Читать книгу "Не Сволочи., или Дети-разведчики в тылу врага - Теодор Гладков"

Заключение врачей-специалистов было категоричным: признаков психического заболевания у Иванова Д.И. не обнаружено. Вменяем, влечении не нуждается.

11 февраля после всех положенных по закону процедур дело было передано председателю Калужского областного суда Елене Ивановне Куц, которая и назначила его к слушанию выездной сессией облсуда в Людинове на 10 часов утра 20 марта 1957 года.

А теперь вернемся на пятнадцать лет назад, в первые недели повторной оккупации города. Чудом спасшийся после расстрела, Иванов лечит раненую руку в городской больнице. Здесь теперь работают три военных врача, в результате стремительного наступления немцев наши не успели полностью эвакуировать госпиталь, и поэтому вместе с ранеными остались: Лев Михайлович Соболев, Евгений Романович Евтеенко и Хайловский (его имя и отчество остались неизвестными). Кто-то донес немцам, что Хайловский еврей, вскоре его забрали и, должно быть, расстреляли. Лечащим врачом Иванова был Евтеенко, до войны работавший на «Скорой помощи» в Днепропетровске. Лечение заняло около двух месяцев, что не помешало Иванову уже официально поступить на службу в полицию и в считаные недели сделать головокружительную карьеру — от рядового полицая до старшего следователя и компанифюрера.

Своим возвышением Дмитрий обязан прежде всего новому немецкому коменданту — майору фон Бенкендорфу. Этот среднего роста, коренастый темноволосый офицер лет пятидесяти с небольшим происходил из прибалтийских немцев и превосходно говорил по-русски. Ходили слухи, что комендант из потомков знаменитого графа Бенкендорфа, шефа жандармов из пресловутого III отделения собственной его императорского величества Николая Первого канцелярии. Его и звали как графа — Александром. Майор Бенкендорф не только изъяснялся со своими подчиненными без переводчика, но даже любил, чтобы в неофициальной обстановке к нему обращались на русский манер по имени-отчеству: «Александр Александрович». Свободно владела русским языком и его жена Магда.

Бенкендорф фактически был хозяином города, он лично курировал и деятельность русской полиции, и работу локомобильного завода, где у него даже был свой кабинет.

Дмитрий Иванов сразу стал любимцем Бенкендорфа и его доверенным лицом. Старший следователь не только ловил налету указания шефа, Но умел угодить ему и по бытовой части: из командировок в населенные пункты района он привозил «Александру Александровичу» лукошки свежих яичек, парную телятинку, душистый — не то что немецкий эрзац — мед, другие натуральные деревенские продукты, а также раздобывал словно из-под земли настоящую «Московскую» водку, которую майор явно предпочитал отечественному шнапсу, хотя пьяницей и не был.

Очень скоро с благословения Бенкендорфа Иванов с матерью, сестрой Валентиной и братом Иваном (они были моложе его на несколько лет) перебрался с улицы Плеханова на новую, куда лучше, квартиру по улице Фокина, ближе к работе.

Постепенно вырисовывались и факты собственно «следственной» работы Дмитрия Иванова.

Как уже отмечалось, он поначалу отрицал, что возглавлял секретную службу полиции, но потом вынужден был признать, что имел тайную агентуру, что именно тайный агент Василий Иванович Глухов, заместитель управляющего локомобильным заводом, выдал ему появившегося в городе из Дятькова Николая Митрофановича Иванова, и по его приказу тот вместе с женой Натальей был арестован. Дмитрий Иванов отрицал, что избивал этого пожилого человека, направленного в Людиново на подпольную работу, били, мол, другие. Подтвердил, что Николай Митрофанович выдержал все пытки, ничего не выдал, только кричал истязателям: «Смерть немецким оккупантам!»

Отрицал Иванов и свою причастность к гибели местного жителя Константина Дмитриевича Шагова, также арестованного по подозрению в причастности к подполью. Но бывший полицай Иван Апокин на допросе показал: «Я лично вместе с Василием Поповым арестовал Шагова по приказанию Иванова. Через два дня его расстреляли».

Кузьма Федорович Титкин, отец бывшего полицейского Ивана Титкина, участвовавшего в опознании Иванова, показал:

«В начале 1942 года Иванов расстрелял жителя Людинова с улицы Урицкого Самошкина Владимира Мамоновича. Я шел в Людиновское лесничество. За переездом, около моста через реку Ломпадь, мне навстречу попались Иванов и еще несколько полицейских. Они вели на окраину, к детдому, Самошкина, которого я знал с детства, мы жили в одной деревне Савино.

Они привели его к разрушенному детдому, завернули за угол, и тут я сразу услышал выстрелы. Я испугался и бегом побежал в лесничество.

Иванов был в штатском, но с пистолетом на поясе. Самошкин в одной рубашке и босиком. За что его расстреляли, не знаю. А вскоре умерла от голода младшая дочь Самошкина».

После освобождения Людинова там нашли много трупов, едва прикрытых землей.

В конце концов Иванов признал, что имел отношение к подготовке засылки к партизанам тайного агента, некоей Натальи Громовой из деревни Березовки, не признать этого он никак не мог. Бывшая машинистка полиции Анастасия Петровна Рыбкина показала:

«Он готовил агентов. Одного я знаю — учительница Наталья[17]Громова. Она несколько раз приходила к Иванову. Однажды я нашла ее донесение на столе, что староста деревни Вербежичи Горбачев помогает партизанам».

Командир Людиновского партизанского отряда Василий Золотухин рассказал, что он своевременно получил донесение из города от Викторина Зарецкого, чья дочь Нина работала переводчицей и в управе, и в полиции, в котором говорилось:

«Из достоверных источников стало известно, что для засылки в партизанский отряд готовится некто Громова, лет 30, темно-русая, среднего роста, одета по-городскому, по характеру вспыльчива, питает страшную ненависть к коммунистам и активистам. С каким заданием пойдет, неизвестно, умалчивает. По логике она должна вернуться вскорости.

«Ясный».

Отряд стоял тогда в сорока километрах от Людинова на территории Дятьковского района. Получив сообщение Зарецкого, Золотухин предпринял необходимые меры, и Громова была задержана с немецким пропуском возле деревни И вот. По приговору партизанского суда она как немецкий агент была расстреляна. Позднее Иванов показал, что у Громовой было задание проникнуть в отряд, узнать его численность, вооружение и т. д. Он лично отвез ее в санях за деревню Куява — дальше она должна была идти к отряду пешком. «Ясный» своевременно предупредил партизан о засылке в отряд еще несколько агентов Иванова, дал их приметы.

Иванов неоднократно заявлял, что никогда не избивал арестованных, потом нехотя признал, что только иногда бил их по лицу ладонью, если на допросах присутствовали немцы.

Те людиновцы, что были расстреляны, ни подтвердить, ни опровергнуть этого не смогут. Но немногие, пережившие ад в шести камерах местной полиции, рассказали о том, что испытали, и на следствии по делу Иванова, и на судебном процессе над ним. Дали свои показания и несколько бывших людиновских полицаев. Их доставляли в кабинет следователя и, позднее, в зал суда прямо из дальних лагерей. Кое-кто, правда, к этому времени уже отбыл свой срок наказания.