Читать книгу "Сладкий привкус яда - Андрей Дышев"

– Надолго? – спросил я, убирая с дивана ее куртку.

– Минут на пять. От силы на семь.

– Отчего ж такой жесткий регламент? – Я открыл холодильник и прошелся взглядом по ряду бутылок. – Сейчас чего-нибудь выпьем. Потом в наших сердцах потеплеет, и нас потянет на поступки, которые утром нам будут казаться смешными и немножко глупыми…

– Никуда нас не потянет, – возразила Татьяна, поднимаясь с табуретки и подходя к окну. – Я вызвала охрану. При ней ты вряд ли сможешь делать глупые поступки.

– Вот как! – ответил я и потянулся за бутылкой пива. – Ты права. При охране не смогу.

Мы пристально смотрели друг другу в глаза. Я – сидя на диване и смакуя «Клинское»; Татьяна – стоя перед шторами, как конферансье перед театральным занавесом. Прошла минута из отпущенных семи. Я поставил бутылку на пол и развел руками.

– Нет, – произнес я, потирая лоб. – Никак не получается. Не могу понять сути. Давай прямо и очень конкретно, как для дебила: что тебе от меня надо?

– Сиди спокойно и слушай меня.

– И все?

– Этого достаточно. Итак, начнем…

Я заметил, что она волнуется. Белый свитер грубой вязки «вдова геолога», плотно облегающий ее фигуру, не оставлял сомнения, что оружия при ней не было. Может, «макаров» остался в подозрительно тяжелой куртке, которую я повесил на дверную ручку, – не знаю.

– Помнишь титановую болванку на веревке, которой тебя как будто шлепнули по затылку?

– Что значит «как будто»? – не понял я и нахмурился. – Ты сомневаешься, что меня ударили?

– Что удар был – не сомневаюсь, – выскользнула Татьяна. – Но я хочу сказать о другом. Обрывок веревки, который я нашла, представляет собой альпинистский репшнур с сердцевиной из синтетических волокон в нейлоновой оплетке, произведенный в Костроме по швейцарской технологии. Таким репшнуром в Москве торгует магазин «Альпинос». Десятого февраля он продал по безналичному расчету три бухты такого репшнура по сорок метров, а за получателя расписался ты, Стас Ворохтин.

То, что Татьяна мне говорила, оказалось ненамного интереснее, чем я ожидал. Я сел удобнее и закинул ногу на ногу.

– Вот военную тайну раскрыла! – воскликнул я. – Тебе что же, делать было нечего, кроме как происхождение веревки выяснять? Да спросила бы меня, я бы тебе во всех подробностях рассказал, где, когда и какую веревку покупал… Ты объясни наконец, зачем тебе это все надо?

– А ты не догадываешься? – со странной улыбкой спросила Татьяна и, сдвинув край шторы, мельком взглянула в окно. – Ну, хорошо… Файлы к программе «Билдинг оф э фэйс», которые ты показывал инспектору, были записаны на дискету шестого марта, то есть в тот день, когда ты со Столешко и Родионом был в Катманду, и в этот же день с жесткого диска «ноутбука» зачем-то была стерта сама программа. Правда, странное совпадение?

– Ничего странного, – ответил я. – Это мог сделать Родион. Его компьютер – что хочет, то и стирает.

– Ладно, – согласилась Татьяна. – Но если дискета, как ты утверждаешь, принадлежит Столешко, то остается только удивиться тому, почему случайный и малознакомый вам человек запросто пользовался компьютером Родиона?

– Компьютер – это не жена, – возразил я. – Ничего страшного, что Столешко немного поигрался в отсутствие Родиона.

– Поигрался? – недоверчиво покачала головой девушка. – Но в «ноутбуке», насколько мне известно, все программы заблокированы паролями! Там шагу не сделаешь, как по минному полю!

– Ну и что? – пожал я плечами. – Мне известны все пароли.

– Так, может быть, и дискета вовсе не Столешко принадлежит? Может быть, она твоя?

«Далеко зашла, – подумал я, изо всех сил стараясь не подать виду, что слова Татьяны загоняют меня в тупик. – Она слишком близко подошла к нашей тайне». Чтобы скрыть некоторое замешательство, я снова взялся за бутылку, хотя она уже была пуста.

– Ты сосешь воздух, – не преминула заметить девушка и отдернула штору. Она боялась меня и выставила комнату напоказ свидетелям.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – проговорил я, не поднимая глаз. – Дискета, стерто, записано… Знаешь, я не очень хорошо соображаю в этом деле, и на «ноутбуке» Орлова только пару раз сыграл в покер.

– Ну-ну! – усмехнулась Татьяна. – А почему же ты так покраснел?

– Да что ты прицепилась к цвету моего лица?! – вспылил я. – Я же не спрашиваю у тебя, что ты здесь делала, пока я был внизу!

– Сейчас узнаешь, – многообещающе ответила Татьяна. – Я по достоинству оценила твою шутку с портмоне, но вынуждена его тебе вернуть.

Я перестал что-либо понимать.

– О чем ты говоришь, девушка? О каком портмоне?

– Не притворяйся, – категорично потребовала Татьяна. – Я тебе все равно не поверю. Ты хотел подкинуть мне улику, но все твои старания, как видишь, оказались бессмысленными.

– А? – У меня отвисла челюсть, и потому ничего более членораздельного я произнести не смог.

– Именно так, – подтвердила Татьяна, кивая.

– Дурочка, – наконец вымолвил я. – Ты просто лишена серого вещества! У тебя злокачественная патология! О какой улике ты говоришь? Проснись!

– Ты украл в комнате Родиона баксы, а портмоне подкинул мне. Ты это сделал сразу после собрания у князя, когда мы толкались в проходе. И сделал для того, чтобы припугнуть меня, закрыть мне рот! – распалялась Татьяна. – Не делай такое лицо, в прокуратуре будешь гримасы строить!

– Танюша, ты не права! – попытался я успокоить девушку.

– Придумал сказку про ядовитые таблетки, которыми я напичкала Родиона перед выходом на гору! – не слушая меня, продолжала Татьяна. – Убеждал всех, что Орлова убили на горе! Хитро! Это по принципу «Держи вора»? Потом сымитировал, будто на тебя напали, ударили ледорубом по голове. Чтобы снова на меня тень бросить?

Я устал с ней спорить. Бессмысленно выкапываться детской лопаткой, когда самосвалы беспрерывно сыплют на тебя снег. Лучше принять удобное положение и беречь силы.

– Кто видел, что ты делал на горе? – добивала меня Татьяна. – Что ты делал с обмороженными и обессилевшими людьми? Свидетелей нет! Очень удобное место – семь тысяч двести метров над уровнем моря! Делай что хочешь – все можно списать на гору, она не покраснеет и не выдаст. Но пусть тебя это не утешает! У меня есть доказательства!

Она выдыхалась. В споре со мной ей было бы легче меня добивать, поэтому я молчал. Мы смотрели друг другу в глаза. Мне казалось, что я начинаю кое-что понимать, какая-то очень простая истина стучалась мне в сознание, но мне никак не удавалось найти лазейку, через которую она могла бы озарить меня. Взгляд Татьяны менялся каждое мгновение. Ее удивительно красивые глаза блестели слезами. Девушка откинулась на спинку кресла, ресницы ее дрогнули. Внизу хлопнула дверь, послышались шаги.