Читать книгу "Черная тропа - Александр Конторович"

Она, насколько я мог видеть сквозь чуточку приподнятую повязку, больше осматривала комнату, нежели смотрела на меня — и это было хорошо заметно даже при тусклом свете ночника.

Непонятно…

Вот я и не спешу пока демонстрировать свои способности.

Опершись рукой на кушетку, приподнимаюсь… и меня тотчас же ведёт вбок. Снова плюхаюсь назад.

Доктор дернулся, перехватывая меня за руку, простучали каблучки, и откуда-то сбоку выскочила медсестра, пытаясь помочь ему.

А вот мужик у стола — тот даже и не шевельнулся.

— Простите, доктор… я, наверное, слишком уж переоценил свои силы…

— Бывает… не переживайте, ваши неприятности остались позади!

Да?

Что-то сомневаюсь я в этом…

Но, встревоженный моим падением, врач распорядился отвезти больного в палату.

Что и было тотчас же сделано медсестрой.

А вот мужик в золотых очках — вообще ко мне никакого интереса не проявил. Более того, когда врач, отдав распоряжение, направился к столу, чтобы сесть на стул, очкастый даже и не двинулся. И не убрал свои длинные ноги, так что моему доктору пришлось обходить стол сбоку.

Пока коляска пересчитывала стыки паркета, я продолжил размышлять по этому поводу. Повязку мне заменили дымчатыми очками, и коридор теперь наблюдать тоже можно.

Вот и моя палата.

Слева от двери стоит стол и стул, на котором сейчас сидит коренастый медбрат.

Медсестра помогла мне перебраться на кровать, осмотрела палату и выкатила коляску за дверь.

Вот теперь… теперь, можно и подумать. Мозгами пораскинуть…

А подумать есть над чем.

Но разложим все по полочкам.

Что мы имеем на сегодняшний момент.

Больница?

Точно не наша.

Почему?

Во-первых, язык. Я, естественно, не сомневаюсь в высоком профессиональном уровне немецких врачей. Но память ехидно мне подсказывает (в силу своих возможностей…) что случаи направления наших д е й с т в у ю щ и х офицеров на лечение в Германию — можно пересчитать по пальцам одной руки. И это были совсем уж вопиющие ситуации. Хорошо, представим себе, что именно такой вот случай и произошел.

Угу.

И отправили секретоносителя категории «А» на лечение в забугорье… Вам самим-то не смешно?

Мне — так ни разу.

Не может этого быть! Скорее уж немцев сюда бы привезли.

Ладно, это выяснили.

Больница… и даже бинты тут какие-то непривычные — жесткие. Наши мягче.

И…

А вот фиг — не больница это!

Отчего?

З а п а х и… точнее — их полное отсутствие.

Не пахнет карболкой для дезинфекции — уж этот-то запашок ни с чем перепутать невозможно. Нет и иных, неотъемлемо присущих любому медучреждению ароматов. Нет кварцевых ламп в палатах и коридорах — а без этого обязательного атрибута сейчас невозможно себе представить даже самую захудалую больницу.

А это — не захудалая! Когда меня везли по коридору, верхушки деревьев были почти вровень с окном — как минимум, второй или третий этаж. Немаленькое здание.

Тихо тут…

Нет телефонных звонков, да и сам телефон я видел только один — на столе у врача… В коричневом бакелитовом корпусе, с телефонной трубкой наверху. И никакого номеронабирателя (насколько удалось рассмотреть) там не имелось.

Стоп!

Был ещё один… на столике у дверей моей палаты.

Обычный… полевой телефон!

В сером д е р е в я н н о м корпусе — раритет!

Как и моя инвалидная коляска — с металлическими колесами. Без резиновых шин и бандажей — оттого и постукивала по паркету. Для того и дорожка в коридоре — чтобы не слишком шуметь. С удобным к о ж а н ы м сиденьем. Вообще редкость — я таких колясок и вовсе не видывал.

Где у нас такие есть?

Паркет… и вовсе ни в какие ворота не лезет — нет таких больниц, не гигиенично это! Административный корпус — ещё могу поверить. Но меня-то по улице не возили!

А в административных корпусах (ну, хотя бы — на этажах) палат не бывает.

Уф!

Что-то всё у меня кисло выходит…

Ладно, будем думать.

Но особо пораскинуть мозгами мне не дали — принесли обед.

Вот, кстати, и об этом тоже.

Кормят тут неплохо, я бы сказал, что очень даже неплохо.

Но!

Во-первых — минимум специй.

Отчего? Я же не язвенник.

Во-вторых — выбор блюд.

Он здесь весьма невелик, но готовят хорошо.

Гороховый суп — через день.

Ещё какой-то овощной и рыбный.

Каши… почти совсем не дают. Манка была… раза три. Или четыре. А уж как у нас в госпиталях да в прочих медучреждениях любят этот продукт… даже описать не могу!

Капуста во всех (аж — в трех!) видах.

С мясом (хм…), просто сама по себе, тушеная — как гарнир. И нечто типа бигуса (с армии ненавижу это кушанье — и что в нём только поляки нашли?), правда, здесь он вполне съедобный.

Макароны — ну, тут никто Америки не открыл, они у всех есть.

Компот, как ни странно, отсутствовал как явление.

Чай, кофе — это имело место быть.

Причем кофе здесь давали без молока, как это у нас обычно принято.

Хлеб — сероватый, немного пресный.

Кусочек масла — раз в день.

Вся еда подавалась в тяжелых фаянсовых тарелках — такой и убить можно, если очень захотеть.

А вот ложки-вилки в больничном обиходе явно были добыты где-то в невообразимой старине. Основательные. Мельхиоровые — я такие и не помню, когда видел. Не иначе — военный трофей, я и не представляю даже, когда подобные приборы и попадались-то мне в последний раз, тем более — в больницах. Там все больше стандартный люминь да изредка — нержавейка. Короче — что попроще…

Вывод?

Да простой — это не наш госпиталь.

Не современный и вообще — не русский.

И не советский, если уж на то пошло.

А чей?

Самый простой вывод — немецкий, судя по языку.

Так?

А вот и нет!

Представьте себе ситуацию, когда к вам в руки попадает некто, бегло говорящий по-немецки. Из каких-то соображений он вам нужен. Причём желательно создать у него видимость того, что он у своих.

Можно ли это сделать?