспыхнул свет, высветив распростертые на полу тела и людей в масках.

— Где остальные? Где остальные, я спрашиваю!

Жесткий рант ботинка впечатался в ближайшие ребра.

— А! Ой! Больно!

— Где остальные?

— Все здесь! Все!

Чистильщики быстро разбежались по дому, переворачивая все вверх дном. Под одной из коек нашли кейс. Тот самый кейс!

— Куда дели трубки?

— Какие трубки? Мы не знаем ни про какие трубки! — затараторил Ноздря.

— Где трубки, падла, — перешли незнакомцы в масках на привычный бандитам язык. — Будете молчать — пришьем всех…

И, подверждая серьезность своих намерений, прошлись каблуками по спинам, так, что кости захрустели.

— Где телефоны?

— Это он, он продавал, мы не знаем! — захныкали бандиты, кивая на Ноздрю.

Того подняли, встряхнули и уронили на стул.

— Где трубки?

— Я не — договорить Ноздря не успел, кулак впечатался ему в нос, сломав хрящ. По его губам, по подбородку густо потекла кровь.