Читать книгу "Нефертити и фараон. Красавица и чудовище - Наталья Павлищева"

У царевны действительно была вырублена только часть малой пещерки, пока совсем не украшенная и не облагороженная. Семьдесят дней траура не столь большой срок, чтобы сделать достойную гробницу умершей царевне. Фараон не раздумывал:

– Положите дочь в моей, пусть отделают боковую комнату.

Совсем недавно назначенный главным царским скульптором Тутмес отправился осматривать место, где предстояло быстро оформить стены. Это было разумное решение, иначе лежать царевне, как простой египтянке.

Ахетатон пребывал в ужасе. Всем казалось, что это не простая смерть, а страшное знамение богов. Почему внезапная гибель поразила юную царевну? Неужели это предупреждение самому пер-аа?! За что? За какие неправедные поступки или мысли, и кто именно из богов покарал фараона? Если честно, то размышлять об этом было страшно.

Царевна умерла ночью, когда сильны духи зла, зато на небосклоне нет Атона. Невольно жители столицы приходили к мысли, что, отвергнув остальных богов, кроме солнечного Атона, ночью они оставались беззащитны. Не об этом ли предупрежден пер-аа?

К тайным жертвенникам Изиды, Осириса, Анубиса, Хатхор и многих других богов были принесены дары. Делали это ночью, чтобы не обидеть ненароком Атона и самого пер-аа. Конечно, слух об этом все же дошел до Эхнатона, тот страшно разгневался, и подношения на время прекратились, но нехороший осадок остался. Смерть дочери пер-аа всколыхнула все страхи, связанные со сменой богов. Спасало только то, что многие царедворцы, взятые Эхнатоном из самых бедных, не долго раздумывали над крепостью защиты своей собственной жизни, оберегая себя от гнева других богов, можно было попросту потерять жизнь по воле сына Атона – фараона. И такая угроза была куда более реальной, чем возможная смерть в ночи.

Для всего Ахетатона смерть царевны Макетатон означала прежде всего страх перед гневом богов и пер-аа, а для матери это была гибель ее маленькой любимой дочери.

Нефертити откровенно горевала, это вызвало сильную ревность у двух старших дочерей. Меритатон даже не удержалась и попеняла матери:

– У тебя есть еще и мы! А ты думаешь только о своей Макетатон.

– Вы рядом, я еще много лет смогу ласкать и целовать вас, а Макетатон ушла навсегда…

– Ты и при жизни ласкала ее чаще! – фыркнула Анхесенпаатон.

Если честно, то так и было, как бы ни любили родители всех своих детей, среди них всегда найдется тот, кому ласки и любви достается хоть чуть-чуть, но больше. Такой для Нефертити и впрямь была Макетатон. Просто царевна оказалась очень похожей на саму Нефертити в детстве: те же любопытные глазенки и готовность совать нос всюду, даже туда, где его могли прищемить, та же готовность самой попробовать все. Девочка помогала всем, кого только видела, хваталась за вожжи колесницы, за метелку служанки, подметавшей пол, за кисточку писца, за кувшин с водой… И вот теперь ее не стало…

В тот год был хороший паводок. Нил разлился, превратив округу в красно-коричневое озеро, над затопленными водой полями носилось множество стрекозок с прозрачными серебристо-голубыми крылышками, поджидая комаров, этих кровопийц, с ужасающей быстротой плодившихся в теплой стоячей воде. Все вокруг ликовало от плодородия и обильной жизни.

Только царица сидела в своей спальне с плотно завешенными, несмотря на жару, окнами, одним-единственным маленьким светильником, чей приглушенный свет едва выхватывал из темноты ее согбенную фигуру. Нефертити представляла, как жрецы дома мертвых вынимают внутренности из тела умершей царевны, заменяя их пропитанными содовым раствором тряпками, как складывают эти внутренности в канопы, обвивают тоненькие руки и ноги девочки повязками из тончайшего льна, пеленают ее всю… Никогда больше Макетатон не сможет пробежать по дорожке сада, сунуть свой любопытный нос во что-нибудь, вызывая смех окружающих, во дворце не будет слышен ее звонкий голосок…

Несколько раз Эхнатон подходил к спальне жены, хотелось сесть и поплакать вместе с Нефертити, но что-то останавливало фараона. Стоял молча, потом разворачивался и уходил прочь. Фараон страдал из-за отгороженности жены, которая замкнулась в страданиях, не допуская его в свое горе…

А за дверью продолжала сидеть объятая горем и очень одинокая в своей скорби царица. Ей было бы куда легче, дай муж знать, что и он скорбит по умершей дочери. Но пер-аа не было, он занят делами, для него дела важнее…

Прошли семь десятков дней траура, за время которого лицо царицы даже опухло от слез. У Нефертити, как у пер-аа, опустились уголки прекрасных губ, казалось, никогда больше радость не осветит изумительные глаза. Макетатон была всеобщей любимицей, живая и красивая девочка несла свет всем, ее видевшим. С тоской наблюдавший за дочерью Эйе понимал, что пройдет немало дней, пока Нефертити возродится, он заметил, что отношения между ней и остальными домашними дали трещинку. Пока крошечную, едва заметную, но которая в любой миг могла перерасти в огромную, разбивающую семью пропасть.

Знать бы царедворцу, что так и будет! Именно со смертью Макетатон начнется разлад в царском семействе, который приведет к непоправимым бедам.

За время траура Эхнатон всего единожды приходил в гарем, но Кийе сумела этим воспользоваться. Ее не волновала смерть царевны, зато беспокоило собственное положение. Наложница сумела выглядеть подавленной горем и сочувствующей фараону, для начала пожалеть его, по-женски прижав к груди, а уж остальное вроде получилось само собой. Уходя утром от наложницы, Эхнатон подумал, что Кийе куда более сострадательна, чем даже Нефертити. Откуда ему было знать, что это старательно разыгранная роль и в душе наложница радуется беде царицы?

Услышав, что супруг еще и посещает в гареме Кийе, Нефертити окаменела вовсе. Получилось, что, пока она оплакивает дочь, Эхнатон предается страсти с наложницей?

В Ахетатон прибыли с выражением соболезнования послы, но Эхнатон отказывался их принять, перепоручив Туту. С трудом удалось убедить фараона потратить хотя бы час своего драгоценного времени и выслушать послов. Лучше бы этого не делали! У послов Митанни осталось от этой встречи жуткое впечатление.

Послы были зачарованы видом Ахетатона, множеством великолепных храмов и дворцов, тенистыми дорожками садов, птичьим пением, тем, что птицы и животные ничуть не боятся людей, разноцветьем клумб, богатой отделкой стен и полов в любых помещениях… Да, в Ахетатоне было на что посмотреть! Митаннийцы даже пожалели, что прибыли со столь печальной миссией, не удалось хорошенько разглядеть город и побывать на его праздниках.

Зато встреча во дворце произвела на них совсем иное впечатление, заставив ужаснуться.

На троне сидел истукан, страшный в своей неподвижности и презрении к копошившимся у его ног людям. Большая, вытянутая на тонкой, худой шее голова, глаза точно две щели, из которых сверкал недобрый взгляд ящера, приглядывающегося к жертве. Кажется, он просто не видел тех, кого готов пронзить своим жалом, а потому прислушивался и принюхивался, ноздри длинного носа напряжены, раздуты. Полные губы чуть тронуты улыбкой, но эта улыбка не доставляла радости, напротив, приводила в ужас, потому что недобрая. Две глубокие складки от крыльев носа к подбородку только усиливали впечатление. Подбородок сильно вытянут, уходя в золотую царскую бороду, что только добавляло длину и без того непропорциональному лицу. От всего облика фараона веяло зловещим напряжением.