Читать книгу "Через мой труп - Миккель Биркегор"

— Так вот, оказывается, чем ты был занят все это время?

— Точно, — подхватил я. — А еще менял подгузники.

Финн кивнул.

— Конечно, я не могу заранее что-то обещать, — начал он в своей обычной манере искушенного дельца. — Однако, как только появится время, я обязательно на это взгляну.

Видимо, он уже тогда почуял нечто, потому что буквально на следующий день позвонил мне и сказал, что взялся за рукопись накануне вечером, но так и не смог от нее оторваться. По его словам, он был в полном восторге. Перегружая телефонную линию, Финн без устали болтал о перспективах издания романа за рубежом, а также о продаже прав на экранизацию. Сам я подходил ко всему этому гораздо более спокойно. Ироника сидела за столом в своем детском стульчике и хмурила брови. Она, похоже, не одобряла, что я передал наш совместный труд посторонним, понимая, во что все это может вылиться. Если бы и я в тот момент предвидел все возможные последствия, то не мешкая вырвал бы рукопись из рук Финна и без жалости сжег ее.

На редактуру ушло совсем немного времени. Текст был так тщательно отшлифован, что ни структура, ни язык не требовали серьезной правки. Финн серьезно занялся маркетингом, рассылая разного рода анонсы и плакаты во всевозможные книготорговые организации. Позже я узнал, что для проведения этой рекламной кампании ему пришлось заложить собственный дом, правда, мне также известно, что позже ему удалось сторицей вернуть эти деньги.

За неделю до выхода тиража я наконец позволил Лине прочесть «Внешних демонов». Она не слишком жаждала этого, однако во время работы я несколько раз отвечал отказом на ее просьбы показать ей готовую часть книги, и жена делала вид, что обижается. У меня же были на то свои веские причины. С одной стороны, я сомневался, что роман придется ей по вкусу, с другой — я работал над романом не один, а в соавторстве с Ироникой, которой, как мне казалось, не хотелось делить наш совместный труд ни с кем, даже с матерью.

Когда Лина прочла книгу, она была поражена. Прежде всего — обилием жестокости, притом что все сцены насилия были написаны чрезвычайно натуралистично. По ее словам, она меня не узнавала. Слова были моими, однако описанные ими сцены не имели, по ее мнению, ничего общего со мной как с личностью. Я ответил ей, что это — лучший комплимент, на который мне когда-либо приходилось рассчитывать. В то время я действительно так считал.

Выход книги отпраздновали в баре «Краснопольский», который мы сняли на весь вечер по этому случаю. Заведение было расположено в самом центре и в то время считалось одним из самых изысканных мест в городе. Все было совсем не так, как в дни наших праздников в «Скриптории». Здесь были барные стойки, швейцары и официанты. Все стены продолговатого помещения были увешаны черными баннерами с изображением обложки книги, на столах лежали кипы стикеров и наклеек. Роман здесь можно было купить по сниженной цене, чем многие не преминули воспользоваться. На самом деле в тот вечер в «Краснопольском» было продано больше книг «Внешние демоны», чем общее количество двух моих предыдущих книг за все предшествующие годы.

Пришли все мои друзья, вся родня Лины и даже мои родители. Были среди приглашенных и сотрудники издательства, а также многочисленные журналисты, которые — об этом специально позаботился Финн — не испытывали недостатка в дармовой выпивке. Под воздействием радужных перспектив, нарисованных мне моим издателем, а также нескольких порций крепкого коктейля «Демоны», изобретенного специально к данному мероприятию, я довольно рано захмелел, поэтому моя речь получилась еще более импровизированной, нежели планировалось сначала. Сам я был в отличном настроении, несмотря на то что Мортис сидел со своей обычной унылой миной и, листая полученный от меня экземпляр романа с дарственной надписью, время от времени отпускал едкие критические замечания в мой адрес. Я понимал: ему не нравится, что я написал роман в традиционном стиле, и он лишь ищет повод, чтобы затеять спор, в котором сможет высказать свое отвращение к произведениям подобного рода. Мне удалось на протяжении всего вечера избегать общения с ним, и в какой-то момент он исчез. Бьярне с Анной, разумеется, также были тут. Они подарили мне авторучку с золотым пером — «для раздачи автографов», как пошутил Бьярне, — и в течение всего вечера старались восполнить свои расходы на подарок, изо всех сил налегая на «Демонов».

Остаток ночи после закрытия «Краснопольского» я помню с трудом. Знаю, что в какой-то момент мы зашли в кафе «Виктор», где я прежде никогда не бывал и куда никогда не зашел бы, находясь в трезвом уме. Но в моей крови уже бурлила такая гремучая смесь из повышенного внимания, оказанного мне гостями, нескольких «Демонов» и всего сегодняшнего триумфа, что возникло ощущение, будто я — самая важная персона на всем белом свете или уж, по крайней мере, в данном помещении. Я с удовольствием хлопал по плечам известных спортсменов-велогонщиков и прочих знаменитостей, которые, узнавая, кто я такой, бывали изрядно удивлены. Но и этим я не ограничился — заставил всех их выпить за мой успех, а затем стал пытаться завязать беседу чуть ли ни с каждым.

Мои гости между тем стали понемногу расходиться, ушли даже Бьярне и Анна. Вроде бы они попрощались со мной, однако я в этот момент был слишком поглощен разговором с каким-то скучающим телеведущим.

Таким было мое первое, однако далеко не последнее посещение кафе «Виктор».

На следующее утро, проснувшись, я ощутил во рту устойчивый вкус «Демонов» и залпом выпил пол-литра воды. В квартире, кроме меня, никого не было, однако Лина позаботилась о том, чтобы купить все утренние газеты и разложить их на журнальном столике. Рядом стоял кофейник со свежесваренным кофе.

Налив себе чашечку, я закутался в одеяло и уселся читать газеты. Мой роман оценивали по-разному, однако даже самые отрицательные рецензии были мне, в общем-то, на руку. Критики единодушно высказывали возмущение тем, насколько ярко я изображаю насилие, сцены пыток и убийств, однако расходились во мнениях, когда речь заходила о том, можно ли считать роман подлинным произведением искусства. Финн Гельф предвидел именно такую противоречивую реакцию прессы и заверил меня, что обе эти точки зрения лишь увеличат продажи. Независимо от того, какую рецензию прочтут люди, возмущение и отвращение критиков пробудят в них любопытство. Все непременно захотят купить книгу, которую многие рецензенты отказались читать до конца.

Странное это было чувство — ощущать такое пристальное внимание к своей персоне после долгих лет, в течение которых ты сидел и писал в гордом одиночестве.

В самом низу кипы газет оказалась записка от Лины. Она забрала Иронику и уехала к родителям, чтобы я смог как следует выспаться. Прочла ли она сама все эти рецензии, жена не сообщала. В конце краткого послания сообщалось, что она отключила наш домашний телефон.

Я встал с дивана и неверным шагом поплелся к подоконнику, на котором стоял аппарат. Едва я подсоединил его к сети, как он зазвонил. Это оказался корреспондент газеты «Политикен», один из бесчисленного количества журналистов, позвонивших мне в тот день. Когда спустя четыре часа домой вернулась Лина, я по-прежнему сидел закутанный в одеяло, с чашкой давным-давно остывшего кофе и разговаривал по телефону. Всем хотелось побеседовать со мной, и я предоставлял им эту возможность вплоть до того момента, пока Лина поздно вечером не выдернула штекер телефона из розетки. Тут я будто очнулся от некоего опьянения и понял, что весь день ничего не ел. Ироника не желала со мной разговаривать, а Лина принесла кое-какую еду, и мы с ней устроились ужинать прямо на софе с разбросанными вокруг газетами.